В феврале 1950 года
Дабылу Ускинбаеву исполнилось
двадцать. Весной ему пришла повестка
в армию. Тогда, в пятидесятые,
на военную службу призывали именно
в этом возрасте. Был июнь – время
каникул. Дабыл уволился с работы
(он работал учителем в Кайрактинской
начальной школе). Специального
образования не имел, но в те послевоенные годы страна испытывала голод в квалифицированных кадрах, в том числе и учительских. Ему, как одному из лучших выпускников, незаурядному математику, предложили вести в школе этот предмет.
Сборы были недолгими, и во второй декаде июня он стоял в строю призывников. Распределяли их по воинским частям в тогдашнем Чкалове (Оренбурге). Дабыл и еще десятка два актюбинцев отправились на Дальний Восток, на Сахалин. В специально оборудованных вагонах было тесно, ехали долго, почти месяц, зато было время ближе познакомиться.
Актюбинцы в основном были казахами, поэтому держались близко друг к другу. Многие слабо владели русским. Среди всех особенно отличался паренек по имени Шамши. Он хорошо знал русский, поэтому свободно общался и с теми, и с другими. Но больше он приглянулся своим открытым характером и задорной игрой на мандоле. Многие такой инструмент видели впервые и часто подходили к Шамши потрогать его. Прикасаться к нему тот разрешал, а бренчать на нем не давал, боялся, что расстроят.
— Это и был Шамши Калдаяков, который впоследствии станет великим композитором, гордостью казахского народа, — говорит Дабыл ага.
Играл Шамши мастерски и мог подобрать любую мелодию. Знал он их много и исполнял часто по заявкам. Русские ребята попросят, украинцы, казахи… Мандола – необычный инструмент, и звучание его особенное. Внешне он напоминает мандолину, но дно у него плоское и ровное. У Шамши был серд-цевидный медиатр, который он после каждой игры аккуратно закреплял между струнами. Без его ведома никто инструмент не трогал.
— Пел он мало, больше играл, но мне запомнилась в его исполнении песня, которую он напевал чаще, чем другие. В моей памяти сохранились лишь последние строки припева (Дабыл ага напел их):
Бір өзіңді көп ойлап,
Келмейді-ау
жатсам ұйқым-ау.
Мне кажется, что это была песня его собственного сочинения. Уверен в том потому, что никогда после ни этих слов, ни этой мелодии я не слышал. Думаю, что одно из его ранних сочинений, оставшееся безвестным. Ведь известно, что более 120 песен Шамши еще не восстановлены и не нашли путь к сердцам любителей его творчества.
Дабыл ага утверждает, что Шамши любил подшутить над друзьями и часто выдавал смешные дружеские шаржи. Они вместе смеялись, но потом и сами оказывались объектом его внимания. Это были безобидные опусы.
Так и коротали время с мандолой Шамши. С ней дальняя дорога казалась короче. На Сахалине курс молодого бойца проходили в одном полку. Когда уже пообвыклись, стали посещать Дом офицеров. Строгости особой не было. Туда разрешали приходить и рядовым. Культурной программой заправляли жены офицеров. Они были и музыкантами, и ведущими, и исполнителями. По праздникам ставили концерты и проводили танцевальные вечера.
— Танцевать я был не горазд, — вспоминает Дабыл ага, — тогда больше вальсировали, поэтому я чаще всего отсиживался, а Шамши был прирожденный танцор! Я не видел, чтобы так танцевали. Он никогда не поднимал правую ступню, как это делают танцующие. Ноги его плавно скользили по полу. Держался ровно, чуточку отклонившись назад. Я всегда был зачарован его движениями и здорово завидовал ему. Молодые женщины и местные девушки, приходившие на вечер, приглашали его наперебой. А он галантно, словно человек высшего света, провожал их до места и элегантно откланивался.
По всему было видно, музыку, особенно вальсовую, он чувствовал всеми фибрами души, жил ею. Недаром лучшие свои творения Шамши связал с этим жанром и остался в памяти людей как «король вальса».
После окончания курса молодого бойца Дабылу присвоили звание сержанта и направили в десантно-стрелковый полк, а Шамши (у него было средне-специальное образование) остался доучиваться. Ему должны были присвоить офицерское звание.
Дабыл с несколькими земляками остался в Тымовске, а Шамши отправили за 60 километров, в военный городок Анор. Связь между приятелями на время прекратилась. Но однажды утром к проходной позвали Дабыла и его друзей-актюбинцев.
Ребята издали узнали Шамши. Он снял фуражку и радостно махал ею. Обнялись, порасспросили друг друга о том, о сем.
— У меня увольнение, и я решил повидаться с вами, — сказал Шамши, — очень соскучился по вас.
Друзья прошли в расположение части, зашли в казарму. Долго болтали, рассматривали альбомы, а потом, пообедав в столовой, отправились гулять по городку. Заходили в магазины, покупали сладости. Свернули в лес на окраине городка. Высокие стройные сосны почти не пропускали лучи солнца.
В лесу было тихо, только рядом журчал ручей. Шамши лег на травку, положил под голову руку и долго лежал, всматриваясь в вершины деревьев.
— Как домой хочется, — сказал он вдруг, — сейчас у нас тоже тепло, наверное, яблоки собирают…
Каждый стал вспоминать свой дом, свое село. А потом заговорили о том, чем станут заниматься после армии.
– Я сказал, что пойду в педагогический институт, — рассказывает Дабыл ага, — другие захотели стать инженерами.
— А я в консерваторию буду поступать, хочу стать композитором, — мечтательно сказал Шамши. – Композитор – это очень почетная профессия. Их все знают, любят и уважают.
Никто ему возражать не стал, тем более, что никто не имел никакого представления о профессии композитора. Время клонилось к вечеру, а разговоры не кончались.
— Мне надо собираться, — сказал Шамши.
Друзья повскакивали, отряхнулись, поправили форму и пошли к дороге, ведущей в Анор. Долго ждать не пришлось, вскоре подвернулась машина. Шамши легко взобрался в кузов и помахал рукой: «До встречи!».
Но встретиться еще раз не довелось. Служба подходила к концу. Дабыл Ускинбаев, демобилизовавшись, отправился в Гурьев поступать в педагогический. Другие однополчане пошли в сельскохозяйственный.
От Шамши вестей не было. Но через пару лет он все-таки дал о себе знать. Было это так: Дабыл ага лежал в комнате общежития с книгой в руках. По радио звучала хорошая песня, когда она закончилась, ведущая программы сказала: «Вы слушали новую песню молодого композитора Шамши Калдаякова «Қайықта».
Дабыл ага вскочил от неожиданности:
— Шамши?! Это же мой сослуживец, друг! Не верите, вот смотрите!
Он порылся среди вещей и достал фотографию, на которой они были изображены в военной форме. Рядом сидел Шамши. Когда-то для верности Дабыл подписал фамилии на обороте фотографии.
После этого случая концерт-ную программу по радио Дабыл ага уже не пропускал. Он узнавал песни Калдаякова по мелодичности, по умению автора передавать суть песни.
— Возьмите, например, песню «Қайықта». Когда звучит мелодия, ты уже представляешь воду, всплеск весел, движение лодки. Об этом не говорится в песне, все это подразумевается в ее мелодии. Так умел писать Шамши.
Сокурсники, прослышавшие о том, что Дабыл служил в армии с Шамши Калдаяковым, часто просили его рассказать о нем. Тот терялся. Какие это слова надо было находить, чтобы рассказывать о таком знаменитом человеке!
Ведь, по сути, он знал простого, как и все, парня, который ничем не отличался от них. Только вот парень сумел воплотить свою мечту в жизнь.
Муапих БАРАНКУЛОВ
