Областная газета «Актюбинский вестник»

Все новости Актобе и Актюбинской области

Человек, который не мельчал

Сорок дней, как не стало писателя Сабита Кинеева,

верного друга и постоянного автора нашей газеты. Отдавая

дань памяти Сабиту Айдаровичу, мы подготовили специальный выпуск «Литклуба», чтобы еще раз напомнить о много-

гранности его таланта и высоких человеческих качествах.

 

Сабиту

Доброе сердце,

Светлое сердце,

Нежное сердце,

В то, что не бьешься ты

Просто не верится.

Как же теперь мы?

Без комплиментов…

Без добрых приветов…

Без сантиментов…

Как же так ты?

Может, ошибка?

Может, неправда?

Все пересилить

Старался отважно.

Лежа вальяжно,

Нам обещал…

Слово впервые

Ты не сдержал!

Райской наградой

Будешь ты встречен,

Там, где дух вечен…

Мы не прощались,

Радуясь встрече.

Верим, без боли

Там тебе легче.

В вечном покое

Царства небесного.

Вечного рая,

Друг благородный,

Тебе мы желаем.

С нами ты – знаешь…

Мы там — с тобою…

Не плачем, не плачем. Пока.

Сестры твои: Малика, Акзипа.

Акзипа Ситдыкова

 

Воссоздал образ эталона нации

 

Незадолго до ухода из жизни Сабита Кинеева в кыргызстанской общественно-политической газете «Кыргыз Туусу» появилась статья профессора Тилектеша Ишемкулова, посвященная повести актюбинского писателя «Великолепный Суйменкул». Предлагаем ее вниманию нашего читателя.

Казахстанский ежемесячный литературно-художественный и общественно-политический журнал «Нива» в апрельском номере 2012 года опубликовал повесть казахского писателя Сабита Кинеева «Великолепный Суйменкул». Как видно уже из названия, произведение посвящено выдающемуся сыну нашего народа Суйменкулу Чокморову, его жизненному пути, суровой судьбе и многогранному таланту.

Если принять во внимание, что журнал, который выходит с 1990 года тиражом в 1000 экземпляров, хорошо знаком не только казахстанским читателям, но и любителям литературы из братских республик СНГ, то можно быть уверенным, что с интересным образом нашего знаменитого земляка, его трагической судьбой познакомились многие.

Есть необходимость уделить внимание автору повести. Сабит Айдар-улы Кинеев – известный казахский писатель, литературный критик, исследователь и переводчик. Неутомимый труженик, он много пишет и активно печатается. В 90-х годах вышли в свет его книги «Песня», «21 рассказ казахских писателей ХХ века», «Песнь номада», «Бригада», «Отверженные», «Сны и бессонницы». В 2012 году завершены повести «Вознесение Ду Фу» и «Суйменкул». Также Кинеевым написана повесть еще об одном нашем земляке с загадочной и сложной судьбой Досойе Кадырове («Французский партизан»). Книга повествует о том, как он в годы Великой Отечественной войны попал в плен к немцам, бежал из плена, во Франции участвовал во французском движении сопротивления в партизанском отряде «Маки» и проявил себя храбрым борцом с фашизмом.

Как поведал мне автор, повесть очень заинтересовала посла Франции в Астане, который выразил желание прочесть ее на родном языке.

Кинеев – автор литературных статей о казахской, русской, французской и китайской поэзии, переводов. Его произведения вышли в свет на русском, немецком, китайском и французском языках. Особо надо отметить, что он, в полном смысле этого слова, истинный друг кыргызского народа, полюбивший его историю, литературу, искусство, песни и кюи всем своим чутким сердцем и светлой душой. Сабит Айдарулы хорошо знает и высоко оценивает произведения Ч. Айтматова, Т. Садыкбекова, М. Касымбекова, Б. Жакиева, кинокартины Т. Океева, Б. Жамишева, М. Убукеева, Г. Базарова.

Грустно признавать, что автора с некоторых пор изнуряет тяжелая болезнь, которая потребовала нескольких операций и непрерывного медикаментозного и стационарного лечения. Именно в связи с этим откладывается презентация книги о Суйменкуле, запланированная в Государственной библиотеке, организованная известным общественным деятелем, генералом, сватом Суйменкула шейхом Кенешбеком Оразалиевым.

Невозможно в двух-трех словах описать своеобразный жанр повести. Одновременно это документально-описательное, художественно-публицистическое, научно-исследовательское произведение высокого мастерства. Самое основное — автор новыми историческими фактами и свидетельствами, яркими примерами, бытовыми реалиями и противоречиями раскрыл неповторимый образ Суйменкула Чокморова. Повесть мгновенной вспышкой озаряет очень короткую, но полнокровную, осмысленную творчеством, насыщенную борьбой суровую жизнь, создав жизненно правдивый и эпическо-былинный образ. Автор внес огромный вклад в литературу и обогатил национальную культуру Кыргызстана своей книгой о Суйменкуле – любимце нации. Богатый яркий язык произведения, написанного на русском языке, легко воспринимается. Книга захватывает читателя и прочитывается на одном дыхании. В повести — дружелюбие, милосердие и щедрость нашего народа, завораживающая первозданность природы. Воссозданы яркие образы, присутствуют удивительные сравнения и анализ увиденного. Кроме своего главного героя Суйменкула Чокморова Сабит Кинеев ввел в книгу образы Ч. Айтматова, Т. Сыдыкбекова, Ж. Мамытова, Т. Океева,

Б. Жакиева, Б. Шамшиева, Б. Минжилкиева и других известных личностей Кыргызстана. Вместе с ними описаны супруга Суйменкула, верный соратник и коллега Салима, сын Бактыгул, сват К. Оразалиев, известный журналист, полковник Ж. Бузурманкулов и автор этих строк.

У читателя перед глазами воссоздается образ дорогого сына народа, великолепного Суйменкула, ставшего эталоном нации. У Кыргызстана лицо Чокморова – таково искреннее мнение народа. Его стремление к новым достижениям, бесстрастное противостояние смерти, страстная жертвенность, умение преодолевать временные отступления, жизнь, полная не только превратностей, но и радостей и побед, справедливо являют его примером не только юному поколению, но и многим читателям старшего возраста. Сегодня Отчизна Суйменкула ищет пути процветания и развития. Общественные деятели, бизнесмены и политики — разве не идут они благородным путем патриотов, каким был великолепный Суйменкул?

Суйменкул – истинный, верный интернационалист, поэтому легко находил путь к сердцам представителей разных народов, к дружбе с ними. Чокморов – высокая вершина кыргызской культуры.

Сабит Кинеев в Астане не раз связывался со мной, он мечтал увидеть свою книгу на языке своего героя. Под одной обложкой «Суйменкул» и «Французский партизан» придут к читателям. Они будут переведены на кыргызский язык, но, к сожалению, источники финансирования этих работ пока еще ищутся.

Мы искренне желаем известному писателю скорейшего выздоровления.

Тилектеш ИШЕМКУЛОВ,

профессор Бишкекского

государственного университета

(«Кыргыз Туусу»,

19 октября 2012 года).

Перевод Акзипы СИТДЫКОВОЙ

 

Художник

с серыми глазами

 

С Сабитом Айдаровичем Кинеевым я познакомилась в 1985 году. В то время я жила и работала в городе Октябрьске (ныне Кандыагаш). Город готовился к празднованию 40-летия Победы советского народа в Великой Отечественной войне. Я в ту пору работала директором Октябрьского районного Дома пионеров, и для оформления актового зала по тематике военных лет мне требовался художник-оформитель. Мой муж – сотрудник местного РОВД — сказал, что у них в спецкомендатуре находится отличный художник, из политзаключенных. В один из дней в Дом пионеров милиционер привел худощавого молодого человека с проницательными серыми глазами за толстыми стеклами очков. «Сабит», – сказал молодой человек и крепко пожал мою руку. В течение месяца наш новый знакомый не только оформил актовый зал, но и превратил шесть кружковых комнат в произведение искусства. Имея за плечами Алма-Атинский кинотехникум, Сабит Айдарович внес в нашу жизнь много столичной новизны. Он был малоразговорчив, но внимательно слушал и делал значительные, емкие комментарии. День Победы мы встречали в грамотно и содержательно оформленном здании: как известно, в то время большое значение придавалось военно-патриотическому воспитанию детей. А Сабит Айдарович с той поры стал вести изокружок. Мы подружились, несмотря на его особенное положение – человек отбывал срок. Затем наш художник куда-то уехал, и мы более 10 лет не виделись.

Вновь встретились в 1999 году в Актобе. После автокатастрофы я осталась прикованной к инвалидной коляске и переехала в областной центр, занялась общественной работой. Вела телевизионные передачи на тему «Сила духа». Однажды в моей квартире раздался звонок. Мужской голос спросил: «Можно ли прийти к вам в гости?». Я пригласила человека домой, так как у меня не было офиса и вся работа «кипела» в квартире. Вечером пришел смущенный, интеллигентный, до боли знакомый мужчина с серыми глазами. Он долго смотрел на меня и с придыханием обратился: «Куралай». Я с радостью узнала в нем давнего знакомого, художника-оформителя из Октябрьска!

Мы много говорили о том, как сложилась наша жизнь в этот промежуток времени. Сабит Айдарович очень сокрушался, глядя на мои безжизненные ноги. Он сказал, что никогда не забывал ту активную и жизнелюбивую «директрису», которая была одним из добрых и внимательных собеседников в тяжелое для него время. Сам Сабит Айдарович уже работал советником акима города Актобе.

Кинеев не просто поддерживал и понимал людей с ограниченными возможностями, он активно включался во все процессы, происходящие в городе и области, когда речь шла об инвалидах. Формировал правильное и нужное мнение в городском акимате, если дело касалось судьбы человека, прикованного к инвалидной коляске, либо имеющего другие стойкие нарушения здоровья. Сабит Айдарович был для многих другом, старшим братом. Он был чиновником с человеческим лицом. Не мельчал, находясь рядом с руководством огромного мегаполиса, не терял чувства сострадания, сочувствия. Всегда находил время, чтобы поговорить с ребенком-сиротой, обиженным или огорченным старцем. Ездил с инвалидами-автомобилистами в автопробеги, был активным участником всех социально значимых мероприятий. Государственного чиновника мы представляем именно таким – мудрым, понимающим и умеющим принимать решения в пользу простого человека.

Куралай БАЙМЕНОВА

 

 

 

Хромой Абен

 

Сабит Кинеев

 

Рассказ

 

Это короткая история.

Это довольно короткая история.

И если повторяюсь в ее изложении — отнюдь не из-за кратости, но согласуясь с ее канвой, ибо следует подчеркнуть в ней самое важное, что случилось в жизни Абена.

А была она недолгой.

Короткой оказалась жизнь Абена.

* * *

Покажется она иным надуманно-трогательной.

Но это подлинная маленькая история из жизни укрепления Верного, как называли мой прекрасный город Алматы более полувека назад.

Бывший некогда искусным кузнецом, девяностолетний аксакал Демеу поведал мне эту историю, и мне захотелось, чтобы ее услышали как можно больше людей.

* * *

Нескладная выпала Абену судьба, неладная. И детство было безрадостное, и отрочество трудное. А когда исполнилось ему двадцать лет, укоротили ему ногу, и он охромел.

* * *

Отец, когда Абен еще бегал все лето босиком и не отучился ковыряться пальцем в носу, не поладил из-за жены с похотливым соседом и пырнул его, для острастки, ножом.

Сосед отлежался.

Отца сослали.

Здоровьем отец не отличался и до конца этапа не выдержал. Похоронили его где-то в Сибири, на обочине ухабистой печальной дороги.

Так спутники его, через восемь лет, по возвращении из каторги, рассказывали.

* * *

Мать настаивала и настояла, чтобы Абен обучился сапожному мастерству у известного на весь город Сабыр-аги. Но тот научил его паре молитв и гонял исключительно по домашним делам.

Никаких навыков не получил Абен у недобросовестного умельца в течение полугода и, пораскинув мозгами, ушел от него.

Устраивался затем работать Абен где ему хотелось, и никогда Абену не отказывали из-за его старательности, а также потому, что был он необыкновенно силен.

Но при каждом расчете убеждался Абен — как же бесстыдно обсчитывают повсюду батраков, уповая на их безграмотность и бесправие.

Обладая большой силой и бесстрашием, Абен мог потребовать ему положенное, но преобладающее большинство таких, как он, работяг, за свой труд должного не получали.

И когда обращались обманутые к Абену за помощью, и шел он к плутоватым нанимателям разбираться, при одном только появлении решительного Абена они рассчитывались с обманутыми как полагается, и тех, за кого хоть однажды заступился Абен, больше никогда не обманывали.

* * *

Тяжелая работа закалила Абена.

Стал Абен крепок в кости и жилист, как железный карагач.

Был Абен широк в плечах, ростом высок, в работе неутомим.

При этом имел Абен доброе, отзывчивое сердце.

Лишь хромота терзала сердце Абена.

* * *

Порой Абен был вынужден силком гасить в себе расположение к людям из-за того, что молчали взрослые, когда кричали ему вслед их дурно воспитанные дети: «Хромец!.. Хромец!..»

Были среди знакомых Абена и такие, кто в глаза самодовольно бахвалился равноценными конечностями — двумя ногами: «Вот, напился, и ноги не держат… Ты счастливчик, Абен, всегда хромаешь только на одну ногу».

Видывал он пьяных. Нередко и многих. Что служило для Абена предостережением. Потому не пил Абен никогда ни водки, ни вина, а людей, выпивших много и потому способных на

необдуманные поступки, старался избегать.

* * *

Абен всячески избегал и воскресных питейных сборищ.

В будние дни мужики собирались пообщаться накоротке и в скорых беседах затрагивались ими дела исключительно важные, хозяйственные.

В выходные дни все и начиналось одинаково и завершалось привычной, повторяющейся картиной.

После обсуждения стоимости и качества бутыля водки в разных концах города и в различных лавках, посылали двоих очередников с корзиной в одну из них. Затем, выпивая, сидели под развесистым ореховым деревом в кругу и лупцевались в карты до самого вечера.

С закатом собирались жены и растаскивали кормильцев по домам, кого волоком, кого на себе.

Противно было Абену смотреть на отцов семейств, уподобившихся скотине, хрюкающих, блеющих и мычащих. Иные из них не держались и на четвереньках.

Грешным делом представил Абен себя на трех конечностях и сплюнул от мерзости. Руки наложит на себя, нежели дозволит такой позор.

* * *

Когда грубо напоминали Абену о его хромоте, болели у него челюсти от сильно сжатых зубов, сводило скулы от судороги, так он сдерживал себя, чтобы простить людям их глупости. Наблюдая за ними внимательно, заметил Абен, что в их взаимоотношениях слишком часто нет места взаимопониманию, состраданиям, чуткости — многие считали их излишними, и потому, полагал Абен, жизнь людей не становилась совершенней.

Люди, отличая хромоту Абена, не замечали его обходительности и чуткости. Так будет и он, решил однажды Абен, резок и груб с теми, кто ограничен в своем самодовольстве. Не до того, конечно, чтобы бить глупцов из-за пошлых их шуток, хотя по силам ему согнуть в рог на колене любого излишне шустрого остряка. Он до этого никогда не снизойдет.

Пусть его самозащитой будет скрытность — надежная броня для чувствительного человека от навязчивой глупости.

* * *

Был силен Абен. Об этом можно повторять не однажды.

Силе его рук завидовали мясники и убойщики скота. А размах его плеч приводил в восхитительный трепет всех кузнецов и грузчиков Верного.

Соседи говаривали, что Абен весь в деда, валившего быков с ног за рога и носившего на спор на плечах жеребца-трехлетку.

* * *

Была у Капаса, Абенова друга, сестренка, лопотунья, едва научившаяся ходить веселушка. Полтора годика исполнилось ей.

Глядя на нее, тяжко сожалел Абен, что нет у него своей сестры: «И почему отец не подарил нам с матерью девочку?»

От болтливого соседа рано узнал Абен о том, как появляются на свет дети. И не был обескуражен этим. У Абена была удивительная способность спокойно воспринимать самые неожиданные открытия.

А сосед, уходя на заработки на шахты Караганды, увел с собой соблазненную им Абенову мать.

Терзала Абена обида за быстро забытого матерью отца, и потому утратилась в нем вера в семью, как в крепкое единение преданных друг другу людей. Тогда и решил сгоряча Абен, что не будет никогда иметь своей семьи, никогда и ни на ком не женится.

Не ведал и не думал Абен, что ждет его в скором будущем.

* * *

Начала отсыхать у Абена нога, что так мучила его последние годы.

Сизоносый лекарь солдатского госпиталя, убедив Абена, что сохранит ему этим жизнь, укоротил ему ногу по щиколотку за штоф водки.

* * *

Жизнь удивительна в ее превратностях.

Едва встал на хромую ногу Абен и начал ходить самостоятельно — влюбился без памяти в единственную дочку соседки, вдовы Дариги.

Не особенно приглядывался он раньше к Сауле, пигалицей считал, угловатым подростком видел. А тут за какие-то год-два превратилась она в красавицу-невесту.

Как оказалось — его невесту.

Как-то, краснея и смущаясь, шепнула Сауле Абену через дувал — глинобитный забор: «Абен, завтра сватать меня придут. Откажу. Приходи ты свататься, не то уведут меня у тебя из-под самого носа».

Огорошенный Абен побежал к себе домой и так выплясывал в убогой своей мазанке, что до сих пор сохранились в земляном полу нынешних развалин глубокие вмятины от его подбитой на конце чугуном самодельной культяпки.

* * *

Убедительно отвадив соперника, заслал Абен к Дариге сватов сам, своих друзей, братьев кузнецов Ералы и Нуралы.

Получив согласие у вдовы, Абен начал готовиться к свадьбе.

Подрабатывал он и у кузнецов подмастерьем, и грузчиком в двух соседних лавках. Тут и там успевал, собирая деньги к свадьбе и для будущей семейной жизни впрок.

Не знал Абен в эти дни устали и, как говорили все его друзья, весь светился от радости.

* * *

Был Абен полон ожиданий от жизни необычных для него радостей, чего она не давала ему никогда: отзывчивую жену и друга для умиротворительных бесед, а значит подлинного, какого прежде не было дано, покоя после работы, со временем детей, которых он всегда любил, да желательно поболее — и по понятиям Абена все это в основном и составляло огромное человеческое счастье.

Будет он, взяв их всех бережно в охапку, и детей, и Сауле, носить по двору часами.

Выроет во дворе большой бассейн, какой видел у купца Халиуллина.

Разведет в бассейне и для детских забав, и для хозяйства зеркальных карпов с сазанами.

Яблонь понасажает не только во дворе, но и за дувалом, вдоль арыка, а вместе с ними вперемежку слив и абрикосов…

* * *

Но пока была зима, и пошла Сауле за водой на речку.

Морозная зима была.

У берегов речка сильно замерзла.

Нет бы у берега, в проруби, воды набрать — Сауле направилась к полынье, где дно каменистее и вода чище. Но лед там тонок, подмыт снизу бурным течением.

Стояли у реки три заболтавшиеся кумушки. Только и видели они две взмахнувшие, будто крылья, руки, да ведра остались лежать на льду сиротливо.

Свидетели несчастья шелохнуться не успели — исчезла Сауле подо льдом.

Показалась она из-под ледяного покрова реки лишь через полверсты.

Когда принесли весть о горе Дариге и Абену, они долго смотрели друг на друга с тягчайшим недоумением.

Они не поверили горестной вести и долго не верили никому, покуда не увидели бездыханную Сауле своими глазами.

* * *

Как часто бывает в горе у людей, нашлись сочувствующие и доброхоты у Дариги.

А у Абена их не оказалось.

Соседки стали уверять подругу, что только Абен стал причиной беды. Несчастлив он от роду, говорили они, и не быть ему по-человечески счастливым, кого коснется его судьба — того коснется его несчастье. Понапрасну, ох, понапрасну ты разрешила своевольничать дочери, Дарига. Сколько женихов завидных было, а загубили вы с Абеном, сами того не желая, юную душу.

* * *

В суматохе похорон да семидневной тризны не могла поговорить с Абеном, высказать неожиданно возникшие обиды Дарига.

Все эти дни Абен был рядом, но при этом постоянно занят. То дрова рубил, то воду в огромные казаны таскал, то во дворе прибирался.

Не час и не два понадобились бы Дариге, чтобы выговорить Абену всю ее накопившуюся горечь.

С гибелью единственной дочери рухнули все ее несложные планы на жизнь, и не мила она ей стала вовсе.

А Абен вскоре куда-то пропал.

Не стало его видно. Никто и нигде его в городе не встречал.

* * *

Догадалась Дарига через пару недель заглянуть в хижину Абена — лежит он на топчане. Глаза ввалились, иссох весь. В потолок почти незрячими глазами смотрит, уже без сознания был.

Насилу в чувство привела Дарига беспамятного. Понемногу откормила.

Поняла она тогда, что горе Абена было не меньшим, чем ее, и стал он с тех пор ей родным как сын. А Абен, со своей стороны, стал заботиться о пожилой вдове как о своей матери.

* * *

Несовершенства жизни были слишком очевидны, и Абена не удовлетворяли проповеди о любви к абстрактному ближнему, когда злые дети при попустительстве черствых родителей кричали ему вслед: «Хромец! Хромец!».

Абен глупость человеческую терпеть был вынужден и продолжал привечать детей безвредных. И без памяти полюбил сестренку своего друга.

* * *

Перед человеком открылся новый мир. В котором он нуждался. Мир детский, невинный и чистый.

Едва научившаяся ходить, сестренка друга Абена, Капаса была смешной лопотуньей.

Абен упрашивал Капаса брать ее с собой повсюду, куда ходили они вместе в свободное время.

Абен малышку боготворил.

* * *

Апырай!..

Не много ли невинных судеб для одной короткой истории и своенравной речки?

Но в доподлинности событий меня уверял старожил-рассказчик, бывший кузнец девяностолетний Демеу. А горная река унесла немало жизней и до этой истории, и потом. Чуть не унесла она и неосторожную малышку.

Побежала, любопытная, к черной полынье, такой загадочной и близкой. Мало ли что может заинтересовать только начавшего ходить человечка?

Абен с Капасом в это время попросту заговорились.

* * *

У самой полыньи догнал крохотную беглянку Абен и бережно оттолкнул ее по льду подальше.

Сам тоже к берегу шагнул. И пробил, случай ли, судьба ли, культяпкой льдину.

Провалился Абен одной ногой — и под грузом его тела треснул лед еще больше.

Отколовшийся большой кусок перевернулся и накрыл с головой Абена.

Только услышал Капас треск расколовшейся льдины. Да вздох, то ли удивления, то ли сожаления, Абена.

* * *

Прибило тело Абена к берегу там, где сплошь камни и вечно незамерзающее течение, на три версты ниже от того места, где он попал под лед, у Пугасова моста.

Везли его домой Капас с Даригой на двухколесной, какая им попалась, высокой арбе.

Лошади всю дорогу всхрапывали и пялили страхом округленные глаза на большое мокрое тело.

* * *

Пока лежал Абен дома на топчане, строгий и прямой, приходили посмотреть на него грузчики, мясники и кузнецы со всего города Верного.

Долго смотрели на плечи его. На руки.

Уходя, шумно вздыхали.

* * *

Нескладная выпала Абену судьба, неладная. И детство было безрадостное. И отрочество трудное.

Отца потерял десяти лет. Мать незадолго до своей смерти.

Ничего памятного для потомков оставить не успел.

* * *

Была у Абена удивительная способность спокойно воспринимать самые необычные неожиданности.

Но любовь он воспринял всем своим щедрым на добро сердцем как бесценный подарок судьбы.

После гибели любимой поклялся Абен всем, кто его знал, быть верным ей одной до конца своих дней, потому похоронили его рядом с Сауле.

* * *

Так и не сумел завести семью Абен. Никого после себя не оставил.

Но почему-то быстро о нем не забыли.

Девяностолетний бывший кузнец Демеу из Малой станицы рассказал мне эту историю.

Увы, коротка она.

* * *

Жизнь человека, в сущности, коротка. У Абена она оказалась намного короче.

И если покажется вам эта история невеселой, это не так, загляните, пожалуйста, в суть ее.

Пусть прожил Абен жизнь мгновенную и постоянно сопровождали его события отнюдь не радостные, но был он человеком добрым и, несмотря на промелькнувшую как падение звезды жизнь, оставил свой след в памяти людской надолго.

* * *

Было, гасил Абен силком в себе любовь и расположение к людям за их несправедливое к нему отношение, глубоко сожалел об их бездушии, но при этом имел много уважавших его друзей и искренне верил в изначальность добра.

Уповал Абен в светлую будущность людей, которой они когда-нибудь достигнут благодаря непрестанному старательному труду.

Верил Абен во вселенское братство и взаимопонимание — черствости множества ближних вопреки. Потому что, все-таки, любил Абен людей и старался всегда быть для них полезным.

Перед людьми и перед самим собой был Абен естественен и помыслами чист.

Таким он был хромой Абен.

Вот и все.

 

 

Колонка "Взгляд"