Часто ли вам приходилось встречать уличных артистов, художников, музыкантов, что творят прямо на людях? «В Актобе почти нет, у нас же нет Арбата», — ответят на этот вопрос горожане. Да, Арбата у нас пока нет. А вот уличный художник есть. Правда, сидит он не прямо на улице, а на третьем этаже ТРК «Мега Актобе».
Лица,
повсюду лица…
В одном из кафе ТРК за столиком сидит клиент — не клиент, но человек, устроившийся основательно. На столике — папка с бумагой, чьи-то фотографии. Рядом этюдник, на котором лежит пастель, готовые портреты. Этот человек — художник Болат Кульниязов.
Сев напротив, я сразу готовлюсь вывалить массу вопросов, но Болат меня опережает:
— Ну что, будем вас рисовать?
Если честно, я не рассчитывала на это. Но Болат берет черный пастельный карандаш и начинает набрасывать на бумаге контур. Скоро там появится мое лицо, какое оно есть, или каким его увидит художник.
— А бывают лица, которые не хочется изображать?
Болат задумывается, потом отвечает:
— Хочется, не хочется, а если человек пришел и сел сюда, надо работать. Это мои проблемы — нравится мне лицо или нет. Тридцать лет надо учиться тому, чтобы нарисовать за полчаса. К тому же в каждом лице есть что-то хорошее. Пусть даже это нахмуренная физиономия…
Вопросы я все-таки задаю. Они стандартны: где учился, где живет, как попал в «Мегу»? Болат Кульниязов родом из Кобдинского района, из живописного села Калиновка.
— У нас такая природа, такая красота! Конечно, я никем не мог больше стать, кроме как художником. Вообще я начал рисовать все подряд лет с четырех. Особенно «везло» домашним. Их я изображал часто, — слово-охотливый Болат успевает и рассказывать, и работать. — А учился я в Уральске, в педагогическом институте имени Пушкина. Выучился на преподавателя ИЗО и черчения, вернулся домой с невестой…
Теперь у него пятеро детей и живет он по-прежнему в Калиновке. Болат преподает, учит детей в студии. А в свободное время приезжает в город рисовать лица.
Черно-белое
очарование
— Я не так давно решил делать портреты, — рассказывает Болат дальше. — Ваши глаза! Посмотрите на меня (дошел до глаз, значит). Как-то я побывал в Астане, увидел, как там художники зарабатывают, и подумал: а почему бы и нет? А «Мегу» я давно ждал… Ждал, когда это здание построят, и знал, что буду тут работать. И, спасибо хозяину заведения, мне это разрешили сделать.
Почему-то, начав рисовать меня, Болат обращается только к черному карандашу. Начинаем это обсуждать и вспоминаем, как все-таки красивее и выразительнее даже фотоснимки, когда они черно-белые или в сепии. И с рисованным портретом, похоже, та же история. Цвет передаст краски, а монохромный рисунок сможет показать душу.
— Вот интересно, — заговариваю я, пытаясь подсмотреть под карандаш (а на моем портрете, похоже, одни только глаза, даже глазища), — сейчас столько возможностей получить свое изображение. Хоть на камеру телефона снимись, хоть в фотостудию зайди. Почему же так хочется иметь нарисованный портрет?
— А в том и дело, что много возможностей сделать автоматический снимок или купить любую штампованную вещь. Зато ручной труд ценится на этом фоне еще больше. Ваши глаза?..
Психолог
с карандашом
Почему глаза? У меня на лице больше ничего нет? Еще раз подсмотрев, что получается у Болата, я снова вижу только черные глазища, вроде как мои.
— Понимаете, в каждом человеке есть что-то, что охота подчеркнуть, — начинает объяснять Болат. — У вас это глаза. Да и губы тоже, и щеки — только не обижайтесь на свои щеки!
— Не обижаюсь. Значит, если у человека есть что-то особенное, вы можете эту черту как-то приподнять, приукрасить? А если перестараться?
— Тогда получится шарж. Бывает, что приходят друзья именинника и заказывают шарж по фото. Потом смотрят, смеются, забирают и идут удивлять оригинал.
— А наоборот? Вот приходит человек, который думает, что у него некрасивый нос, и все проблемы в жизни у него из-за носа. А свой портрет ему иметь хочется, причем красивый. И вот он говорит: нарисуйте меня с другим носом, получше. Так бывает? Что вы делаете в таких случаях?
— Рисую как есть. А между делом объясняю, что надо любить себя с любым носом, любыми ушами, губами, волосами. Что если человек себя любит, то уже нет разницы, какие у него уши или нос — он светится изнутри, и люди тоже начинают любить его.
— А бывает так, что человек краснеет или мнется, когда его рисуют?
— Бывает. Особенно, если перед тобой дама бальзаковского возраста, и ты начинаешь рисовать ее губы. И дама давай смущаться, даже краснеть. Какие-то комплексы, наверное. И опять приходится быть психологом. Зато потом никто от своего портрета не отказывается.
Какой
меня увидели
Наконец мой портрет готов. Час мы проговорили с Болатом, и все это время на бумагу ложились штрихи и линии. Но это еще не все. Он ставит на работу свою подпись, затем брызгает… лаком для волос («Это чтобы пастель не расползлась со временем»), достает из-под стола готовую рамку и ловко упаковывает в нее портрет. Готово.
Это я. Но не такая, какой я вижу себя в зеркале. Я — ино-планетное существо с громадными и печальными, как у иконы, глазами. Губы, нос и щеки, несомненно, мои. Но эта печаль… Похоже, только самым близким людям стоит показывать, какой меня увидел художник. А прочие пусть видят, что снаружи.
Немного шокированная тем, с какой легкостью Болат вывел меня на чистую воду, я забираю подарок, чтобы мало кому его показывать. Ну а тем, кто все-таки хочет увидеть себя глазами художника, могу только посоветовать прийти к Болату.
Шолпан ТУЛЕУЛОВА
