Областная газета «Актюбинский вестник»

Все новости Актобе и Актюбинской области

Литклуб

Георгий ОСАДЧИЙ

Не своим голосом

Из мусорного бака что-то так стремительно выпорхнуло, что от неожиданности я даже не сразу разобрал, что. Промелькнула, как вспышка, мысль, что это кошка. Оказалось, сорока. Она уселась на жестяную изгородь, отгораживавшую мусорку от расположенных рядом пятиэтажек. Всего-то два метра отделяло ее сейчас от меня. Сорока будто сжалась в комок. Видимо, и она была ошеломлена неожиданной встречей, оторвавшей ее от еды. Но стоило мне двинуться прочь от мусорных баков, птица взлетела и с истошным криком «чьерр-чьерр» ринулась к вершинам близлежащих вязов. Откуда-то появились еще две сороки и с тем же необычным для них криком присоединились к первой.
Я шел по дорожке, пролегавшей между вязов, и сверху вслед мне неслось все то же «чьерр-чьерр».
Обычный крик сорок – привычный всем с детства стрекот. И такой ор, как сейчас, уже приходилось слышать. Другое дело, что в суете повседневной я не обращал на него никакого внимания, и с сорокой он у меня никаким образом не ассоциировался. Попытался было вспомнить, когда и в какое время года я его слышал, но не смог.
Рядовой случай, а меня заинтересовал и задал загадку: «черрченье» – это крик тревоги наряду с обычным стрекотом, но в более экстремальной для птиц ситуации? А может, это крик птенцов, только что вставших на крыло? Последнее довольно спорно, но слышать «чьерр-чьерр» зимой мне как-то не приходилось.

Вдоль дороги

Занятно наблюдать из окна вагона гнездовья птиц. Придорожные посадки будто специально предназначены для этого: смотри, пока не надоест. Плюс преимущества апреля: деревья еще не одеты в листву, и каждое гнездо как на ладони. Если хватит терпения, за день можно просмотреть не одну сотню километров.
Естественно, отдельные кирпичики увиденного постепенно складываются в общую картину.
В основном встречаются гнезда грачей и сорок. Их легко различить: грачиные гнезда – это куча веток с просадкой посередине, сорочьи заметно крупнее за счет надстроенных сверху крыш.
Деревья в придорожных насаждениях чаще всего низкорослые, но это обстоятельство не смущает храбрых птиц, поскольку они стараются обустроить жилище в стороне от населенных пунктов. Конечно, правил без исключений не бывает, но уж если грачи селятся на станциях или разъездах, то выбирают самые высокие группы тополей и берез.
Гнезда сорок располагаются ниже грачиных – на расстоянии двух-трех метров от земли. Иногда их можно встретить рядом с грачиными, но я никогда не видел, чтобы они находились в самой колонии. Не селятся сороки и группами. Даже если несколько сорочьих гнезд и заметишь рядом, то, скорее всего, одно из них заселено, остальные старые. Есть и заброшенные гнезда. Смотрятся они так же одиноко, как покинутый людьми поселок: жалко и одиноко.
Как правило, грачи-самцы, если не все, то многие, далеко от насиживающих яйца грачих не отлетают. Располагаются на соседних ветках и неумолчно галдят, будто подбадривают подруг. А может, это они разговаривают?
У сорок своя особенность – они любят рассаживаться на проводах линий электропередач, которые обычно сопровождают железнодорожные трассы.
В одном месте рядом с грачами замечаю ворону. Что-то сомнительно, чтобы те приняли эту разбойницу в свои ряды. Вороны тоже не чураются возводить гнезда вдоль трассы, что встречаются нечасто. По всей видимости, вороньи парочки предпочитают селиться поодаль и от грачей, и от своих соплеменников. Это наводит на мысль, что у каждой семьи своя охотничье-промысловая территория. А ворона, замеченная мною у грачиного табора, скорее всего, охотилась за их приплодом или яйцами. У ворон гнезда располагаются выше, чем у грачей, которым легче постоять за себя всей общиной в случае появления пернатого или какого-нибудь другого врага.
Иногда можно увидеть степного орла, который кружится над посадками или прилегающими к ним участками нераспаханных земель.
Гораздо чаще он украшает собой верхушки опорных столбов электролиний, поражая царской величавостью и безразличием к чему бы то ни было.
Из вагона гнезда орла не увидишь. Его он строит на вершинах крутых холмов, подальше от шумных дорог и селений.


Светлана РУСАНОВСКАЯ

Русалка

Мама плавает тихонько, как будто идет по дну на цыпочках. Она высоко поднимает подбородок над водой и жмурится. Мне кажется, что мама похожа на кошку, которую бросили в воду.
А папа как нырнет! Бух! И как поплывет быстро! Он размахивает руками, перекувыркивается вниз головой, плывет в другую сторону. Мы с Таней тоже плаваем по-настоящему! Папа научил. Он держал нас под живот: Таню на одной руке, меня — на другой. Мы делали большой фонтан! И так научились.
Еще мы с берега ныряем. По сто раз можем нырнуть.
Мама оделась и велела нам с Таней вылезать из воды. А мы не хотим. Мама стала ругаться, что мы уже как цуцики. Она в платье шагнула в воду, выловила нас за руки, вывела на берег и сказала папе: «Ладно, толстым полезно плавать». Взяла Таню, и они ушли. А я осталась ждать папу. Сижу на берегу, запрокинув голову, открыв рот. Руки и ноги устали, не могу ими двигать. В носу от воды щиплет, и в ухе вода. Но мне хорошо.
Берег теплый. От реки холодок. Смотрю на папу, он вынырнул и улыбается. А я как будто сплю с открытыми глазами. Папа сейчас выйдет из воды и скажет: «Дай руку! Тяни!» Я его потяну, и он поднимется на высокий берег. Скажет: «Ого, какая сильная!» А я: «Нет, это ты сам!» А он: «Нет, я без тебя не смог бы! Правда-правда!». Это он шутит. Я бы его не подняла. Папа весит 100 килограммов, а это целый центнер.
Сижу, как лягушка. Шлепаю на себе комаров. Небо сиреневое, луна желтая, круглая. Вдруг вспоминаю про русалок, что они выходят из воды в полнолуние. А папа далеко. Его не видно. Чувствую, сзади из темных кустов смотрит на меня русалка. А из реки вот-вот сейчас потянутся белые руки! Боюсь шевельнуться, а то схватят. Русалки очень сильные. Терплю – терплю и вдруг как закричу: «Папа-а-а!».
Папа тут же приплыл. Я говорю: «Пойдем скорее домой! Уже темно!».
С папой сразу нестрашно. Он надел трико, сандалии и говорит: «Ну пойдем!». И побежал наверх. Я – за ним.
Дорожка мокрая, скользкая. Я шлепнулась, а русалка вцепилась мне в волосы своими коготками и в ухо губами что-то шепчет. Я схватилась за ухо и бежать изо всех сил! Потом посмотрела, а в руке ночная бабочка. Это она мне в ухо влетела.

Бриллиант

Что я видела в реке?
Тени рыбок на песке.
Лягушастика с хвостом
И кувшинки под мостом.
Я нашла в песке ракушки –
Перламутровые ушки.
А еще мне повезло!
Откопала я стекло.
Мама с папой говорят:
— Королевский бриллиант!
Лес

Лес смотрит на меня,
Он дышит мне в макушку,
Он выведет меня
На светлую опушку.
Подарит яркий гриб,
Накормит голубикой.
И стану я опять
Не городской, а дикой.
Я песню запою
На птичьем языке!
Обрадуется лес
И поведет к реке.
Мы вместе постоим
Над темною водою,
Промокнет он в волне
Зеленой бородою.
У леса на уме
Всегда одни любови!
Он веточкой ольхи
Моей коснется брови.

Гость

Серый ослик –
Длинный лик,
На ресницах
Рыжий блик,
Солнечные уши!
Я принес тебе, смотри,
Под футболкою – смотри! –
Яблоки и груши.
Серый ослик –
Круглый бок,
С кисточкою хвостик.
Ты почаще приходи!
Приходи и приходи
К нам на дачу
В гости.

Ослик

Я давно не встречала осла.
Без ослов я росла и росла.
Безословно жила много лет.
В сером тоне –
пальто и жилет,
Белый шарф у осла на груди.
Мир, ослами меня награди!
Не везут ни стога, ни узлы.
Ну куда подевались ослы?
Может, где-то,
В далеком ауле,
Там, где козы
и овцы уснули,
Юный ослик
У мамы ослицы
Нежным носом
Потрогал ресницы.
Утром будет скакать-егозить,
Расписную тележку возить.
Станут ослика гладить ребята,
И ко мне он прискачет когда-то,
На базар привезет молока.
Я поглажу
Легонько бока.
Я ведь тоже тележку везу
И как ослик пугаюсь в грозу,
И как ослик пряма и упряма,
И как ослик не слушаю маму.
Собака

Наша собака – Ракета!
Ее запускаем в лето,
В солнечный, звездный круг.
Ракета пронзает луг!
Пронзает, летит, вращается
И снова к нам возвращается!

Колонка "Взгляд"