Мария Омар (Коржева)
Писательница, автор книг, статей, в 2009-2012 годы работала журналистом в газете «Актюбинский вестник». Сейчас живет в Алматы. Победитель республиканской ярмарки социальных идей и проектов в номинации «Общественная тема». Победитель областного конкурса в Актюбинской области «Ең үздік мақала».
В 2023 году казахстанское издательство Zerde Publishing выпустило книгу Марии «Мед и немного полыни», она продается в нескольких странах.
Отрывки из книги
Часть I.
Глава 1.
Одна
В конце лета 1914 года, когда степь выгорела и стала колкой, в ауле Кос-Истек в семье Ишинияза агая и Акжанай апай родилась дочь. Назвали ее Акбалжан, что в переводе с казахского означает «душа светлая, как мед».
Ее братья и сестры не доживали до сорока дней, когда младенцам состригают первые волосы и поливают водой из серебряной посуды. В семьях, где дети часто умирали, что только не придумывали, чтобы удержать их на этом свете, – отдавали на воспитание родственникам, нарекали русскими или странными именами, обрубали пуповину топором. Мать, нося ребенка под сердцем, пообещала себе: если сможет его сохранить, будет молиться с утра до ночи.
Эта женщина бледнела, шепча защитные слова всякий раз, когда кто-то восхищался красотой ее дочери. Вплетала в косы Акбалжан монеты, чтобы звоном отпугивать коварных джиннов и уберечь от дурного глаза. Умывала соленой водой и жгла сухой адыраспан. Давала вдыхать убаюкивающий аромат священной травы. Растирала обгоревшие ветки в ладонях и пальцем дотрагивалась до лба и щек дочери, оставляя едва заметные следы сажи.
Когда Акбалжан исполнилось семь, умер ее отец, немолодой мужчина в белой чалме. Что с ним случилось, Акбалжан не знала. Мать плакала беззвучно, родственники молча склоняли головы и выходили. С потерей хозяина дом покинули не только громкие звуки и смех. Больше никто не угощал Акбалжан сладким куртом, не улыбался, не просил спеть песню. Только мать по-прежнему гладила ее по волосам и рассказывала на ночь сказки.
Акбалжан было шестнадцать, когда мать заболела. Она тряслась в ознобе, не переставая молиться, чтобы не угас их род. В один из холодных февральских вечеров матери стало легче. Она попросила Акбалжан причесать ее, умыть. Прошептала слова благословения. Под утро застонала, схватила дочь за руку, протяжно выдохнула и предстала перед Всевышним.
Сидя у остывающего тела, Акбалжан прижимала к груди материнский платок. Пришла пожилая соседка. Помогла подняться, отвела подальше. Нагрела воду на печи и приступила к омовению.
В доме собирались люди. Акбалжан открывала рот, но не могла произнести ни слова из поминальной песни жоқтау. Все вокруг колыхалось в белой дымке. Дымка окутывала и убаюкивала. Как обрывки снов, мелькали картинки. Вот уводят молодого соседа, и женщина рыдает вслед, опустившись на землю, ее платок спадает с черных волос. Мать неслышно молится. Серый от пыли мальчишка обгладывает кости, лежащие на дороге. Мать обрывает листья полыни, заливает кипятком, и они с Акбалжан пьют горький настой.
Картинки царапали душу, но тут же прятались, стоило Акбалжан всмотреться в них. Сосало под ложечкой и хотелось подержать во рту кусочек хлеба, смакуя до сладости.
Почувствовав резкий запах гвоздики и услышав потрескивание – семена прокаливали на огне для прощального обряда, – Акбалжан будто очнулась. Увидела, как мать оборачивают в белый саван. Захотелось еще раз взять ее за тонкую руку, но тело уже укрыли под складками ткани.
После скорых похорон родня решила отдать красавицу-сироту замуж за сына Омирбая агая из соседнего аула. С ним ей хотя бы не грозил голод.
Глава 2.
Чужаки
Семья, в которую попала Акбалжан, жила в саманном домике на краю аула. Омирбай, сухой, высокий старик, двигался быстро для своего возраста. Когда он шел навстречу, люди невольно сторонились, уступая дорогу. Жена Омирбая Газиза, юркая и словоохотливая, наперед догадывалась, когда подать что-то мужу или отойти. Их младшая дочь Айша была белокожей и шустрой – в мать. Сын Жангир – крупный, скуластый, неловкий в движениях и разговорах.
Семейная жизнь для него началась по воле родителей. Пусть сноха сирота, зато шустрая, работящая, рассудили они. С такой не пропадешь, может, отучит сына от дурных привычек.
Акбалжан еще не отошла от голода, как забеременела. Первенец родился слабым, прожил неделю и умер. У нее и молоко не успело прийти. И глаза остались сухими. Только стала добавлять имя ребенка в молитвы, когда поминала отца и мать.
Следующую беременность ждала долго. Старики не попрекали – кругом каждый день умирали от голода и болезней. Дочери-подростку Омирбай запретил выходить из дома одной. Круглощекая Айша выделялась среди истощенных детей. Вон у родственников девочка пошла за водой и пропала.
Зато в семье соседа Сергазы достатка не скрывали. В годы, когда аул стонал и проклинал новую власть, в их сарае становилось все теснее.
– Добрые мы люди, вот к нам добро и идет, – приговаривал Сергазы, приглаживая бороду. – Скот плодится, три овцы по двойне принесли.
Омирбай вглядывался ему в глаза. Сын Сергазы Аман стал коммунистом и каким-то начальником. Приезжал из райцентра с красноармейцами проверять баев. Смешно сказать – баев! От былого богатства после бесконечных погромов у людей ничего не осталось. Сергазы подсказывал Омирбаю, когда нагрянут с проверкой. Тот прятал скот и отплачивал соседу баранами.
В этот день Сергазы предупредил его поздно.
– Жангир! – закричал Омирбай сыну. – Отгони скот в овраг. Да быстрее! Одного барана оставь. Если совсем нечего будет взять, обозлятся, бейшаралар.
Он забежал в дом, огляделся. Бóльшая часть украшений жены и монеты давно закопаны в степи.
– Где девочки? – крикнул Газизе.
– Пошли собирать вишню на холме, – ахнула она и осеклась, зажав рот ладонью.
– Я же сказал, из дома не выходить! – Омирбай хлестнул плеткой по сапогу.
Он торопливо залез на крышу и увидел Акбалжан и Айшу, подбегающих к дому. Жангир успел скрыться в балке. С другой стороны пылили кони – приближались красные.
Прижавшись к крыше, Омирбай смотрел, как пришлые обходят дворы и сгоняют скот в середину аула. Блеяли бараны, кричали женщины, плакали дети.
Трое вооруженных мужчин в форме повернули к его дому. Омирбай слез с крыши и сел у порога, сжимая камчу. Выглянула жена, зашептала горячо:
– Я девочек золой намазала, скажи, что болеют. В соседнем ауле дочку муллы, красавицу, забрали. Спрячь камчу, не надо их злить!
Омирбай сверкнул глазами, Газиза скрылась. Он бросил камчу за юрту.
Первым шел сын Сергазы, кудрявый Аман. За ним – двое русоволосых солдат. Аман едва заметно кивнул Омирбаю и указал солдатам на сарай. Сам повернул к дому. Хозяин преградил ему путь. Аман угрожающе глянул на него и положил ладонь на ружье.
– Дочки болеют. Не заходи, – хрипло проговорил Омирбай.
Аман отодвинул его и вошел. Омирбай шагнул следом. Газиза начала всхлипывать.
– Что с ними? – Аман кивнул на закутанных в лохмотья девушек, лежащих на полу у печки.
– Язвы на коже. Плохая болезнь, заразная!
Аман приоткрыл ткань с лица Айши и встретился с отчаянным взглядом темных глаз.
– Не похоже, что больна, – усмехнулся он.
Газиза упала ему в ноги.
– Сынок, ты же сосед наш.
– Ладно, апай, встаньте, – поморщился он и вышел. Солдаты потащили барана к месту, где собирали скот.
Аман подождал, пока они отошли, и повернулся к Омирбаю.
– Подрастет ваша дочка – женюсь. Корову оставьте, а коня завтра отцу отведешь. Слишком опасно сейчас лошадей держать.
– Спасибо, сынок, – закивала Газиза, прикрывая собой Омирбая, в глазах которого полыхнул огонь.
Несколько лет назад Аман сватался к их старшей дочери. Тогда Омирбай был еще в силе и отказал, выдав ее за достойного человека.
Аул стих только к вечеру. Омирбай долго сидел на пне у дома. Жангир пригнал скот. Газиза несколько раз позвала есть. Омирбай, постукивая по колену рукояткой камчи, не отрываясь смотрел на свои стоптанные сапоги. Только когда дочь тронула его за плечо, вздрогнул, повернул голову, отвел взгляд, сжал ее руку и поднялся.
Иллюстрация Дины Буксиковой по мотивам книги
