(Продолжение. Начало в № 5
от 17.01. с.г., продолжение в №№7,
9, 11 от 24.01, 31.01, 7.02 с.г.)
Для меня стало традицией на летних каникулах трудиться в колхозе, в котором самыми важными видами работ были заготовка сена и уборка урожая.
В начале июня 1944 года председатель колхоза Федор Кулибаба передал через моего брата Мухита, чтобы я вышел на уборку сена с двумя ребятами – Миколаем и Степой. Он сказал: «Как только начнут косить сено, приедет к ним водовозчик Петя и расскажет, где и как делать скирды». Мухит, который работал на сенокосилке, заметил, что мы будем жить на полевом стане, приезжать домой далеко и долго на арбе.
На полевой стан выехали утром большой толпой.
Полевой стан – несколько шалашей, покрытых зеленой травой, длинный обеденный стол со скамейками, земляной ошақ (печь) с большим котлом – находился в семи километрах от центра поселка. Вдали мы увидели пруд, заросший камышом. На его берегу был старательно сооружен астау (поилка для скота).
Поскольку мы приехали в обеденное время, повариха Тося поставила на стол большую чашку с перловой кашей и каждому по кружке айрана (кислого молока). Помню, мы все ели деревянными ложками.
В шалашах никаких кроватей, полы были застланы свежей травой. Постелью служила каждому своя одежда. Тогда все это для нас было вполне нормально. Это сегодня у каждого своя кровать и чистая постель. Тогда для нас подушкой служила шапка, которую носили все, даже в жару. Все лето ходили под палящим солнцем, и ни у кого не было солнечного удара. Эта скудность в те годы военного лихолетья воспринималась нами как само собой разумеющееся. Ночью нас атаковали комары, и это воспринимали как неизбежное и, может, от усталости проваливались в сон. О нашествии мошкары можно было судить утром по нашим опухшим лицам в сплошных красных волдырях.
На второй день втроем с Миколой и Степой начали складывать копны. Через два дня подъехал тот самый Петя-водовозчик. Когда он сидел на повозке, казался пожилым человеком. Но когда слез с телеги и направился в нашу сторону, оказался стройным, высокого роста. Правый рукав его старого пиджака был пустым. Позже мы узнали, что его зовут Петро Карпенко.
Подойдя поближе, громко заговорил: «Ну, хлопцы молодые, бедные, как вы, не устали? Вам бы сейчас отдыхать, играть, каникулы же. Но молодцы, вы наделали много копен, хватает на одну скирду с гаком. Но от работы никогда нет вреда, только польза. Вы зарабатываете, будет помощь вашему дому и колхозу».
Петро сказал, что его послал Федор (председатель колхоза), чтобы помочь нам делать скирды. Вначале он показал места, где они должны быть. С нашей помощью забил колышки, определяющие длину и ширину скирды. Дальше показал место для второй. Долго объяснял, какой высоты и какой должна быть верхушка, чтобы вода не уходила внутрь сена, связка, чтобы скирда не развалилась. Напоминал нам, как кладут кирпичи, когда строят дома, два кирпича связывают сверху третьим. Затем Петро показал, как верно располагать скирды: «По длине – откуда выходит солнце (т. е. на юго-запад). Это линия всегдашних ветров в нашем крае».
Петра мы слушали внимательно, об этой работе имели представление, видели, как их собирают, сами принимали участие. От Петра у нас осталось очень доброе впечатление. Никаких нотаций. Для нас это означало одно – у взрослых нет сомнений, что мы что-то сделаем не так.
Наша бригада скирдовщиков продолжала работать молча, с соблюдением всех правил. В тот день мы не поехали на обед на полевой стан, потому что водовозчик напоил быков вдоволь, мы их приставили к копне. Сами же сели в тени самой большой из них, каждый вытащил из своей дорбы хлеб: Микола и Степа – нарезки из украинского каравая, я – казахский таба нан, запивали водой из бидона.
Сегодня три мальчика, усевшись вместе, не смогли бы сидеть без разговора. А мы молчали, потому что любой разговор склонялся к одной теме – к войне. Так и произошло. В нашей тихой беседе Микола сказал, что его старший брат на войне, жив, пишет письма. Степа признался, что мало помнит отца, только по рассказу мамы знает, что он погиб на фронте в самом начале под Можайском.
Медленно, как старики, поднимались с мест, чтобы свои тяжелые думы заглушить работой. Бодрыми выглядели только наши быки, которые вдоволь напились воды и на-
елись свежего сена прямо из копны.
Мы работали слаженно, вскоре стала вырисовываться первая скирда. Затем приехал председатель на новой телеге, запряженной упитанной, резвой лошадью. Нам, привыкшим постоянно работать с быками, эта картина представилась шагом в грядущее благополучие.
«Ну как, стахановцы, идет работа? – громко приветствовал он нас. – Вы молодцы, хорошо складываете стога. Кто из вас бригадир, ты, Бахти?» (он не первый раз недоговаривал мое имя «Бактыбай». Не знаю, то ли не мог произнести или же слово «бай» не было популярным в то время в нашем государстве).
Я сказал: «Бригадир наш – это Петр Карпенко». «А-а, вот как, я его сегодня обрадую, что вы его признали».
Председатель, собираясь уезжать, задал нам как бы для засыпки вопрос: «Каким должен быть верх скирды?». Я ответил: «Как чердак дома, чтобы дождевая вода не проникла внутрь, а стекала по бокам». «Молодцы, знаете, вот так и работайте. Будете хорошо работать – будет дружба!».
«Доброе слово – половина блага», гласит народная мудрость. Справедливая оценка нашей работы вселила в нас больше уверенности и усилила чувство гордости от того, что мы не слабее взрослых.
К слову, слаженности работы нашей тройки скирдовщиков способствовала не только оценка, но и умение. Микола и Степа подвозили на арбе сено бесперебойно, ловко подавали мне наверх. С каждой арбой скирда росла. Здесь можно было бы не говорить о квалификации, работали нормально, ну и ладно. Но когда говорят о квалификации, то имеют в виду опытных, маститых работников, а нам было всего 10-13 лет. И еще. Мы сами себя не ощущали мальчиками, не стремились подражать взрослым, мы уже были ими.
Если немного пофантазировать и прокрутить ленту жизни на много лет назад, то современный человек, увидев этих работающих мальчиков сегодня, сказал бы, что это молодые старики.
Вместе с нашей дружной тройкой, признанной в Полтавке мастерами скирдования, мы продолжили работу и летом 1945 года, первом после войны.
Особенным был мой приход на эту же работу летом 1946 года. В конце мая того года меня охватила грусть из-за того, что моя первая учительница Евдокия Яковлевна попрощалась с нашим классом (Более подробно я об этом напишу далее). Отдушиной в те грустные дни для меня могла быть только работа.
Я направился к Федору, ставшему для меня больше наставником, чем председателем. Он сидел в окружении незнакомых мне мужчин, большинство которых были в поношенной военной форме. Председатель показал на меня и с гордостью заметил: «Скирдовщик. Умеет работать. Не раз уже скирдовал. Трудяга». «Значит, труженик, тыловик», – добавили другие мужчины.
«Да. К несчастью, его отец погиб на войне, теперь он работает за отца и за себя. Он еще учится в школе, но все каникулы работает у нас на сеноуборке». Продолжая разговор дальше, Федор Кулибаба сказал: «Только приходи первого июня, с начала сенокоса. Двое парней, твои друзья-напарники, уже приходили, будете втроем, как всегда. Бригадира вы знаете. Задание вам, скирдовщикам: за три месяца до сентября сделать три скирды. Если все сделаете как всегда, и оплата будет как всегда». Это для меня была как путевка в мою родную стихию. Пришло успокоение, смягчилась грусть.
Сейчас вспоминаю, что ни председатель, ни другие не делали никаких скидок на наш возраст. Никто не назвал нас мальчиками, но парнями, хотя мне и тем моим двоим друзьям, скирдовщикам, было всего 10 лет. Видимо, все привыкают, что в войну не бывает детства, в войну все дети быстро взрослеют.
Навыки работы, обретенные мною в детстве, проведенном в Полтавке, послужили мне благом на многие последующие годы.
А ведь основа этого была заложена нашей неразлучной полтавской тройкой скирдовщиков. Мы не забыли друг друга: встречались в конце 80-х годов прошлого века. Микола проживал в Украине, Степа приехал на встречу из Белоруссии. Оба, окончив вузы, стали первоклассными техническими специалистами. Встречи с ними были для меня самыми радостными в жизни. Вспоминали многое. В том числе то, как в течение пяти лет, с 1944 по 1948 год, в степях Полтавки втроем оттачивали свои трудовые навыки, удостоились звания мастеров. Питаясь на полевом стане перловой, пшенной и соевой кашей, стали в подлинном смысле этого слова однокашниками.
Первые два года из этих пяти лет пришлись на хмурые военные годы (1944-1945 гг.). Больше всего мы вспоминали, как восприняли Победу в 1945 году. Но об этом в следующей статье.
Продолжение
в следующих номерах «АВ»
