«АВ» продолжает публиковать цикл статей ученого, жившего и работавшего ребенком в военные годы в селе Полтавка Мартукского района.
Начало в № 5 от 17 января,
№ 7 от 24 января, № 9 от 31 января 2025 года.
![](https://avestnik.kz/wp-content/uploads/2025/01/utemisov-baktybaj-0_reswm_1.jpg)
В декабре 1943 года в нашу семью пришло еще одно испытание – умер мой дедушка Құлмағамбет. Не перенес гибели сына. С той поры, как принесли черную бумагу о смерти Утемиса, дед почти не вставал. От всего отказывался, ничего не ел, только иногда просил воды или чая. Казалось, он не хотел жить. Об уходе мечтал, как о благе, так невыносимо трудно доставался ему каждый день жизни. Перестал исполнять пятиразовый намаз, как будто утратил доверие к Аллаху. Только один раз, когда мы в доме остались вдвоем, он тихо, невнятно сказал: «Сен соқтадай болуың керек еді, бірақ бола алмадың. Біз құдайға не жаздық? Сталин да, Молотов та, біздің халық та соғысты бастаған жоқ қой. Осы соғысты бастаған жауызды Құдай ұрсын. Не істейін енді басқа?!» («Ты должен был вырасти крепышом, но не получилось. Чем мы виновны перед Аллахом? И Сталин, и Молотов, и наш народ не начинали же эту войну. Пусть Бог покарает того изверга, который начал эту войну! Что я могу сделать теперь?!»)…
![](https://avestnik.kz/wp-content/uploads/2025/02/құlmaғambet-chb_reswm.jpg)
Дома все готовились к похоронам деда. Мама, мои старшие сестры — Бибіжамал 16 лет, Ұрқия 13 лет — и несколько женщин смотрели в окно в ожидании повозки. Прибыли сани, извозчиком сидела женщина. И ни одного мужчины. Председатель колхоза, оказалось, лежал дома больной. Женщины на ватном одеяле, как на носилках, вынесли тело дедушки.
Было холодно. Стояли декабрьские трескучие морозы. Женщины вернулись с похорон измотанные, замерзшие, дрожащие от холода. Прикладывали к печке то ладони, то спины. О чем-то сожалели, вначале было говорили тихо, затем все громче. Потом я понял, что они переживали о том, что не смогли вскопать глубоко могилу. Мама сказала: «Құрып қалғыр, дүниенің бәрі қатып қалыпты. Лағынет осы соғысқа!» («Пропади пропадом, все замерзло в мире. Проклятая война!»). Она добавила, что нужно весной перезахоронить деда. Другая женщина громко запричитала: «Ой, нельзя этого делать, нельзя тревожить покойника, иначе Бог накажет!». «Разве Бог нас мало наказывает?! Пусть накажет того проклятого, который начал эту войну!», — ответила ей мама.
Наступил январь 1944 года. Зима в тот год была особо холодной. Долго длились бураны, свистели на крыше дымоходные трубы. Снег засыпал дома по крыши. Чтобы выйти на улицу, люди делали лестницу из снега, выползали, как из норы.
В зимнее время колхоз реже привлекал детей на работу, наверное потому, что они ходили в школу. Я же оставался со своей сестренкой Мариям в холодном доме. Она была моим единственным утешением, всегда игривая, голосистая. Только без единой игрушки. Сейчас трудно представить ребенка, не заваленного игрушками. А моя Мариям сама себе находила забавы. В зернах проса отыскивала разного цвета шарики, катала их в гладкой чугунной сковородке и приговаривала: «Вот красная лошадь догоняет черную, вот белая догоняет красную». Возможно, о лошадях она слышала от отца табунщика Утемиса. Мариям строила из подушек, одеял, тулупов дом и говорила: «Бұл менің үйім, мен бестемін, мен Маямын, мен қоянмын» («Это мой дом, мне пять лет, я – Мая, я – заяц»). Мариям родилась в год Зайца (1939-й) и знала об этом. В то время восточное летоисчисление еще бытовало у казахов.
И вдруг Мариям заболела. Сразу же тяжело, вся горячая, лицо стало лилово-красным, начала задыхаться. Мама не знала, что делать, куда бежать. Раньше был фельдшер, один на три аула, но он ушел на войну. На улице бушевал буран, дороги были завалены сугробами. Пробиться в районный центр, в Мартук, за 50 километров не было ни малейшей возможности. На второй день Мариям начала бредить, у нее заплетался язык. Поздно вечером она умерла.
С того года прошло 80 лет. Но до сих пор трудно описать тот удар, который вверг нашу семью во мрак, черный траур. Во всей солнечной системе одно Солнце, которое светит на всю планету Земля. Но у каждой семьи бывает и свое солнышко. Когда исчезает это солнышко, семью охватывает беспросветный мрак. Погасло наше солнышко. Умерла 5-летняя девочка, не увидев ни одной нормальной игрушки. Унесла ее война.
Страдание нашей матери описать невозможно. Мариям осталась не на кладбище родного поселка Полтавка, а возле Амангельды. Житель этого аула, находившийся в то время в нашем селе, сказал, что у них есть несколько стариков и мужчины, вернувшиеся с фронта инвалидами, они помогут похоронить ребенка.
Вернулись мама, сестры и другие женщины. Мама все время молчала. Иногда что-то отрывочно говорила. Сказала, что мужчины помогли, хоть и старики, инвалиды без руки, без ноги, но помогли с этой замерзшей землей. В том ауле она услышала, что заболевание нашей Мариям называется «ангина». Оказывается, хватило бы одной таблетки, чтобы снять жар, одного укола. Но кто мог дать нам это лекарство, кто мог сделать укол? «Был бы отец, – говорила мама, – он пробился бы хоть верхом на лошади с дочкой в райцентр. Проклятая война! Кто начал эту войну? Немец? Чего ему не хватает? Земли? Чтоб он подавился этой землей раньше времени!».
Да, война всех выбивает из колеи.
Мама потихоньку собирала вещи Мариям в одну холщовую торбу, сказала, что положит их в укромное место. Чем чаще мы будем видеть ее вещи, тем больше у нас будет слез.
Теперь я не оставался дома один. Ходил на работу с сестрами. Старшей помогал выдергивать крюком сено из скирды. Вместе со второй помогал топить печь в телятнике, подносил хворост, рубил топором сухие ветки коряги.
Весной подключили нас, детей, к уже знакомой колхозной работе – посадке картофеля. Потом мальчики работали на сенокосе, из скошенного сена складывал копны. При виде бабочек, кузнечиков, ящериц, сусликов всплывал перед глазами веселый облик сестренки Мариям. Она стояла перед моими глазами все лето.
Известный казахский поэт Сырбай Мауленов, лично переживший все ужасы жестокой войны, писал:
«Есімде, бес әріп сөз
«Жеңіс» деген,
У барма сол сөз үшін
мен ішпеген!»
(«В памяти слово из пяти букв: «Жеңіс»,
Есть ли яд, который я не испил
ради этого слова!»).
Да, труженики тыла сполна испили горький яд кровавой войны. Считаю, что не все народы бывшего Советского Союза и государства СНГ достойно отмечают заслуги тружеников тыла. Ведь они прямые наследники участников Великой Отечественной, спасших нашу страну и народ.
Предлагаю тем, от кого зависит воплощение этих идей в жизнь, вывести тружеников тыла в отдельную категорию ветеранов с формированием для них советов областного, городских, районных уровней. До последнего труженика тыла должны оказываться заслуженные ими почести.
Предлагаю также в наших городах и селах воздвигать памятники «Матери и дети Великой Отечественной войны». В Казахстане утвержден статус «Труженики тыла». Но это самая малая из всех наград, которые они заслуживают.
Время неумолимо, скоро труженики тыла тоже станут последними носителями истины о самой трагичной странице XX века. Поможем же достойно пройти путь до конца тем, кому довелось выжить.
Продолжение в следующих номерах «АВ»