«Вы тут живете? Но как?» — невольно вырывается у меня, когда я протискиваюсь в жилье художницы Бисенгуль Кубековой. Половину дверного проема загораживает бок шкафа. А за ним… Нет, не двухкомнатная квартира. И даже не полуторка. Художница с сыном живут в бытовке.
Бисенгуль я отыскала, чтобы расспросить о ее участии в событиях Желтоксана. Но закут, в котором взрослому человеку даже и потянуться как следует не удастся, болезненно поражает меня. Значительную часть каморки занимают картины. Их настолько много втиснуто в крошечное помещение, что непонятно: то ли человек работает на дому, то ли живет в мастерской. Конечно, больше эта подсобка похожа на неустроенную мастерскую, потому что жильем ее никак не назовешь. Даже с очень большой натяжкой.
«Скоты, бараны»
В 1986 году Бисенгуль училась в алматинском художественном училище. В этот ссуз она поступила вопреки родительской воле. Чтобы не ждать помощи из дома, она работала по ночам в детской инфекционной больнице.
— 16 декабря мы с однокурсниками услышали странную новость. Вроде как Кунаева убрали и вместо него прислали откуда-то из Грузии другого человека. Мы не были националистами. В нашей группе было много разных студентов, при этом всего три казаха, — говорит Бисенгуль. — Но почему не поставили взамен Кунаева кого-нибудь нашего, из Казахстана, пусть даже не казаха? Что пришлый человек может знать о нашей жизни? На наши вопросы не было ответов.
Многие студенты решили идти туда, где уже было много людей — на главную площадь. Там уже собралось много молодежи. Здание ЦК партии отгораживали от народа вооруженные дубинками солдаты. «У одной девушки был даже автомат. А мы, конечно, были безоружные. Откуда нам взять оружие, и зачем? Мы пришли просто понять, что случилось».
Так они стояли без результата до ночи. Ночью Бисенгуль отправилась на работу, где вовсю обсуждали непонятную новость. А на следующий день начались трудности.
— Когда толпу стали давить, мне тоже досталось. Стукнули сзади дубинкой. Я даже дышать не могла какое-то время. Толпа металась, люди сминали друг друга. Рядом со мной упала бабушка, у нее не было лица — его разбили в кровь. Я все время думала об этой бабушке. А другая бабушка… Я услышала ее голос сверху, с балкона. Она смотрела на нас и приговаривала: «Скоты, бараны, скоты!..»
Бисенгуль рассказывает это спокойно, так же, как до этого показывала свое жилище.
— На уроках нас учили различать характер по чертам лица. Художники — хорошие психологи. Так вот, человек, который швырнул меня в милицейскую машину, был нервным. Нас долго везли куда-то, потом втолкнули за дверь, помещение было похоже на казармы. Помню узкий коридор, тусклый свет. Стулья в комнатах были привинчены к полу. Слышались крики, женский плач. Когда меня вызвали к следователю, он стал выяснять имя, фамилию, где учусь. И все время спрашивал: зачем я пришла на площадь? Я честно отвечала, что все пошли, и я тоже пошла, что хотела правды… В конце концов он велел мне расписаться в нескольких документах. И сказал: «Ты меня не видела, никуда не ходила, здесь не была».
Волчий билет и патриотизм
Бисенгуль выгнали из училища, с работы. Как она ни уговаривала, уволили ее по такой статье, что потом было трудно куда-либо устроиться. И до сих пор почему-то при слове «желтоксан» мелкие начальники пугаются. Так и сидит без работы, в каморке, пронизываемой сквозняками, кутаясь в шаль. Сын, когда вырастет, просто перестанет помещаться в этой обувной коробке. На эту комнатку, рассказывает художница, зарятся соседи. Когда намеком, а когда прямым текстом дают понять, что хорошо бы ей освободить помещение. Но, как ни странно, Бисенгуль ни на кого не обижается.
— Если я буду носить в сердце обиду, то как я смогу писать? — художница обводит рукой картины, где на каждом полотне рай, восточные лица и яркие краски. — У меня просто не получится делать красивые работы.
Раза два в год ей удается продать картину. Тем и живет. Если голодаем, говорит Бисенгуль, помогают журналисты, помогает мечеть.
Из своей комнатушки Бисенгуль внимательно наблюдает за тем, что происходит во внешнем мире. И очень радуется успехам страны. Например, прошедший Саммит — это то, чем Бисенгуль гордится. И праздник Независимости — тоже предмет ее гордости:
— Ну и что, что нас сажали и допрашивали? Ну и что, что называли шизофрениками и наркоманами? Мы открыли дорогу Независимости, с нас тогда началась новая история. мы теперь живем при родном Президенте, говорим на родном языке.
…Патриотизм бывает разный. Кто-то предпочитает любить Родину из-за границы. Кто-то ругает недостатки, жалуясь, что жемчуг мелок. А есть и такие, как Бисенгуль, которые умеют быть патриотами, живя на пяти квадратах.
Шолпан ТУЛЕУЛОВА
Два дня, которые потрясли нас
Вспоминая о тех днях, трудно сохранить душевное равновесие, говорит Бауыржан Жунусов. Он, как и тысячи патриотически настроенных казахов, оказался в водовороте декабрьских событий 1986 года.
Это сегодня он профессор, декан экономического факультета университета им. К. Жубанова. А ведь жизнь его могла сложиться не так благополучно. Мог быть искалечен, брошен в тюрьму. Повезло.
17 декабря в институте народного хозяйства должно было пройти партсобрание. Но его отменили. По какой причине, никто не объяснил. Молодому специалисту Жунусову, которого после окончания учебы оставили на преподавательской работе, это показалось удивительным.
Услышав о том, что на площади Брежнева что-то происходит, преподаватели вуза Бауыржан Жунусов, Базарбай Жарменов, кстати, актюбинец, Тимур Куанышев и Дауренбек Мажитов побежали на площадь.
Увидели, что на площади полно народу. В основном, студенческая молодежь. Ребята несли портрет Ленина. Над толпой возвышались два лозунга: «Каждому народу — своего вождя!» и «Мы за ленинскую национальную политику!». Где-то к 5 часам вечера выступил с трибуны прокурор Елемесов, просил всех разойтись. Но демонстранты не двинулись с места. Нас насторожило то, что здесь также были солдаты в касках, с дубинками, да еще и с щитами. Затем кто-то дал команду разогнать толпу. Подъехал КРАЗ и начал обливать всех водой, — вспоминает Бауыржан Арыстанович.
Вот так, с чьей-то команды мирная демонстрация молодежи, вышедшей на площадь с целью получить ответы на целый ворох издавна мучивших вопросов, не смогла сохранить свой мирный характер. Грубость, провокации, оскорбления со стороны милиционеров подтолкнули, в конце концов, к роковому шагу.
Доведенные до отчаяния ребята начали отбивать мраморные плиты зданий, разбив их об асфальт, стали бросать в карателей. Но и те не остались в долгу, бросились на них с лопатами и палками. Схватив демонстрантов за руки и ноги, били головой об лед, а затем тащили в сторону здания ЦК.
— Подъехала пожарная машина. Водитель сбежал, и мы сожгли машину. Не пропустили мы и автомобиль ГАЗ-66, который привез солдат, — продолжает Бауыржан Жунусов. — На площади были до полуночи. На трибуне парень с шокпаром призывал не расходиться. Это я потом уже понял, что это был Кайрат Рыскулбеков. Но мы и не собирались отступать. Мы собирали экземпляры последнего номера газеты «Вечерняя Алма-Ата» с фото Колбина и жгли их.
18-го преподаватели снова направились на площадь. Но их не пустили. И к Дому правительства тоже. Поэтому все собрались у Дома писателей. Надеялись, что Олжас Сулейменов выйдет к ним и поддержит их. Площадь по периметру была оцеплена несколькими рядами солдат и милиционеров.
КПЗ города были переполнены. Поэтому задержанных вывозили за город и оставляли там, предварительно разрезав у всех пояса брюк. Большая часть из них наутро слегла. А девушек сажали на холодную землю, пинали в живот и говорили, чтобы не плодились!
19 декабря ребят на площадь направило руководство вуза. Дежурить.
«Они себе даже представить не могли, что два дня мы находились в гуще событий. В противном случае нас исключили бы из партии, оставили бы без работы. Из нашего института отчислили 15 студентов, 10 из них девушек. Такой жестокой ценой, ценой страданий вышедшей на площадь молодежи мы получили собственную государственность».
Асия НУРПЕИСОВА
Инакомыслия не прощали
17 декабря 1986 года, в самый разгар выступления молодежи в Алма-Ате, в Актюбинском культпросвет-училище, где Даулет Абенов работал преподавателем истории, состоялось собрание. Приняли в нем участие и работники Фрунзенского райкома партии.
На повестку дня был вынесен один вопрос — действия столичной молодежи. Осуждали гневно, особенно старались преподаватели-казахи. «Какой позор навлекли они на наше доброе имя!» — говорили выступавшие. Поскольку Даулет Абенов был историком, попросили выступить и его.
— Я сказал, что, на мой взгляд, Центральный комитет КПСС принял не совсем верное решение. Надо было первым секретарем ЦК Компартии Казахстана назначить уроженца нашей республики, хорошо знающего традиции казахского народа, составляющего основу народонаселения страны. Безразлично, какой он будет национальности. Тогда бы эти события не произошли, — рассказывает Даулет Кусаинович.
В то время такие речи не прощали. Не простили и Абенову. В воскресенье, когда он отдыхал дома, к нему пришел директор училища Аушат Баймуратов, с ним был какой-то молодой человек. Директор в гости к своим сотрудникам ходил нечасто, поэтому жена уже собиралась накрывать дастархан, но Аушат Баймуратов сказал:
— Даулет, надо проехать в училище, дело есть.
Он почувствовал неладное, но быстро собрался и они вышли. «Гости» были без машины, поэтому пошли к остановке. Директор попросил парня поймать такси и, когда тот отошел, сказал:
— Даулет, это краснопогонник, будь осторожен, следи за своей речью.
Даулет сразу все понял.
В кабинете истории сидели двое мужчин в гражданской одежде, но представились один майором, другой – капитаном. Первое, что спросил майор:
— Почему вы недовольны решением пятого пленума ЦК Компартии Казахстана?
Даулет объяснил, что, на его взгляд, этих негативных событий в Алма-Ате не произошло бы, если бы Политбюро назначило в Казахстан местного руководителя.
— Хорошо, а почему у вас портрет Кунаева висит, ведь его же сняли с должности?
— Его не сняли, а освободили, — не унимался Даулет, — это разные вещи. Потом Кунаев продолжает оставаться членом Политбюро ЦК КПСС, потому что пленум его официально не освобождал от этой работы.
Таких тонкостей собеседники, конечно, не знали. Да и они им не нужны были. У них была другая задача: приструнить инакомыслящего. И не только они делали это. Культпросвет-училище стало местом паломничества для партийных, комсомольских работников и сотрудников КГБ. Не было дня, чтобы не пришел кто-нибудь из райкома или горкома проводить собрание.
Подлил масла в огонь художник училища Бауыржан Кашкенов. Он попросил написать троих ребят из группы Даулета транспарант с таким текстом: «Мы против решения пятого пленума ЦК Компартии Казахстана!». Правда, вывесить его не успели, кто-то донес, и чекисты успели его перехватить.
Мухита Ермеккалиева, Даулета Базармагамбетова (фамилии третьего парня, писавшего этот транспарант, Даулет Абенов теперь не помнит) из училища выгнали. Уволили и Бауыржана Кашкенова — инициатора этой затеи.
Даулет Абенов на работе остался, но из комсомола его исключили. Он был секретарем учительской комсомольской организации. КГБ собрал на него и на родственников большое досье и держал его самого под пристальным контролем.
— Вовсе не считаю, что один я так думал. Так думали все здравомыслящие люди, просто не могли свои мысли высказать вслух. Время было такое — надо было думать и поступать, как велела партия, — говорит Даулет Кусаинович.
Муапих БАРАНКУЛОВ
Горькая расплата
Кабидулла Нуршин широко известен в нашей области, особенно в спортивных кругах. Он стоял у истоков развития в Актобе казахской интеллектуальной игры тогызкумалак. Сейчас наша область занимает в этом виде спорта одно из лидирующих мест. Он воспитал мастеров спорта, чемпионов Казахстана, призера чемпионата мира.
В декабре 1986 года он работал учителем физкультуры одной из алматинских школ…
Уроки шли своим чередом. Ближе к обеду Кабидуллу Нуршина, учителя физкультуры, пригласили к директору школы. Когда он зашел в кабинет, там уже сидел классный руководитель параллельного десятого класса.
— Где ваши ученики? — спросил директор, едва Кабидулла присел.
Ничего не подозревавшие учителя ответили в один голос:
— Наверное, на уроке?!
— Наверное!.. Нет ваших классов, они на площади Брежнева митингуют!
Ни тот, ни другой ничего не поняли. Тогда директор объяснил: «Состоялся пленум ЦК, освободили Кунаева, вместо него назначили кого-то из русских. Молодежь недовольна, вышла на площадь… И ваши, наверное, там, идите и верните их!»
Кабидулла с коллегой поехали искать детей. У рынка автобус остановился и стал высаживать людей — дальше улица была перекрыта. Делать нечего, пошли пешком, хотя расстояние до площади было приличное. Прямо посередине улицы в этом же направлении, шли люди, возбужденные, время от времени выкрикивали лозунги.
Площадь бурлила. Там и тут собирались толпы людей, слушали выступавших. Ораторы взбирались на высокие места, чаще всего на деревья, и говорили речи.
Педагоги, увлеченные этими речами, даже в какой-то момент забыли, зачем пришли. Выступления были необычными для слуха: люди открыто критиковали центральную власть. Главная мысль выступавших сводилась к тому, что в Казахстане должны решать, кто будет руководить республикой, сами казахи.
Они ходили от толпы к толпе. Практически везде говорили об одном и том же. Стали искать детей, но людей было так много, что вероятности встретить ребят не было. Когда стало вечереть, Кабидулла ушел. Вернувшись в школу, стал обзванивать детей. Кое-кого удалось застать дома. Наказал им быть завтра в школе, попросил позвонить одноклассникам и предупредить, что это очень серьезно и можно нажить много неприятностей.
На другой день пришел пораньше, чтобы провести с ребятами беседу. Прошел один урок, второй… ни один ученик не появился. В параллельном классе — то же. Опять к директору и опять по уже известному маршруту — на площадь.
Площадь была заполнена до отказа. Искать кого-то при таком скоплении людей было бесполезно, но он все-таки встретил двух ребят из своего класса. Велел им идти в школу. Они ушли, но скорее всего, скрылись от него и остались на площади.
А в школу уже прибыли разные комиссии из районо, гороно, приходили из партийных комитетов, из КГБ. Запомнил, что особенно усердствовали сородичи, казахи, которые работали в государственных органах. Они выискивали виновных, вникали в мельчайшие подробности, грозили стереть с лица земли, сгноить в тюрьмах, лезли из кожи, чтобы доказать свою преданность существующей власти.
Как назло, на третий день из 29 учащихся пришли в школу всего 7. За свое непослушание ребята горько поплатились: все были исключены из комсомола, никто из них не получил аттестат с отличием. Кабидуллу из кандидатов в члены Коммунистической партии исключили, вынесли строгий выговор за слабую воспитательную работу среди учащихся.
Между тем перед ним открывалась перспектива. Он хорошо зарекомендовал себя общественной деятельностью, был на заметке у вышестоящих организаций. Ему даже рекомендовали вступить в партию и закончить исторический факультет, чтобы продвинуться по службе. Это он и делал. Поступил на заочный факультет университета. Но все оказалось напрасным. Изъяли даже представление о присвоении ему звания «Отличник просвещения».
Кабидулла уехал на родину, в Актобе. Понимая, что с его документами могут быть проблемы, он сделал выписку из трудовой книжки, скрыв наличие выговора. В гороно объяснил, что трудовая книжка задерживается. Там не стали интересоваться подробностями и направили его в среднюю школу № 3 города Актобе, физруком. Потом его к себе пригласила Мария Гизатовна Курмангалиева, директор 32-й школы, очень авторитетный руководитель. Через пару лет он стал отличником просвещения.
Сейчас Кабидулла Нуршин — главный тренер сборной области по тогызкумалаку, работает в ДЮСШ по интеллектуальным видам спорта.
Муапих БАРАНКУЛОВ
«Картина тех дней до сих пор стоит перед глазами…»
Новость о назначении Колбина для граждан КазССР стала неожиданной. И уж совсем неожиданной оказалась реакция казахской молодежи.
Зимой 1986 года в поисках правды на площадь Брежнева вышла и актюбинка Лаура Забихова. Тогда студентке 1 курса факультета журналистики КазГУ им. С. Кирова было всего 17.
Студенты университета были шокированы кадровым назначением. Возбуждение и эмоции нарастали, как снежный ком. Один за другим они стали выбегать на улицу, а затем направились на площадь. Староста группы Айдар Елтузеров, студенты Ормаш Мырзагалиев, Гульмира Султаналиева, Акгуль Усенова, Лаура Забихова ринулись за всеми.
— Айдар не мог скрыть своего возмущения: «Колбина привели к власти. И мы, казахи, должны это терпеть?» — вспоминает его слова Лаура.
Куратор группы Мамытбек Калдыбаев просил студентов вернуться в аудиторию и даже побежал за ними. Но юношей и девушек тяжело было переубедить. Напористость и уверенность Елтузерова заразили остальных.
На площади уже собралась толпа. Ребята из театрально-художественного института пели песню «Менің Қазақстаным». Находясь среди своих сверстников, они еще больше почувствовали себя истинными казахами. Стоял гул. Вдруг микрофон, который надрывался от высокопарных речей, затих. Какой-то мужчина поднялся на трибуну и предложил спокойно разойтись. Но никто не двинулся с места. Ближе к ночи на площадь стали подтягивать пожарные машины, которые начали обливать людей водой.
— Мы промокли до нитки. Тут еще милиционеры стали разгонять молодежь. Тех, кого удалось схватить, закидывали в машины и увозили. Студенты стали скандировать: «Казаха — главу. Колбин, уходи!» — вспоминает Лаура.
18-го снова вышли на площадь. Студенты театрально-художественного института сцепились с милиционерами. Забрали несколько человек. Затем кто-то поднялся на трибуну и стал недвусмысленно намекать:
— Расходитесь, неизвестно чем все закончится.
Вскоре от слов перешли к действиям.
— Если бы видели, что там творилось! Сколько молодых ребят стали жертвой своих принципов и убеждений! Солдаты избивали девушек, таскали их за волосы. Пинали в живот. До сих пор перед моими глазами стоит эта картина. Снег буквально пропитался кровью, — голос Лауры дрожит.
Председатель комитета комсомола Магзом Баяндаров категорично заявил: 102-я будет отчислена. С собрания, где обсуждалось их поведение, вскочившего с места и крикнувшего: «Я» на вопрос «Кто начал?» Ормаша Мырзагалиева закрыли в КПЗ на пять суток.
— Всех, кого удалось схватить, продержали в неизвестном месте двое суток. Позже они рассказывали: «Вам повезло, что вы не попались, девушек не жалели». Рассказывали и плакали. Те события стали решающими для нашей страны. Теперь мы понимаем, что свобода не дается легко. Празднуя сегодня нашу независимость, мы с уважением и гордостью вспоминаем тех, кто был тогда на площади. Дай Бог, чтобы это не повторилось, осталось страницей истории, чтобы мы и дальше жили большой, дружной многонациональной семьей, — заключает Лаура.
Асия НУРПЕИСОВА
