У каждого человека есть главная женщина. У кого-то их несколько. Вот как у меня, например. Мне повезло: мама, учительница, научный руководитель, наставники… О ком бы я рассказала, если б меня попросили, как мужчин-героев нашего номера (читайте 8-9 страницы). О бабушке – Александре Дорофеевне Конивец.
Родившаяся в Хобдинском районе в 1918-м в семье украинских переселенцев, она на своих плечах вынесла ХХ век в пределах одной советской республики. Плохого про колхозы бабушка никогда не говорила, но, если я плохо ела, моментально следовали воспоминания о голоде. Глядя на меня, скажем, 10-летнюю, она видела себя в этом возрасте – в 1928-м, совсем не сытом году…
Потом была война, похоронки… Бабушка никогда не жаловалась, но без слез на невзгоды других не могла смотреть. У нее было всего две дочки, но еды готовилось с избытком, потому что рядом жили вдовы с кучей детворы. Традиция готовить на весь колхоз выручала нас, когда в Каратугае, где я росла, приходящие в магазин (мы жили рядом) считали своим долгом зайти поздороваться с тетей Сашей – каждого было чем угостить.
Когда в конце 1949-го жителей Соколовки из Хобдинского района погрузили в состав и увезли в Южно-Казахстанскую область поднимать Голодную степь, трудиться пришлось еще больше, но и жизнь стала интереснее. В Ильичевском (сейчас Мактараальском) районе жилось сытно, дочки подросли, появились подруги. Слушая их имена, я понимала, какой там был интернационал, но ни разу не услышала слова осуждения в адрес какого-либо народа. Если и клеймила, то так: «Вор он был!», «Лентяйка! Что, нельзя картошки или фасоли насадить?» или «А ты не пузырек купи, а конфет детям».
Нас с сестрой она растила в большой любви и по совести. Попробовали б мы отказаться от какой-нибудь обязанности по дому или не
выполнить поручение!
День в детстве начинался под украинскую песню «З-пид каминя водя льется», а заканчивался в тот момент, когда бабушка, намаявшись по хозяйству, просила растереть ей спину или ноги обезболивающей мазью и пыталась уснуть. Просыпаясь иногда ночью, я слышала, что бабушка не спит, а пытается перебороть боль то в плече, то в ноге и тихо причитает.
И только в зрелости до меня дошло, что ее кости и суставы, вынесшие на себе мою сытость, не могли не болеть – слишком щедро по ним прошелся ХХ век.
