Нургуль АРИНОВА
Женщина яростно махала топором. Ее возраст трудно было определить. Моложава, в спортивной одежде, с гламурным небрежным пучком на голове, наспех закрученным резинкой. Стояла спиной, нанося удары. Размах ее движений был ритмичен, удары, производимые топором, точны, цельно били в одну точку. Подойти к такой было трудно решиться. С каждым новым ударом она словно входила в раж, упоенная удачно выбранным ритмом. Со стороны можно было бы и залюбоваться ранним физическим процессом, как если бы дело имело трудовую пользу.
Она просто рубила дерево, клен, а может вяз, тополь, уже неважно, который рос перед ее окнами. Каждый день привычным маршрутом я шла на работу мимо домика, где взору представлялся фрагмент городского пейзажа. Стоял дом, а перед окнами дерево, напоминавшее есенинское «белая береза под моим окном…». Зимой листья покидали крону, весной пробивались почки, а летом шло буйство зелени, создающей тень от солнца, нещадно палящего в окна женщины. Осенью дерево одаривало обитателей дома шикарной листвой в золотых тонах, как после салона красоты, где провели процедуру мелирования. И вот…летним утром его яростно решили срубить, как в наказание, хотя дерево не понимало своей провинности. «Я всего лишь дарило радость на земле», — было немым протестом сгибающегося ствола после каждого удара. «Летом спасало от зноя, служило воздушным фильтром, было прибежищем и пищей для многих насекомых, животных, — защищало себя дерево в немоте. — Даже пернатые разделяли общий восторг моего служения всем живым существам. Да и само по себе разве я не стою ничего?» — вопрошало оно под ударами топора безжалостного палача, вернее, инструмента в руках бездушия.
Виню себя за трусость, что не смогла остановить эту женщину. Возможно, холодное орудие и ее яростный запал пугали — не стать бы следующей жертвой.
Очевидная причина открылась на следующий день. Перед окнами теперь стоял чистенький красный автомобиль, для которого так старательно вычищали площадку. Солнце палило нещадно, полируя лучами красный цвет авто. Зато не листва теперь защищала окна хозяйки, а плотный картон на окнах, как часовой оберегал покои от пронырливых глаз ярила.
Я перестала проходить мимо этого двора, а если приходилось, реже смотрела в сторону места казни. И вот… однажды дерево стало оживать, пробиваться, ведь корни-то у него остались. Ствол потянулся вверх, к жизни. Появились худые веточки, весной — почки, а потом листочки, и так — по кругу. Дерево проходило свой жизненный цикл. Возрождалось согласно законам природы. Не видно было новых потуг у соседей убрать его, а может, и они что-то поняли в этой жизни. Дерево преисполнено благодарности за дарованную возможность служить, было счастливо само по себе, независимо от места и окружения. Ликовало торжеством победителя.
