Так говорит о Георгие Осадчем каждый, кто его знал. А знала его, без преувеличения, вся наша область. В «Актюбинском вестнике» он долгие годы работал и рядовым журналистом, и главным редактором. Мастер художественного слова оставил на этой земле добрый след — книги, стихи, рассказы. 7 февраля Георгий Иванович отметил бы 65 лет. Вспомним, каким он был, как он писал, о чем думал и мечтал.
Припоминаю наши редакционные будни лет десять назад. Осадчий, тогда заместитель главного редактора, скромно, молча корпел над материалами коллег. Интеллигентный, сверхтактичный, всегда вежливый и тихий, он подходил и, словно стесняясь, спрашивал: «У вас тут слово неточное. Вы не против, если я его заменю?».
Слово для него было осязаемым. Он творил пером и нас учил этому. Добрейшей души человек, биолог по образованию и призванию, он восхищенно любовался первыми подснежниками, хмурясь, рассказывал о раздавленном острым каблуком муравейнике. Приносил в редакцию гербарии, показывал фотографии ласточек, ежиков, сделанных в командировках по районам.
А как Георгий Иванович любил родную землю! Восторженно рассказывал читателям газеты о рыбалке на Богом забытой речушке, незаконной охоте на сайгаков, повадках зверей и птиц. Он трепетно относился к истории нашего края, документируя сведения о названиях и переименованиях каждого города, аула, водоема. Издал очередную книгу «Жемчужина родного края», которую дарил нам с автографом и добрыми пожеланиями.
Не стало нашего авторитетного коллеги в 2016 году. За год до этого он писал:
Я видел Смерть:
она стояла,
с улыбкой глядя на меня.
Коса нелепая торчала,
и угрожая, и маня.
«Я еще не совсем старый. Так хочется пожить», — обронил он как-то в разговоре. Георгию Ивановичу не суждено отметить юбилей, встретить восход на берегу Илека, увидеть красивый багряный закат. Но пока жива память о нем, пока мы помним его творчество, мастер пера остается с нами.
Гульсым НАЗАРБАЕВА[divider]
Душа, созвучная природе
При первой встрече Георгий Иванович Осадчий произвел на меня впечатление закрытого человека, занятого своими мыслями. Он находился как бы вне редакционного пространства, но когда на стол литературного редактора, в должности которого он работал последние годы, ложились наши перлы, он углублялся в них с таким вниманием и правил так тщательно, что в это время для него существовала только информация или корреспонденция, которую он должен был довести до ума. При этом он не разносил в пух и прах материал сыроватый, не поучал, а лишь возвращал с пометками на полях, между строк, и ты, увидев это, понимал, что да, надо было обратить внимание на то, на это и пр.
Он был по-своему интересен (можно сказать, занятен) — редко улыбался, не участвовал в шумных компаниях, не особо сближался с людьми и его образ у меня почему-то всегда ассоциировался со строками Ольги Берггольц: «Ничего не нужно было. Значит, нечего терять, даже близким, даже милым, даже другом не назвать. Почему же так тоскливо, что прощаемся навек, невеселый, несчастливый, одинокий человек?». Наверно, потому что Георгий Иванович на самом деле был одинок и это одиночество, возможно, восполнял в работе. Правда строка «нечего терять» к нему не подходит — он очень добросовестно относился к своему предназначению.
Литературная правка оставляла очень мало времени на написание собственных материалов, но если он делал зарисовки о природе, животных, птицах, то они были очень живыми, яркими. Черта любознательного исследователя природы проявилась и оставила нам в наследство «Географический словарь Актюбинской области», в котором он с присущей ему скрупулезностью собрал краткие сведения о географических объектах нашего края — административно-территориальных районах, населенных пунктах, реках, озерах, природных возвышенностях и других примечательностях степного региона. Коллектив редакции всегда будет помнить литературного собрата Георгия Ивановича Осадчего, которому в этом году исполнилось бы 65.
Малика ТУГИЛОВА[divider]
Георгий Осадчий
…
Не привычен к шуму улиц,
Дорог сельский мне уют.
Лай собак и квохчет куриц
Ближе, чем бурлящий люд.
Почему же, все покинув —
Шум листвы и говор вод, —
Города приемным сыном
Я живу который год?
Тяга к призрачному счастью
И мечтанья детских лет?
Но заменит это разве
Запах трав и чистый хлеб?
Что мне город многоликий,
Весь запрятанный в бетон?
Ради благ каких великих
Край родимый, добрый, тихий
Был мной в жертву принесен?
Видно, есть предназначенье,
Раз всему наперекор
Я, к большому сожаленью,
Выбрал вечный непокой.
Поэты
Поэты не гоняются за нимбом:
В ночной тиши сидят они, тихи…
Им за стихи услышать бы
«спасибо»,
Иначе для чего писать стихи.
…
Я прошел,
Как дождь,
Как снег,
Как непогода,
Не дорогой —
Ровною, прямой.
Я прошел
Как рок,
Как брейк…
Как мода —
Я прошел…
За мной идет другой.
И не то, чтоб постарел
Не — это.
Мог бы жить
Как прежде,
Без затей.
Но я слышу звук другого света,
Этот дочери даря своей…
…
Мы все стареем в одночасье,
Чего же клясть нам
в том судьбу:
Как не скрывай
от всех несчастья —
Оно написано на лбу.
…
У вечности свои пределы,
Их не объять и не принять.
На кладбище отвозим тело,
А душу… Где ее искать?
В каких неведомых просторах
Она прокладывает нить?
Ну как излить свое ей горе
И как прощенья попросить?
Как много наносного было,
Как много было лишних слов.
И прятали, что было силы,
Друг к другу нежную любовь.
Никто тебя уж не осудит,
Но самому как с болью жить?!
Пока живем на свете, люди,
Давайте милосердней быть!
…
Каждый день — как барьер.
Где он — любви горизонт?
В ворохе полумер
Жизнь превращаю в сон.
Ни оттолкнуть,
Ни забыть,
Ни пробудиться вдруг.
Могут в прощанье быть
Грузом объятья рук.
Высвербен твой портрет
Болью в моем мозгу.
Брошено слово «нет»
Камнем на берегу.
Одиночество
Одиночество — как бич.
Одиночество — призванье
И любовь на расстоянье.
И внезапный паралич.
Одиночество — как бич.
Одиночество вдвоем —
Как удар статьи расстрельной;
Ужас каторги постельной.
Миной стертый напрочь дом —
Одиночество вдвоем.
Одиночество — удел,
Данный избранным с рожденья.
Шансов ноль — на исцеленье.
В мельтешение душ и тел
Одиночество — удел.
Одиночество — во всем.
Крыльев стертых трепетанье,
Ни надежды, ни желанья.
Все охвачено огнем.
Одиночество — во всем.
Одиночество есть дар
И судьбы предвосхищенье,
Нас природой единенье
Или высшая из кар?
Просто дар. Тяжелый дар.[divider]
Ежиная свадьба
Шуршание в кустах меня насторожило. Мелькнула мысль: «Уж не кошка ли пробралась на цветочную клумбу?». Но тут же отмел ее: давно уже на даче кошек не бывало.
Я постарался отрешиться от шума, не обращать на него внимания. Отдых в знойный майский день в кресле под шатром, сложенном ветвями дикого винограда, располагал ко сну, а никак не к активным действиям. Но какой там — возня не прекращалась. Терпение мое иссякло, я встал, сбросив остатки сна, и двинулся в сторону, откуда раздавался непрекращающийся шорох. Он доносился из-под прошлогодних пожухлых листьев раскидистого пиона. Цветок продолжал жизнь дальше, выпустив веер свежих стволов, и все они в совокупности — и старые, и новые — образовывали закрытую от посторонних взоров нишу, из которой и раздавался шум. При моем приближении неведомое мне существо ничуть не притихло: ему явно было не до меня.
Раздвигаю верхние, полные жизни листья пиона, и что я вижу? Устремленную на меня острую мордочку ежа, который наконец-то угомонился. Вот уж кого я не ожидал встретить средь бела дня! «Ночи ему мало, — подумал. — Может, проголодался?» Такая чепуха могла прийти в голову только сгоряча. И в этом я убедился совсем скоро.
Еж, потревоженный моим вниманием, насторожился, но даже не делал попытки куда-то убежать. Он только следил за моими действиями своими блестящими черными глазками. Я не стал более тревожить зверька и отпустил листья, которые тут же его скрыли.
В самом деле, чего мне было там рассматривать, мало ли я видел за свою жизнь ежей? Больше на шум я внимания не обращал.
Вспомнил об увиденном только во второй половине дня, под вечер, когда услышал уже знакомую возню в кустах малины у забора. Я даже не сомневался в том, что увижу, когда подходил к малине. Но меня ожидал сюрприз.
Их оказалось двое! Они прижались колючими иголочками друг к другу и с немым укором в две пары глаз как будто спрашивали: «Ну что тебе надо от нас?». Мне от них ничего не надо было. Более того, я даже испытал некоторое смущение, как всякий порядочный человек. Бесстрашие всегда осторожных зверьков подсказывало, что «потерять голову» они могли только в одном случае — во время гона. И я, так вышло, получается, невольно оказался свидетелем их ежиной свадьбы.
Я вспомнил о фотоаппарате и сделал несколько снимков на память: когда я еще смогу снять сразу двух ежей, да еще в светлое время суток?
Больше в этот год я ежей на даче не встречал — ни ночью, ни днем.[divider]
