Областная газета «Актюбинский вестник»

Все новости Актобе и Актюбинской области

Поэт и гражданин

25 января исполнилось 115 лет со дня рождения актюбинского поэта Константина Деркаченко. Его имя известно всем неравнодушным к истории родного края.
Именно Константин Иванович начал в нашем городе централизованно работать с пишущими людьми, собирая их в клубе «Литературная среда» при тогдашней газете «Путь к коммунизму» (ныне «Актюбинский вестник»). Исполнительная власть эту работу поддерживала, поэтому поэты — чаще других Константин Деркаченко — выступали перед массовой аудиторией в ДК и сельских клубах, в красных уголках предприятий, в цехах и пионерских лагерях.
Родившийся в Кронштадте в семье морского офицера, расстрелянного в 1921 году, Константин Деркаченко тоже подпал под подозрение после Кронштадского мятежа. Вынужденный с раннего возраста заботиться не только о себе, но и о матери и младших сестрах, он с 18 лет работал на Петроградской судоверфи. Первая публикация датируется 1922 годом (газета «Красная газета», Петроград); печатался Деркаченко под псевдонимом А. Касимов. Немногим позже А. Касимов был избран секретарем литобъединения «Ленинградская кузница», где работал вместе с Александром Чуркиным, Константином Фединым, Ольгой Берггольц, Александром Прокофьевым. Последний, будучи оперуполномоченным полпредства ВЧК-ОГПУ, приложил руку к тому, что в 1935 году Константин Деркаченко был репрессирован и выслан с семьей в Челкар Актюбинской области.
С первых дней войны Константин Иванович работал в военно-учебном центре горвоенкомата, а в январе 1943 года ушел на фронт. Победу встретил в австрийском городе Грац. Старшиной Деркаченко уничтожен 51 фашист. Звезда Героя полагалась снайперу за 25 убитых врагов, но Константина Ивановича наградили только орденом Славы III степени…
Похоронен поэт на старом кладбище Актобе рядом с братской могилой солдат РККА, умерших от ран в местных госпиталях.[divider]

Фото из открытых интернет-источников.

Из стихотворения
«Бывшему другу»

Гармонист играет, гармоника поет,
Товарищ товарищу руки не подает.
Александр Прокофьев

Жалость сдается в архив истории,
Жалости я не хочу…
Помнишь, однажды с тобою поспорили,
Сидя плечом к плечу?
Ты терпеливо тогда выслушивал
Мой покаянный стих,
Ты упрекал меня в малодушии
И не велел грустить.
Горечью выболело пророчество
Тех незабытых дней,
Знаю: тебе вспоминать не хочется
Ни о стихе,
Ни обо мне.
Дружба покрылась остуды плесенью –
Руки друзья не дают;
Даже и ты, жизнерадостный песенник,
Дать отказался свою.
Мне за твоим не угнаться голосом,
Я говорю со дна:
Мне за четыре года волосы
Переплела седина,
И не дает, чтобы свет и радость
В стих заплела рука…
Жалость?
Такого дерьма не надо,
Я не прошу плевка!
Это не жизнь, если клячу по морде
Бьет за ударом удар.
Ты получил от Сталина орден,
Я же — выслан в Челкар…
1939 г.[divider]

Пять бетховенских

Мой пульс болезненно неровен:
То гулко бьет, то шепотом стучит…
Приди ко мне, целитель душ Бетховен,
И «Лунною сонатой» излечи.
Тебе подвластен мой недуг проклятый,
Тебе, глухому гению страстей.
С твоей бессмертной «Аппассионатой»
Переборю я тысячи смертей.
Ты врачевал мне музыкою сердце,
Включая скрипку с фортепиано в спор,
Чтоб понял, чего не понял крейцер
В твоей Девятой, страстной ля мажор…
Не опущу перед любимой взора,
Когда меня отвергнет взор ее;
Я попрошу сыграть твою «Аврору»,
Чтоб полчаса побыть еще вдвоем.
За полчаса весенних светлых звуков
Я мужество проститься с ней найду,
Пожму ее талантливую руку
И за рубеж разлуки перейду.
А если горю станет в сердце тесно,
Ты мне, Бетховен, боль заворожи,
Плесни из «Лунной» мужественным престо,
Чтоб на себя я рук не наложил…
Пусть по годам не годен я в солдаты,
Но если вновь тревога прилетит,
Патетика твоей Восьмой сонаты
Мне силы даст, чтоб снова в бой идти…
Ты был со мной то ласковым, то грозным,
Ты помогал тоску преодолеть.
И если б ты сонат таких не создал,
Мне было б очень трудно на Земле.
1963 г.[divider]

Осень на Ак-тюбе

Привычны нашей осени приметы:
С утра — туман, не жарит солнце днем,
В багряных листьях догорает лето,
Спадая вниз негаснущим огнем.
В полночный час лениво и неярко
Зарницы машут крыльями вдали.
Над тишиною городского парка
К зимовкам южным тянут журавли.
Оставив запах яблок на разъезде,
На запад убегают поезда.
И, как зерно, из колеса созвездий
Летит на землю спелая звезда.
На улицы бросая волны грома,
В спираль посадки закругляя ход,
Торопится поспеть к аэродрому
С ташкентским виноградом самолет.
Карагачи до заморозков жестких
Стоят в неувядающей листве,
А по утрам серебряные блестки
Сияют на поблекнувшей траве.
Равняясь по асфальтовым дорогам,
Домов шеренги пополняют строй,
И в эти дни заметно, как немного
Помолодел за лето город мой.
Пусть осень стелет увяданья тени,
Но смотришь вдаль, и радостно тебе,
Что город твой растет, как сад весенний,
По склонам и подножью Ак-тюбе.
1959 г.[divider]

Тридцатая весна

Уходят дни быстрее сна,
То дверью стукнув, то неслышно,
Мне – тридцать.
Но опять весна
Идет по сердцу и по крышам.
И снова ярки и остры
С моем стихе по строю строчек
Горят походные костры
И ночи кажутся короче;
Кричит незримый коростель
Пароль, изученный разведкой.
И ветер стелет нам постель
На плавни, на снега и ветки.
Воспоминанья, как ножи,
Клинками воткнутые в землю,
Мне – тридцать. Я приемлю жизнь
И каждый год весну приемлю.
Роса с травы смывает муть,
Звенят малиновки за гаем.
Весна по сердцу моему
Непобедимая шагает!
1933 г.[divider]

Родник

Расчеты с жизнью подытожа,
Свалив с плеча нелегкий труд,
Поэты умирают тоже,
Но их стихи не все умрут.
Моих останется немного –
Родник скромнее всех других.
Ты из него за ради Бога
Хотя бы струйку сбереги.
На дне безвестного оврага,
Земную разорвав кору,
К твоим ногам я тихо лягу,
Я не иссякну, не умру.
И если будет трудно очень
С тоскою справиться в груди,
К струе моих негромких строчек
Усталым сердцем припади.
Пускай тебе не станет грустно,
Когда, внимая зову строк,
Из родника большого чувства
Ты первый сделаешь глоток,
Чтобы в тебе смеялась, пела
Любви и нежности струя
И чтобы в каждой клетке тела
Жила хоть капелька — моя.
1967 г.[divider]

Исповедь

Все меня по имени, по отчеству
Очень уважительно зовут.
Мне же снова стать мальчишкой хочется
Не в воспоминаньях — наяву.
Убегать из дома незамеченным
И тайком, чтоб не узнала мать,
Сверстницу-девчушку майским вечером
Робко, неумело обнимать,
Гладить руки, гладить косы длинные,
Дерзости мальчишеской стыдясь…
А потом…
Из юноши мужчиною
Сделаться, зачем-то торопясь,
С женщиной чуть ли не вдвое старшей
Почему-то сразу близкой ставшей.
А потом…
Узнать, горя от ярости,
Что она — вот так же — и с другим!..
Как за это на пороге старости
Мы к себе по-юному строги.
Вспоминая ночи сумасшедшие,
Собственные слабости кляня,
Судим мы себя за все прошедшее
По раздумьям нынешнего дня.
И хотя от этого не легче нам,
Но, оставшись с памятью вдвоем,
Вспомним мы не ласки первой женщины,
А девчушку –
Ту, что майским вечером
Слушала признание твое…
1963 г.

Редакция «АВ» благодарит Валерия Мартыненко за подготовку этого материала.

 

Колонка "Взгляд"