Оккупация
Октябрь 1941 года. Немцы рвались к Москве. Для быстрого продвижения к столице их танкам и технике нужны были дороги с твердым покрытием – Варшавское и
Киевское шоссе.
Комдив Александр Наумов был начальником Малоярославецкого боевого участка, куда вошли 312-я стрелковая актюбинская дивизия, подольские пехотное и артиллерийское училища, ряд отдельных частей – артиллерийских, огнеметных, саперных, дивизион «катюш», отдельная танковая рота и другие подразделения, поступавшие из Москвы.
С каждым днем положение обороны усложнялось, но приказ не пропустить врага к Варшавскому шоссе был выполнен. В те октябрьские дни в лесах скрывалось много советских солдат, отбившихся от частей, в том числе раненых. Кому-то из них удалось спрятаться в деревнях, кто-то попал в плен.
Наша героиня – Пелагея Брагина, бывший секретарь Юрьевского сельсовета, из-за инвалидности отказалась эвакуироваться. Накануне жестокого боя в селе она покинула его. Дома, в соседней деревне Починки, до нее дошла весть, что 19 октября немцы согнали в Юрьевский храм пленных, всех, кто мог ходить, увели в Кудиново, безнадежных раненых бросили на произвол судьбы.
22 октября Пелагея вернулась в Юрьевское. Затаилось село, словно вымерло. Фронт отошел: не слышны взрывы, не видны орудийные всполохи. Надолго ли? Нашла брошенную избу Репиных, куда из храма местные жители перенесли тяжелораненых красноармейцев. «Я пришла к ним: в нос ударил запах гнилой крови, тухлого гноя, мочи, кала. Бойцы лежали на полу, на грязном сене. Никому не нужные, всеми заброшенные». Среди этого хаоса, неотвратимо приближающейся смерти они лежали, скрючившись от холода и боли. Однако их ждала другая участь: встреча с Полей Брагиной изменила для обреченных людей ход событий. Вмешались судьба, самоотверженность девушки и ее помощников.
Сгорел в Кудинове скотный двор с пленными, в том числе угнанными из Юрьевского храма. Спасутся ли эти, а с ними и Поля? Для себя девушка решила, что ее судьба неразрывна с судьбами раненых, среди которых были бойцы разных национальностей: русские, казахи, башкир, узбек, еврей, таджик. Пелагея записала их имена. Обрабатывая и перевязывая раны, задавала вопросы о семье, чтобы как-то отвлечь от перевязки, помочь перенести боль. Однажды и ее спросили о хромоте, давно ли болеет. И вспомнила Поля детство. Перед самой зимой сгорел родительский дом. Наспех построили избенку из сырого дерева, полы – земляные. Печь топили, но из-за сырости и холода изба быстро выстывала. Поле 15 лет. Заболела так, что с постели встать не могла. Родители продали теленка, на вырученные деньги повезли дочку в Москву, где в Старо-Екатерининской больнице произошла судьбоносная встреча с врачом Атабековым. Диагноз был неутешительным – туберкулез костей. Доктор-казах определил ее в больницу, забитую до отказа, и повезло: болезнь остановили. Но осталась Полечка инвалидом. Вот так в далеком прошлом казах Атабеков спас девушку из глухой подмосковной деревни.
Прошло 20 лет, настал ее черед спасать 17 раненых бойцов, большинство из которых оказались из 312-й стрелковой дивизии, каждый второй – казах или призван из Казахстана: долг платежом красен.
Про госпиталь, как стали называть репинский дом, знали все – немцы, староста, полицаи. Все 74 дня оккупации Пелагея рисковала. Просыпалась и гнала мысль, что день может быть последним, но прожить его надо без надрыва, сделать все от нее зависящее и, если выпадет, стойко встретить смерть. Самоотверженный гражданский подвиг, может, незаметный на первый взгляд.
«Пусть я умру первой»
Пелагея и после войны не забывала, как бежал по спине холодок, немели руки, стучало в висках при виде немцев в дверном проеме дома, где она была с ранеными. Оккупанты срывали с их тел пробитые пулями шинели. Вид изнуренных доходяг усмирял – эти не убегут. Об одном только просила Поля бойцов: смолчать, не выдать себя, свой гнев, страх, ненависть. И лучше не смотреть в сторону врагов.
Какое-то время казалось, что немцы существовали где-то в параллельном мире, который странным образом не пересекался с Пелагеей, госпиталем.
Самые тяжелые переживания начались 1 января 1942 года, когда шоссе было забито вражеской техникой и войсками. Около дома остановился вооруженный отряд. В госпиталь вошел немецкий офицер с повязкой на рукаве, зорко оглядел присутствующих, задержался между коек. Минута. Вторая. Третья. Может, уже час прошел? Как тяжело держаться! Поля не опускала глаз, боковым зрением следила за тем, что происходит по сторонам, пытаясь понять, что сейчас будет.
Из воспоминаний: «Подумала, убивать пришли. Я загородила собой Айтугана. Немцы пошли в другую половину избы. Я туда же метнулась к Егорушке. От Егорушки – к Кадыру и Мендыгали, Запотоцкому. Хотела прикрыть их грудью. В этот момент я готова была ко всему. Их жизнь была моей жизнью. Если жить, то всем жить. Если умирать, то пусть я умру первой. Пусть они переступят через мой труп, тогда перебьют больных лежачих красноармейцев. Такие мысли бились в голове. Обратившись ко мне, офицер что-то отрывисто стал спрашивать, разобрала лишь: «Доктор? Сестра? Фронт? Москау?». На все ответила отрицательно и добавила: «Я русская женщина. Русс фрау!». Немец понял, улыбнулся, стал ругать Гитлера, потом достал из кармана портсигар, высыпал все папиросы, протянул их мне, отдал честь и ушел».
И один в поле не воин, будь он семи пядей во лбу и недюжинной силы. А тут – женщина, инвалид с детства, 36 лет от роду. Но какой силы характер! Пелагея сумела собрать вокруг себя жителей села, чтобы сообща спасти красноармейцев. Несмотря на комендантский час, смертельную опасность, люди кормили и обстирывали раненых, делились с ними последним. Поля пешком, на искалеченных ногах, по бездорожью ходила в соседние деревни за продуктами, рисковала, но привозила на санях то, что отдавали для госпиталя сердобольные сельчане.
Освобождение
И вот настал ослепительно белый снежный день – 4 января 1942 года. Село Юрьевское освободили! Боялись верить, радовались. Все оживились. Неожиданно запел Мендыгали. Его чистый высокий голос был песнью благодарности и счастья. Он пел для Поли. Она это почувствовала, замерла, слушала со слезами на глазах, и душа ее плакала от восторга и печали.
Лейтенант медицинской службы Иван Федорович Кисиленко пришел в госпиталь, осмотрел бойцов, велел готовиться к отправке в военный госпиталь. Обращаясь к Пелагее, с особой теплотой в голосе сказал: «Товарищ Брагина, выношу вам благодарность от командования фронтом за спасение жизни раненых красноармейцев, за их лечение, уход, содержание в тылу немецких оккупантов. Мы обязательно будем ходатайствовать о представлении вас к правительственной награде».
Отправляясь в эвакогоспиталь, подопечные Пелагеи дали ей «охранную грамоту», где списком указали свои фамилии, имена и поставили подписи: Кадыр Султанов (1910), Ихмет Ирисметов (1924), Мендыгали Тюлегенов (1915), Айтуган Байсакалов (Баймагомбетов, 1914), Нурмухамед Бухабаев (1905), Калабай Абдрахманов (1905), Леонид Мелекесцев (1908), Андрей Семенов, Илья Вайнштейн (1921), Георгий Окороков (1921), Иван Запотоцкий (1906), Василий Доколин (1905), Каляш Калиев (1905), Боковой, Василий Халтурин (1912), Филипп Азовсков (1906), Александр Бабкин (1902). «Список берегу вместе с паспортом, как ценный и дорогой документ», – писала Пелагея в дневнике.
7 и 8 января она проводила всех. Как от сердца оторвала: «Дети мои, какие вы большие, но слабые». На обратном пути «зашла в запустевший и затихший дом еще раз посмотреть на все, где мы вместе пережили весь кошмар немецкого плена, всю тяжесть и боль, унижение и маленькие радости… И большую радость – приход Красной Армии. Единственное, что осталось в доме прежним, – запах. Запах страха. Смерть здесь неоднократно встречалась со стойким желанием выжить тех, за кем приходила. И отступала…».
День Победы Пелагея встретила санитаркой госпиталя «Воробьево». Ей с группой рабочих и служащих вручили медаль «За победу над Германией». «Я растерялась, забыла все слова, а потом прижала к груди медаль и заплакала», – писала спасительница.
После освобождения района от оккупации про подвиг Пелагеи тут же забыли. Лишь в 1965 году, спустя 24 года, П.И. Брагина была удостоена ордена Отечественной войны II степени. 25 февраля 1965 года к ней приезжал генерал-майор Александр Наумов. «Мои раненые, возможно, из 1083-го полка. Он хочет разыскать их. В дивизии было около 12 000 солдат, а когда отступили к Наре, осталось 1 500 бойцов. Ужас!» – записала Пелагея в дневнике.
На доме-госпитале в селе Юрьевском уже после смерти Брагиной при участии комдива Наумова была установлена мемориальная доска.
След на земле
Большинство ее сыновей после лечения в госпиталях вновь ушли на фронт. Многие получили боевые ордена и медали. Это и ее награды! Давайте мысленно представим военное фото, где собраны воедино все бойцы, спасенные Пелагеей Брагиной. Рядом их будущие дети, внуки, правнуки. Потрясающий снимок!
Пришло время вернуть имя Пелагеи Ивановны Брагиной из небытия. Этого требует историческая справедливость.
Татьяна ЖИДКОВА
Использованы дневники Пелагеи Брагиной из фондов Обнинского музея истории, автором статьи подготовлена к изданию книга о ее подвиге.
Р.S. Желающие приобрести книгу Т. Жидковой о Пелагее Брагиной и семнадцати спасенных ею бойцах могут звонить в редакцию «АВ» по телефону: 90-71-72.
Фото героини материала из музея Кудиновской школы Малоярославецкого района Калужской области
