В Казахстане 31 мая отмечают День памяти жертв политических репрессий в СССР. Этот период историки называют большой человеческой трагедией. Кого-то расстреляли почти сразу. Кто-то пропал в лагерях. А тот, кто выжил, долго молчал о том, через что ему пришлось пройти.
30-е годы репрессий оставили горький след и в семье Калачевых. В изгнании они потеряли двух дочерей. Без вести пропал глава семейства – дед Петр.
Внучка раскулаченного Клавдия Васильевна Голополосова (в девичестве Калачева. – Прим. авт.) вспоминает историю своей семьи.
– В 1931 году дед с бабушкой, Петр Михеевич и Прасковья Федоровна, с детьми жили в селе Симкино Бирского района Уфимской губернии. На тот момент мои родители уже были женаты и растили малолетнюю дочь. В доме жили и три сестры отца. Семья была незажиточная, хотя имела свою пасеку и шерстобитку. Всем селом пользовались ею: били шерсть на валенки, пряли носки. С пасеки также дружно качали мед.
В начале года прошел слух о раскулачивании богачей. Дед был уверен, что его это не коснется. Батраков у нас не было. Сами работали в поле, на пасеке. Но нет, кто-то донес на деда, и однажды ночью беда постучалась и в наш дом, – рассказывает женщина.
Раскулачивали семью семнадцатилетние комсомольцы. С собой не разрешали брать ничего. Удалось взять лишь сменную пару белья и обувь. Отправляли в Сибирь. До железнодорожной станции в Уфу везли их на телегах, покрытых соломой.
– Всю семью вывели из дома кто в чем был. Бабушка догадалась захватить с собой перину. Когда ее стали отнимать, она села на нее и закричала солдату: «Стреляй! Мы едем в Сибирь. У нас годовалый ребенок на руках замерзнет. Даже теплую одежду с собой брать нельзя. Стреляй! Все равно не выживем!». Солдат отступил и ничего не сказал. Кутая в эту перину детей, семья приехала на вокзал, – делится тяжелыми воспоминаниями Клавдия Васильевна.
На вокзале всех прибывших загрузили в телячьи вагоны, где было настелено сухое сено и солома, повезли в Сибирь. Дорога заняла целый месяц. По пути останавливались в степи. Стояла июльская жара, и все выходили из вагонов размяться на свежем воздухе, а сверху на крышах вагонов их стерегли солдаты с ружьями.
Вскоре поезд остановился в тайге. Людей выгрузили из вагонов и выдали пилы, топоры, лопаты. Комендант показал на чертеже, что надо строить, определил сроки. Из кирпичей и дерева строили одно-
этажные бараки. Время от времени комендант кидал в толпу сухари. Люди ловили их и рассовывали по карманам. Нужно было кормить детей. Даже такая еда была нечастой. Так и началась их жизнь в городе Прокопьевске Кемеровской области.
Город Прокопьевск образовался в 1931 году. Первые спецпереселенцы начали прибывать сюда в конце июля. Это были семьи раскулаченных крестьян из Башкирии и Московской области. К 21 августа в Прокопьевске проживало 1 868 семей спецпереселенцев общей численностью свыше 10 000 человек.
Около 7 000 спецпереселенцев были размещены в пяти бараках, восьми землянках и трех деревянных сараях. Остальные 3 400 человек остались без жилья, и для их расселения приступили к постройке землянок. Строили сами из сподручных материалов. При этом сразу же после прибытия людей отправили на работу на шахты. Решение бытовых вопросов населения считалось местной властью делом второстепенным.
Со временем жизнь на новом месте вошла в свою колею. Дед устроился работать возницей при школе. Отец Василий Петрович Калачев выкладывал печи по всему городу. Работы было много. Мать, Наталья Васильевна, была стрелочницей на железной дороге.
– Папа был хорошим каменщиком. Чуть позже он построит добротный дом. До этого семья ютилась в землянке. Для детей под потолком соорудили полати, где мы все спали. В первые годы репрессий в семье родилась еще одна дочь, но она, как и старшая, умерла. Я появилась на свет в 1934 году, потом родились еще две мои сестры и брат, – продолжает рассказ собеседница.
В 1938 году дед Петр Михеевич как-то в разговоре с мужиками обмолвился о том, что попал под раскулачивание несправедливо. И кто-то из них донес на него. Ночью деда арестовали и отправили на Сахалин. Ему удастся передать близким записку на прощание. Репрессированным запрещалось вести переписку с родными, но дед чуть позже пришлет еще одно письмо, в котором сообщит, что живет под Иркутском, слаб здоровьем и, скорей всего, уже не свидится с семьей. В каком году он умер и где похоронен, родным так и не удастся узнать.
– Когда моего деда реабилитировали посмертно, бабушке была назначена пенсия в размере пяти рублей. Мы у нее часто просили по десять копеек на конфеты-подушечки, – говорит Клавдия Васильевна.
Собеседница, тяжело вздыхая, продолжает вспоминать, как жилось им с клеймом «семья кулака».
– Я училась во втором классе, когда к нам в селение приехал батюшка, чтобы провести обряд крещения детей. Соседи попросили меня стать крестной их ребенку. На обряде тогда присутствовало несколько ребят из школы. Мы и не думали о том, что совершаем что-то противозаконное.
Но в школе нас сразу же вызвали к директору в кабинет. Пятнадцать человек выстроили в ряд, и директор принялась кричать на нас. Я была вожатой пионерского штаба. Мне досталось больше всего. Директор схватила меня за галстук и принялась душить, выговаривая: «Как ты могла так поступить. Еще и других не остановила». Душила она меня, пока я без сознания не упала на пол. Этот эпизод четко остался в памяти, – признается она.
В Прокопьевске семьи репрессированных состояли на учете в комендатуре. Но так как каких-либо ограничений местные жители не ощущали на себе, то и особо не задумывались об этом. В 46-м мать Клавдии Васильевны съездила в Башкирию проведать больную мать. И не подумала у коменданта взять разрешение на поездку. По возвращении оттуда ее посадили на пять суток.
– Мама призналась, что боялась тогда, что ее расстреляют, – говорит Клавдия Голополосова.
В 1951 году, после окончания медицинского училища в Прокопьевске, Клавдия захочет поступить в Томский мединститут, но комендант не даст разрешения на выезд из Кемеровской области. Мечта девушки стать врачом разобьется в одно мгновение. И только годы спустя она узнает, что семья была реабилитирована еще в 1950-м. И на пути к мечте у нее тогда уже не было преград.
В 19 лет она вышла замуж. Ее муж Иван Голополосов тоже был из репрессированных. Прежде жили они в Поволжье. Отец Ивана не сдал мешок зерна в семенной фонд, а сосед донес на него, и семью как врагов народа выслали в Прокопьевск.
В 1971 году Клавдия Васильевна летела из Сухуми и сделала пересадку в Актюбинске.
– Это был город-чудо. Кругом зелено, красиво. После Прокопьевска, где работало семнадцать шахт и угольная пыль осела на домах, Актюбинск выглядел для меня сказочно. Посовещавшись с мужем, мы решили переехать сюда, – делится прошлым женщина.
На тот момент в семье подрастало трое детей. Клавдия Голополосова работала медсестрой в областной детской больнице, БСМП. Со стажем в пятьдесят лет вышла на заслуженный отдых. Была председателем совета ветеранов областного здравоохранения. И сейчас исполняет обязанности председателя. Сейчас ей 88 лет. Имеет пять внуков и восемь правнуков.
– Я активный донор. За двадцать два года сдала 21 литр 430 граммов крови, это примерно два ведра. Получила значок Донора СССР первой степени. Это самая высокая для меня награда. Возникала надобность – сдавала кровь и в больнице для тяжелых пациентов. Ведь нет ничего дороже и ценнее жизни, – заключает она.
Семья Клавдии Васильевны – ее три сестры и брат – так и осталась жить в Прокопьевске, куда их родителей сослали как врагов народа.
Айжан ШАУКУЛОВА
Фото Куандыка ТУЛЕМИСОВА
