Вопросы не такие простые, как кажется, и ответы на них не такие очевидные, как хотелось бы, если руководствоваться только законодательными актами и терминологическими справочниками. Не потому ли зачастую мы в разговорах называем населенные пункты как бог на душу положит. Но хорошо бы только в разговорах. А в конечном итоге это ведь приводит к путанице, недопустимой в официальных документах.
Близнецы ли село и аул
Разберемся сначала с селом. В Законе РК от 8 декабря 1993 года «Об административно-территориальном устройстве Республики Казахстан» читаем: «аул (село) — населенный пункт с численностью не менее 50 человек, из которых работники, занятые в сельском, лесном и охотничьем хозяйстве, пчеловодстве, рыболовстве и рыбоводстве, члены их семей и специалисты здравоохранения, социального обеспечения, культуры и спорта, составляют не менее половины населения».
Таким образом, в Законе понятия «аул» и «село» тождественны. Значит ли это, что любой сельский населенный пункт, соответствующий указанным параметрам, можно называть и так, и так. По-видимому, да. Но это ведь не значит, что в списках населенных мест (того же департамента по статистике) должны присутствовать как те, так и другие. Надо как-то определиться, почему похожие по всем показателям поселения мы называем то аулами, то селами.
Понятно, что термин «село» пришел из России, «аул» — сугубо восточное наименование сельского населенного пункта. И у того, и у другого понятия есть свои особенности. Селами в России издавна называли крупные сельские поселения, в которых имелись церкви. Вокруг сел, как правило, группировались деревни, в которых церквей не было из-за малочисленности паствы. В советские годы, как мы знаем, церкви, как и другие культовые сооружения, планомерно уничтожались. Разница между селами и деревнями свелась лишь к разнице в численности населения. Поскольку в России оба термина сохранились, то по ним сегодня можно судить только о величине населенного пункта. В Казахстане согласно Закону понятия «деревня» нет, и независимо от размера поселений все они именуются селами. Несмотря на то, что закон позволяет нам называть любое поселение как аулом, так и селом, тем не менее каждый из нас представляет, чем отличается село от аула.
Так, большинство крупных населенных пунктов Мартукского и Каргалинского районов, где основная часть населения занята в земледелии, иначе как селами не назовешь. Большинство же населенных пунктов восточных и южных районов области представлены исключительно аулами. Форма хозяйствования, специализация трудоспособного населения, уклад жизни людей — все соответствует тому представлению об аулах, которое у нас сложилось исторически.
Унификация сельских населенных пунктов, к сожалению, привела и к тому, что (опять же чисто официально) исчезли другие формы расселения населения: зимовья, фермы, точки, те же поселки (в их первоначальном понимании, об этом — чуть позже)… В то же время в соседней России села по-прежнему соседствуют с деревнями, станицами, поселками, хуторами, лесничествами, заимками, аулами, аилами и прочими формами расселения. И это объективное восприятие реальности.
Сыграло свою роль в путанице типов поселений и то обстоятельство, что в Законе населенный пункт признается как субъект расселения при наличии не менее 50 душ населения. Обратимся к данным переписи населения 1970 года. На тот момент только в Актюбинской области насчитывалось 2 207 сельских населенных пунктов. В 1 592 из них проживало менее 50 человек, а в 670 — 10 и менее. Если вернуться к прежним критериям определения статуса населенного пункта или придерживаться его научного объяснения, то и сейчас в области имеется не около 400 сел (аулов), а много больше. Достаточно проехаться по районам, чтобы убедиться в этом. Многие из них и сегодня живут полнокровной жизнью, только в официальном реестре населенных пунктов отсутствуют.
При этом в Законе имеются явные расхождения, которые свидетельствуют в пользу мелких поселений.
В статье 2 читаем: «Населенный пункт — это часть компактно (выделено автором. — Ред.) заселенной территории республики, сложившаяся в результате хозяйственной и иной общественной деятельности граждан, с численностью населения не менее 50 человек, учтенная и зарегистрированная в установленном законом порядке…» В то же время в статье 3 говорится, что «крестьянские и иные поселения с численностью населения менее 50 человек включаются в состав ближайшего населенного пункта». Из этого явствует: а) крупный населенный пункт может находиться и в 50 километрах от включаемого в него, а значит, ни о какой компактности речи и быть не может; б) населенный пункт даже с численностью более 50 жителей может не быть таковым, если он «не учтен и не зарегистрирован в установленном законом порядке». Вот они «мертвые души» в системе населенных пунктов!
Но согласитесь, если кому-то вовремя не выдали паспорт, это не является свидетельством того, что человека нет. Похожая ситуация?
Поселок поселку рознь
Раньше существовало такое понятие, как поселок городского типа, или рабочий поселок. Категория чисто советская. Тем не менее благодаря ей иерархия поселений просматривалась четче. В Законе это определение исчезло, дано понимание другого статуса — поселка. Из-за этого опять же ряд населенных пунктов теперь не подходит ни под одну категорию.
Итак, «города и другие населенные пункты подразделяются: … 4) поселки, к которым могут быть отнесены населенные пункты при промышленных предприятиях, стройках, железнодорожных станциях (выделено автором. — Ред.) и других экономически важных объектах с численностью населения не менее 3 тысяч человек, из которых рабочие, служащие и члены их семей составляют не менее двух третей…» Во-первых, неясно, приравнены ли поселки по своему статусу к городским поселениям или сельским. По-видимому, к первым, но формулировка Закона в этом отношении размыта. Во-вторых, как быть, если в населенном пункте проживает меньше 3 тысяч жителей, но формулировке «не менее двух третей» они отвечают. Причислить их к селам, а тем более к аулам, невозможно. А ведь в большинстве таких непризнанных поселками образованиях люди занимаются отнюдь не сельским хозяйством. Отсюда и разногласия. И это не так безобидно, как кажется. Особенно, когда это касается населенных пунктов при промышленных или транспортных предприятиях. Вот только один, но примечательный пример.
Под чужим паспортом
Мы немало наслышаны о случаях, когда одна ошибка в паспорте человека лишает его всяких прав как гражданина страны, и доказать то, что он есть тот, кем является, а не другим лицом, стоит ему многих сил и времени. А что касается населенных пунктов, то здесь ошибок хоть отбавляй, и ничего — никто ничего не замечает.
3 марта 1996 года появляется Постановление Правительства за № 281 «Об утверждении порядка наименования и переименования предприятий, организаций, железнодорожных станций, аэропортов, а также физико-географических объектов Республики Казахстан и изменение транскрипции их названий». Как видим, о населенных пунктах речь в нем не идет. А в 2001 году принимается совместное постановление акимата Актюбинской области и областного маслихата во исполнение решения вышестоящей инстанции.
Согласно нему в области было переименовано сразу около 40 железнодорожных станций.
Что такое железнодорожная станция? «Железнодорожная станция — предприятие для приема и отправки поездов с системой путей, устройствами для погрузки, выгрузки, сортировки вагонов и формирования состава поездов», — так говорится в «Географическом энциклопедическом словаре» (Москва, 1988 г.). Таким образом, речь идет о предприятиях, а не о населенных пунктах. Согласен с этим утверждением и Закон РК «Об административно-территориальном устройстве Республики Казахстан». Вспомните пункт 4 статьи 3, который я цитировал выше. И тем не менее переименования механически были перенесены и на населенные пункты при предприятиях путей сообщения. При этом они коснулись не только станций, но и разъездов. Не надо, думаю, говорить, в чем разница между ними. Станция — отдельное предприятие, разъезд — подразделение предприятия. В документе всех их, скопом, назвали станциями.
В результате пострадали и такие крупные поселки (все-таки!), как Яйсан, Джурун, Берчогур, Мугоджарское, Донское. Их стали именовать, как и станции: Жайсан, Журын, Биршогыр, Мугалжар, Дон. «Повезло» Эмбе и Карауылкелды. Чтобы переименовать город, нужно согласование на уровне республики. Решения местных органов власти для этого маловато. Поэтому сегодня — город Эмба, станция Жем. Хотя возникает вопрос: зачем при этом нужно было дублировать название другого города? Что касается поселка Карауылкелды, то он получил свое названия в 2006 году (до этого — Байганин). Так что здесь все произошло по закону, хотя станция была переименована в том же 2001 году.
Нельзя сказать, что никто этих разночтений не замечает, поэтому и звучит то Джурун, то Журын, то Яйсан, то Жайсан. Попадись дотошный юрист, он без труда опротестует любой документ, в котором дается решение по несуществующему населенному пункту. А ведь нонсенса легко было избежать, если бы вслед за станциями и разъездами были официально переименованы и поселки при них. Правда, для этого пришлось бы приложить больше усилий.
Как мне видится, Закон «Об административно-территориальном устройстве…», принятый второпях на заре независимости, требует детальной доработки с привлечением научных ресурсов страны. А чиновникам на местах следует в любом случае повышать свою квалификацию.
Георгий ОСАДЧИЙ
