Родной отец отвернулся от нее. Избитая дубинками милиционеров, отчисленная из института, худенькая девушка с длинными косами скиталась по квартирам, не понимая – за что?
Шара Бекназарова сегодня возглавляет Мартукский районный филиал областного ОО «Желтоқсан алауы». Ее судьба могла бы сложиться по-другому, более удачно и счастливо, не случись 16 декабря 1986-го, разделившего жизнь девчонки из аула Жабасак Комсомольского района на «до» и «после».
– Я всегда была активной, шустрой, тянулась к творчеству – с детства сочиняла стихи. В 1981 году на «четверки» и «пятерки» окончила казахскую школу. Тогда труд колхозников ценился, по совету родителей два года проработала чабаном в комсомольской бригаде «Ұшқын». По направлению райкома ВЛКСМ поступила в Актюбинский пединститут (специальность «русский язык и литература»). Но мне сложно было учиться, я чувствовала тягу к языку матери, своего народа, поэтому через год перевелась в КазПИ имени Абая, мечтая стать учителем казахского языка и литературы. От комнаты в общежитии отказалась, так как по улице Каблукова жил мой двоюродный брат, он работал следователем Калининского РОВД, – рассказывает ровным, хорошо поставленным голосом женщина.
На третьем курсе она, как обычно, приехала в вуз, но 16 декабря в аудитории находилось всего восемь студентов. Да и коридоры были необычно безлюдными. «Что случилось?». «А, ты же не живешь в общаге, не знаешь. Динмухамеда Кунаева сняли», – ответили ей на вопрос. «Он заболел что ли? Почему сняли?». «Так решили в Москве. Прислали русского Колбина. Сейчас волнения идут, молодежь собирается на главной площади. Мы тоже пойдем. Ты с нами?». «Конечно».
Вышли они из института примерно в полдень. По дороге Шара взвешивала все «за» и «против» несанкционированного митинга, доводов «за» было больше.
– Понимаете, я привыкла делать все ответственно, отлично. И хотела учиться на «пятерки», чтобы не подводить родителей. Но предмет «Теория марксизма-ленинизма» преподавался только на русском языке. Я окончила 10 классов казахской школы, два года проработала чабаном в ауле. Можете представить себе, с каким трудом давалась мне эта наука? Чтобы подготовиться к парам, ночами зубрила непонятные, сложные термины. Да, получала «четверки», но давались они мне ой как нелегко. Вокруг все говорят по-русски, на нас, скромных, стеснительных девчонок с казахского факультета, в длинных платьях, с косичками, смотрели свысока. Уже тогда я задумывалась: «Почему так? Почему я не могу свободно говорить на языке моих родителей, моих учителей?». Ответа не находила. Потому и пошла на площадь. Сама так решила, никто меня не заставлял.
Она не знала, чем все закончится. Но если бы знала, осталась бы в стороне? Спряталась бы, чувствуя несправедливость? Вряд ли. Это не в характере Шары Бекназаровой, идущей напролом к своей мечте.
– Толпы молодежи спешили отовсюду к тому месту, которое сейчас называется площадью Республики. Народу – тьма, а в президиуме – никого. Простояли там дотемна, к семи часам объявили комендантский час. Остановились автобусы, троллейбусы. Людей развозили по домам сочувствующие водители легковых машин. Утром, 17 декабря, мы снова пошли на митинг. Брату я ничего не сказала, в 7.30 уже стояла там с одногруппниками. Мороз был крепкий, я в демисезонном пальто очень замерзла. Власти начали разгонять людей водометами, дубинками, спускали овчарок. Я тоже попала под струю воды, вся одежда сразу заледенела. Под ногами все вокруг схватывалось коркой льда. Мы побежали от милиционеров и солдат, на трамвайных рельсах я споткнулась, упала. Помню, меня били дубинками несколько человек. От нестерпимой боли потеряла сознание. Не знаю, сколько пролежала, открыла глаза – вокруг темно и фары светят прямо на меня. Стоит УАЗик, мужчины в гражданском кричат: «Быстро поднимайся. Иди в машину». А я встать не могу, ни рукой, ни ногой пошевелить. Они подняли меня, заволокли в машину. «Студентка?». «Да». «Куда везти тебя? Где живешь?». «На Каблукова, 112». Они переглянулись и говорят: «Нельзя тебе на Каблукова. Другие родственники есть в городе?». Видимо, они тоже были из правоохранительных органов, знали моего брата и понимали, что нельзя его подставлять. В Алма-Ате жила моя двоюродная сестра Света, акушерка, я объяснила, как к ней проехать, – голос Шары Бекназаровой остается все таким же ровным и бесцветным, словно она пересказывает сюжет какого-то боевика, не имеющего к ней отношения.
Света была поражена видом родственницы. С распухших ног Шары они обе еле стянули сапоги. Все тело девушки было сплошным синяком. Под утро у нее случился жар, градусник зашкаливал за 40, уколы не помогали. Сестра настояла на том, чтобы вызвать скорую помощь, хоть Шара и противилась: «Меня же выгонят из института». В больнице выявили обструктивный пиелонефрит, нефроптоз справа. Врачи настаивали на операции по удалению почки, но пациентка отказалась. Сотрудники КГБ приходили допрашивать, она прямолинейно сказала им, что вышла отстаивать родной язык. Было много других вопросов, но от слабости девушка потеряла сознание.
– Два месяца пролежала в больнице. Из института меня, конечно же, отчислили. Хотела вернуться в аул, позвонила домой, но отец запретил показываться ему на глаза. Он был партийным работником, посчитал, что я связалась с хулиганами, наркоманами, преступниками, которые вышли против власти. Ведь так передавали по телевизору. «Как я теперь буду смотреть в глаза землякам? Ты об этом подумала? Я тебя не так воспитывал. Такая дочка мне не нужна!» – сказал тогда отец, – и снова никаких эмоций. Констатация факта.
Хотя даже представить невозможно, что пережила девчушка в ставшей чужой столице КазССР. Ни денег, ни работы, сестра Светлана сама снимает комнату, перебивается от зарплаты до зарплаты.
– Мне нужна была стипендия, поэтому я подала документы в ПТУ № 17, выучилась на заготовщика верха обуви. Но по заключению ВТЭК не могла работать на обувной фабрике в Жетысу. Сестра через знакомых помогла устроиться на Капчагайский фарфоровый завод, там давали общежитие и обязанности маркировщицы на конвейере были легкими. На дно пиалок я пальцем в перчатках наносила разными красками цифры – первый, второй, третий сорт, – продолжает женщина.
Потом снова больничные палаты, обострение диагноза, врачи говорят про операцию, на которую девушка решится лишь в 1990 году. Но до этого был папа.
– В 1988-м отец позволил мне, наконец, приехать в родное село. К тому времени умерла бабушка, а я даже на садака у нее не могла быть, не попрощалась. Папа сильно постарел, часто болел. Он попросил у меня прощения, дал бата. Вскоре его не стало, ему был всего 61 год, – и только тут Шара Смагуловна не выдержала, расплакалась. Позволила себе утереть слезы, чуть отпустить напряжение. И уже чуть тише продолжила свой рассказ.
В селе Толыбай Комсомольского, ныне Айтекебийского, района она работала вожатой в школе, после операции, в 1992 году, вышла замуж, в 1993-м с трудом родила первенца, через десять лет в семье появилась долгожданная дочка. Мама Шары Бекназаровой прожила долгую жизнь, умерла в 2015 году. Она видела, как дочь поднималась по служебной лестнице, завоевывая уважение и авторитет. От учителя, заведующей садиком выросла до директора школы. Выучилась в культпросветучилище, в Доме культуры работала режиссером народного театра «Замандас». Смогла еще раз поступить в бывший КазПИ, сейчас КазНПУ имени Абая, заочно окончить его и получить диплом. Этому способствовал Народный Герой Казахстана, писатель и поэт Мухтар Шаханов.
– В конце 1990-х годов, когда страна обрела независимость, Мухтар Шаханов и Фариза Онгарсынова поддержали всех, кто пострадал во время Желтоксана. Мне тоже посоветовали обратиться к ним с просьбой, дали телефон Шаханова. Я с ним поговорила, объяснила ситуацию. Он ответил: «Если так сильно хочешь быть педагогом, я помогу тебе». Училась я с первого курса, сдавала вступительные экзамены. Диплом получила в 2002 году.
Впоследствии из-за проблем с ее здоровьем семья переехала в Мартукский район, поближе к Актобе. В райцентре Шара Бекназарова работала в ДК, потом в детской библиотеке. Пройдя двухмесячный курс лечения в Научном центре урологии Алматы, сейчас находится дома. Но это не значит, что сидит без дела. Ведет активную общественную работу. Кроме председательства в филиале «Желтоқсан алауы», объединившем шесть мартучан, активистка продолжает руководить клубом «Асыл қазына – аналар» при местном ДК. Пропагандирует национальную культуру и как член Актюбинского ОО «Дәстүр жол».
– Сегодня я могу свободно говорить на родном языке, никого не боясь и не стесняясь. Гордо могу заявить, что я казашка, – четко и уверенно произносит Шара Бекназарова. – Считаю, что мой долг – направлять молодых, учить их духовности, передавать заветы отцов и дедов.
Гульсым НАЗАРБАЕВА
