Жанат СИСЕКЕНОВА
Сестры голосили по умершему брату. Люди, расходившиеся после поминок, подходили к ним, чтобы еще раз выразить свои соболезнования и попрощаться. Успокоить плачущих было невозможно. Сорок дней – очень малый срок, чтобы принять потерю родного человека.
Горе было безмерно, плач раздавался по всему ресторану. Женщины ничего не слышали, не видели, на самом деле их душа была далеко отсюда: они вновь и вновь устремлялись всеми помыслами к тому, с кем неожиданно расстались навечно.
И не было им дела до того, что за дверью зала, словно соревнуясь с ними, гремела веселая музыка. Счастливые девушки в национальных одеяниях готовились подняться на второй этаж, чтобы торжественно ввести в зал невесту. И те, кто пришел на свадьбу, и те, кто пришел на поминки, пересекали свои чувства, свои эмоции в одной точке, у тесного входа в здание. Накал с обеих сторон был высок. Отчаянные рыдания и свадебный марш…
– Что же в этом удивительного? Такова жизнь, – успокаивали друг друга гости, только не поняла, чьи.
Да, такова жизнь. Но можно же скорректировать ситуацию. Развести мероприятия по времени, по входам, еще как-то, чтобы молодожены не начинали совместную жизнь под траурную печаль и чтобы не казался праздник глумлением над поминками. Не знаю, предупредила ли администрация ресторана своих клиентов о горьком совпадении.
Такова жизнь, заметят читатели и по поводу снимка под текстом. Не хотела бы я встретить однажды на пути мусорный контейнер со своим именем. Жаль мне ни в чем неповинных Наргизок, которые уже умеют читать и постоянно видят этот объект. Представляю, с каким настроением заходят они в садик, руководители которого до сих пор не додумались написать на контейнере хотя бы нейтральное – «детский сад». Уж педагоги могли бы проявить деликатность в отношении своих воспитанниц.
Такова не жизнь, а таково наше отношение друг к другу, где главное – не человек, его достоинство, его чувства, а машинальность, ничем не объяснимая. Так мы постепенно превращаемся из людей в черствых роботов.
