Областная газета «Актюбинский вестник»

Все новости Актобе и Актюбинской области

Попутчик

Рассказ

рельсы 10_reswm

И вот наконец-то я в поезде, сижу в своем купе, интересно, кто мои попутчики? Купе пусто, до отправления осталось минут пять. Наверное, в дороге подсядут, пришла я к мысли. Переоделась, устроилась. Мое место было на верхней полке, но пока я сидела внизу — все равно никого нет. Вскоре проводник крикнул, чтобы провожающие вышли из вагона, и тут же в дверях увидела двух молодых людей, которые, поздоровавшись, стали занимать свои места. «А вот и мои попутчики», — подумала я. Парни, негромко разговаривая, обустраивались. Один, пухленький, более молчаливый и  медлительный, занял вторую полку, а другой, стройный, спокойный, но более энергичный, расположился внизу. Со знакомством я не спешила. И они, видать, тоже не горели таким желанием. Так и ехали молча шесть часов. Место подо мной оставалось свободным. Около полуночи на маленькой станции была небольшая остановка, и в вагон ввалилась компания девчат и ребят. Это были студенты, ехавшие после каникул на учебу. Место одной из девушек было в нашем купе, на нижней полке. Зайдя в купе, она сразу командным голосом выговорила: «Апашка, марш на свою верхнюю, это моя полка и я не собираюсь ее уступать». От такой наглой и хамской выходки я опешила. Наверное, мое лицо выразило  массу эмоций — удивление от ее поведения, замешательство, негодование и черт знает что еще. Я открыла рот, чтобы ответить, и увидела лицо моего второго попутчика. Он смотрел на меня спокойно, но можно было прочитать по выражению лица, что он не советует мне реагировать на этот выпад. Так и ничего не сказав, вышла из купе. Честно сказать, я эмоциональная, вспыльчивая, и любая несправедливость или дерзость, неуважение к старшим сразу вызывают ответную реакцию. Вернувшись, легла спать, благо время было позднее. Сквозь сон слышала шум в купе, играли в карты, споры, смех… Проснулась среди ночи в тишине. Прислушалась, неужели все легли спать? Посмотрела вниз, моего попутчика и той девушки в купе не было. «Ого, — подумала я, – не успели познакомиться, уже дорожный роман?» Спустилась, вышла, а вернувшись, увидела отсутствующего попутчика. Он сидел и задумчиво смотрел в окно. Увидев меня, сказал: «Вы располагайтесь на нижней полке, она больше не вернется». На мой немой вопрос ответил, что эту шумную молодежную компанию, после переговоров с проводником, объединили в одно купе. Теперь все вместе и довольны.
Для меня вообще-то нет разницы, где разместиться — на нижней или верхней полке, я комфортно могу спать везде. Но своим поступком он меня удивил, мы разговорились. В пути всегда встречаются интересные люди с необыкновенной историей, биографией. Очень люблю слушать и собирать такие рассказы…
Был уже четвертый час ночи, но мне спать не хотелось. Мой интерес к этому молодому человеку все больше возрастал. Данияру, так его звали, было около 35 лет. Довольно симпатичный, грамотно и красиво говорил на казахском языке, без всякого смешения с другим языком, к моему удивлению. Я, в основном, с ним беседу вела на русском языке и в душе ждала его вопроса или замечания типа: «Апа, почему вы не разговариваете на своем, казахском?» Не дождавшись этого вопроса, не выдержала и сама спросила, не раздражает ли его мой разговорный. Данияр спокойно ответил, что ему все равно, кто на каком языке говорит, главное, чтобы друг друга понимали. Молодой мужчина не раз еще удивлял и поражал меня своим жизненным принципом, позицией и отношением к людям, стране. Не замечая времени, я слушала его и слушала, и вдруг он рассмеялся и сказал: «А ведь я никогда ни с кем ни в дороге, ни при каких-то других обстоятельствах  не откровенничал и не рассказывал о себе. Что на меня нашло?».
Вот его рассказ о себе, да простит меня Данияр, что выношу его историю на людской суд.
— Родился я в Байганинском районе. Отец пас овец, маму не помню. Она умерла, когда старшему брату было лет пять, другому – три с половиной года, мне — полтора. И жили мы одни на точке, отец с раннего утра уходил пасти овец в степь, а мы, как брошенные щенки, оставались голодные, холодные. Вокруг не было соседей, не было ни души. Поэтому, наверное, отец вскоре после смерти мамы привел в дом другую жену и уже спокойнее отправлялся со своей отарой в степь. Наша мачеха сразу нас невзлюбила или, возможно, вообще не любила детей. Она просто не обращала на нас внимания. Работала в районе продавщицей, и с раннего утра, уходя на работу, запирала нас, братьев, в один вагончик. Он был старенький, стоял во дворе, недалеко от дома, не знаю даже, как он попал в наши пустынные места. Нам она не оставляла ни еды, ни воды, возвращалась очень поздно. Почему она нас там запирала, я не понимал тогда. Сейчас думаю, наверное, чтобы мы не баловались дома, чтобы лишний раз ей потом не прибираться, чтобы продукты не съедали.
Так продолжалось до моего тринадцатилетия. Все эти годы я мечтал о том, чтобы сбежать из дома, не видеть ни мачеху, ни отару, ни вагончика. Я как-то слышал от отца, что у мамы есть сестра, в Алма-Ате живет. И я стал мечтать о том, чтобы уехать в этот красивый большой город, наесться яблок, посмотреть на людей. И я сбежал! Сбежал, не зная ни адреса тети, ни фамилии, не зная ничего о маминых родственниках. Ехал на поезде. Сколько раз меня высаживали! Но я опять садился, побирался, воровал, клянчил у людей хлеба, а  доехал. Вот она, Алма-Ата! Но как в этом большом шумном городе найти мамину сестру, как? Я был в растерянности…
В дороге научился выживать. И в этом городе тоже выживал как волчонок. На поиск маминой сестры у меня ушло три года. Три года я жил, где попало, ел, что даст бог и то, что сам доставал, воровал, отбирал. Немытый, несытый, ни ласки, ни заботы. Так прошло три года, три года бродяжничества, воровства, озлобленности на мир, на людей, три года выживания.
Но мамину сестру я все же нашел. У нее была большая семья, своих было девятеро детей. Они жили несладко, еле сводили концы с концами. Как бы не до меня ей было. Но апа, несмотря на все, приняла  меня, пригрела и обласкала,  чему я до сих пор безмерно благодарен и низкий ей мой поклон. Отмыла, откормила, устроила в школу. Но что взять с меня? Я, привыкший к свободной, вольной жизни, жил по своему расписанию. Совершенно не ходил и не хотел ходить в школу. Гулял по городу, дрался на улицах, воровал, попадал в милицию, и жизнь моя неуклонно и стабильно катилась вниз. Юность пришлась на бурные и страшные 1990-е годы. Как один миг прошла юность, молодость шла также бурно: драки, пьянки, наркота, проститутки, с кем сегодня проснусь, не знаю, вчера с кем лег не помню, кого убили, кого побили, с кем пил — ничего не помню, все как в фильме, а я только наблюдатель, зритель.
И вот однажды утром, проснувшись после очередного кутежа, вижу рядом с собой девушку, и, как мне показалось, просыпаюсь с ней уже не в первый раз. Она спала так тихо и по-детски, а вокруг была такая тишина, что мне вдруг послышался женский голос, голос моей мамы. Я точно знал, что это ее голос,  не смогу спутать его ни с каким другим, хотя не помню мамы, ни лица ее, ни голоса, ни улыбки, но интуитивно понял: это ее голос. Она мне сказала: «Сынок, все, хватит, пора жить!».
Жить? Как? Разве это то, что меня окружает, не жизнь? Моя свобода! Мои друзья! И я задумался: к чему  иду и куда приду? Чего в этой жизни  добился и чего хочу? Я лежал и думал, думал, думал. Смотрел на девушку и смотрел в небо, которое виднелось в окне. Утро было приветливое, солнечное, и я как-то сразу решил: «Да! Надо жить! Надо все менять!»
Девушка проснулась (даже не знал ее имени) и я сразу же спросил ее, будет ли она моей женой?
Она единственная, которая уже не первый раз со мной, — вот тот критерий, почему именно ей предложил выйти замуж, другого я не знал.
Мы поженились в тот же день. И с этого дня я поменял все — свои взгляды, привычки, устои, друзей. Больше не курил, не пил, не сквернословил, пошел в вечернюю школу, потом начал свой бизнес, сначала небольшой.
Но меня всегда тянуло съездить в родные места, туда, где прошло мое горькое детство, посмотреть на дом, на вагончик.
Наконец нашел время для поездки. Ехал и волновался так, как будто шел на первое свидание с любимой. Ни свидания, ни свадьба, ни появление ребенка, признаюсь, так не волновали меня. Прошло столько лет! Отец к тому времени умер. И, приехав, обнаружил, что на месте нашего дома остался только фундамент, больше ничего, даже вагончика нет, ветер гуляет, солнце палит. И тишина… Долго я просидел на кладке фундамента и решил про себя построить здесь свой дом. С этой мыслью и уехал. Прошло некоторое время, и снова я собрался в дорогу, чтобы решить вопросы по постройке дома.
Каково было мое удивление, когда увидел на этом месте большой, красивый дом. Я стоял, обомлев, и смотрел на него, потом обошел вокруг и наконец осмелился зайти внутрь и спросить, кто же его построил.
Встретил меня радушный, доброжелательный аксакал, который тоже, как и мой отец, пас отару овец. Разговорились, пообщались, рассказал все как есть, тот, недолго думая, сказал, бери, мол, этот дом, это твой родной очаг. А зачем  мне по сути этот дом, я ведь всего лишь хотел, чтобы не погас огонь в очаге. А сейчас здесь живут хорошие люди. Так мы и расстались почти уже родственниками. До сих пор общаемся, заезжаем друг другу в гости. Аксакал, если что надо в городе, звонит мне, чтобы привез. А когда мне срочно нужен баран, еду к нему. Дом, построенный аксакалом, стоит на фундаменте, заложенным моим отцом, значит, огонь в очаге не погас, жизнь идет!
…В купе воцарилась тишина, только постукивали колеса вагона и слышно было, как посапывал друг Данияра на второй полке. Данияр рассказывал тихо и размеренно, как будто заново проживал все события, а я, отвернувшись к окну, все время его рассказа глотала слезы. Я живо представляла, как маленькие голодные дети сидели в вагончике, не видя ласки, не слыша доброго слова.  Представляла, как он три года один, голодая, замерзая, искал в большом городе мамину сестру. Слезы лились безостановочно, мне было жаль того ребенка, того мальчишку, того юношу, того, кто стал сейчас настоящим мужчиной.
Я отворачивала лицо от него, чтобы он не видел моих слез, чтобы не оскорбить, не унизить своей жалостью. Было темно, только иногда отсветы с проносившихся мимо разъездов освещали мельком  наше купе. Данияр наклонился ко мне, взял лицо в ладони и, повернув к себе, спросил: «Ты почему плачешь?».
— Мне очень-очень жаль тебя, ты в жизни не видел маминой ласки, родительской поддержки, хорошего детства.
— Не надо так. Я ведь получил хороший жизненный урок. Возможно, не испытав все это, был бы сейчас не тем, кто есть. А сейчас у меня трое детей — все сыновья, приветливая, хозяйственная жена, дом полон чаши, имею хороший бизнес, верных друзей. А вот тебя мне жалко…
От неожиданности я рассмеялась:
— Это почему же? Детство у меня было замечательное. Я обласкана мамой, папой, была четвертым ребенком в нашей семье. Не видела нужды. Училась в школе, закончила институт. У меня много друзей и две прелестные дочки. Меня незачем жалеть.
— Это все — да, хорошо, но это все уже в твоем прошлом. Но главное ведь то, что сегодня. Ты вот одна! Тебе не на кого опереться, не с кем поделиться, некому пожаловаться, нет возможности просто понежиться и покапризничать, у тебя нет рядом настоящего друга в лице мужчины!
И это сказал человек, который был младше меня, но который глубже понял мудрость жизни.

Актамак Коптлеуова

Колонка "Взгляд"