Около 3,5 тысячи казахстанцев нуждаются в пересадке органов. Известный хирург Жаксылык Доскалиев рассказал о проблемах и перспективах отечественной трансплантологии, а также высказал свое мнение по поводу угрозы нового китайского вируса.
— Трансплантация органов и тканей в нашей стране бурно начала развиваться с 2012 года. Этому предшествовала большая работа, была разработана нормативно-правовая база. Так, в 2009 году принят Кодекс РК «О здоровье народа и системе здравоохранения», где имелась глава, посвященная именно донорству и трансплантации. В новый кодекс этот раздел прошел практически без изменений, то есть это действующая норма. Ей всего 10 лет, но фактически она начала работать с 2012 года. За эти годы сделано, конечно, много. В республике действует 10 клиник, где на сегодняшний день могут пересаживать почки, печень, сердце, легкие. То есть все доступные мировому сообществу виды трансплантации доступны в Казахстане. Раньше все это делалось за рубежом, требовало больших средств, и многие, просто не доезжая, погибали, — говорит региональный координатор Национального научного центра онкологии и трансплантологии Жаксылык Доскалиев.
— Тема вызывает горячие дискуссии, особенно закрепленное законодательством разрешение на посмертный забор органов в случае смерти мозга. Что вы скажете по этому поводу?
— В соответствии с нашим законом забор органа может осуществляться как от живого человека, так и от трупа. Относительно живых людей закон говорит о том, что донору и реципиенту достаточно иметь генетическую связь или тканевую совместимость. Тканевая совместимость предполагает, что после трансплантации орган донора не должен отторгаться. Для этого проводятся сложные лабораторные исследования. Что касается генетической связи, то вы знаете, что у нас многонациональная страна, и у всех, кто проживает в Казахстане, по сути, идентичные гены. То есть наши гены давно перемешались, и это, наверное, хорошо.
В отношении трупного донорства действующий закон говорит о презумпции согласия. Если при жизни человек не отказывался быть донором, при наступлении смерти врачи имеют полное право делать забор органов и пересаживать нуждающимся. И хоть в законе написано о том, что согласия родственников не требуется, на практике несколько наших попыток привели к судебным разбирательствам. Одно из них было здесь, в Актобе. Все эти передряги, хождения по судам и полиции не лучшим образом сказываются на кадрах. Нужно понимать, что трансплантолог — штучная специальность. Люди идут в эту сферу, как говорится, горя сердцем. Сама операция по трансплантации сопряжена с трудностями. Достаточно сказать, что пересадка печени занимает 12 часов, почки – пять-шесть часов. Все это время специалист стоит на одном месте и выполняет сложнейшую работу. Этот опыт заставил нас обязательно спрашивать у родственников разрешение на забор органа, хотя по закону мы не должны этого делать. Мы пошли по этому пути, учитывая человеческий фактор. Сейчас в новом кодексе эту норму хотят закрепить, то есть спрашивать у родственников, согласны они или нет, будет обязательным условием уже и по закону.
При этом, думаю, нужно понимать, что количество пациентов, нуждающихся в трансплантации, растет с каждым годом. На сегодня в листе ожидания состоит около трех с половиной тысяч человек. Из них 2 600 человек — это те, кому необходимо пересадить почку. В силу изменений в других органах у многих наблюдается полиорганная недостаточность. В основном нуждаются молодые люди трудоспособного возраста, которые могут быть социально полезными. С 2012 года мы выполнили около 1 800 операций. Многие казахстанцы, перенесшие такие операции, создали семьи. Три женщины, которым пересадили печень, забеременели, имеют своих детишек. То есть радости жизни вновь стали им доступны. Ради того, чтобы вернуть человека к нормальной жизни, думаю, можно стоять и 12, и 20 часов. Поэтому хотелось бы, чтобы соотечественники задумались над тем, как спасти жизнь окружающих людей. Когда заболевает родной человек, то покой теряет вся семья. Начинаются бессонные ночи, радость исчезает из жизни. В голове лишь одна мысль: появится ли орган, который спасет родного человека?
Я понимаю чувства и тех людей, которые теряют близких. Но их уже не вернешь. Человеку, который погиб, органы в земле не нужны. Максимум в теле они могут находиться 5-6 лет. Потом остаются одни кости. Говорят, тело умирает, а душа остается. Может, на самом деле так. Тогда нужно относиться к телу как к одежде, которую носит душа. Наступает время, душа уходит и оставляет одежду. Но эта одежда еще может принести пользу, кто-то может ее «доносить». С этой точки зрения, думаю, нужно давать согласие, чтобы спасти людей, которые нуждаются.
— Вопрос связан с доверием к врачам. Многие считают, что в погоне за прибылью «разобрать на органы» могут человека, которого можно спасти.
— Есть масса признаков, чтобы удостовериться, что человек умер. Существуют специальные инструментальные методы, которые фиксируют смерть. ЭКГ, например, показывает остановку сердца, электроэнцефалография фиксирует отсутствие жизни в головном мозге. Есть целый ряд симптомов и алгоритм действий у врачей, которые этим занимаются. Причем устанавливает, наступила смерть или нет, не один врач, а консилиум в составе трех человек.
Никто не заинтересован в смерти человека, ни один врач, ни один человек. В таком может быть заинтересован только убийца, но врачи — люди гуманной специальности. Они делают все, чтобы вернуть пациента к нормальной жизни.
Кстати, вопрос о заборе органов ставится только в двух случаях. Первый, при черепно-мозговой травме и второй, когда наступает инсульт, то есть кровоизлияние в головной мозг. В остальных случаях вопрос о донорстве не стоит. Оба случая относятся к экстренным, и доктора делают все, чтобы спасти жизнь. Но порою бывает так, что они бессильны. Тогда не остается ничего другого, как констатировать смерть. Именно эти специалисты не принимают участие в заборе органа. Осуществляет данные действия другая бригада, специалисты которой забирают орган и консервируют. А распределяет органы совсем иная организация. Причем подбор реципиента и донора на совместимость в Казахстане делают компьютеры. Например, донор может находиться здесь, в Актобе, а реципиент, скажем, в Северном Казахстане. У нас был прецедент, когда донор находился в Северном Казахстане, а реципиент — в Актобе. Ночью самолетом перевезли орган сюда, и мы пересадили. Поэтому слова о якобы преднамеренности — пустые, не подлежат логике. Сомнений не должно быть. Кроме того, система организована так, что даже реципиент не знает своего донора. Мы не говорим, кто донор.
— Что вы скажете о перспективах развития данного направления в Актобе и по всему Казахстану? Какие уникальные операции планируются в будущем и проводятся сейчас?
— Я хочу сказать, что трансплантация органов — само по себе уникальное явление. Вы представляете, что значит пересадить сердце, легкое или почки? Сейчас мы планируем одновременное пересаживание двух органов. Например, пересаживать сразу и печень, и почки. Это возможно. Большие планы на детскую трансплантацию, которая слабо развита в стране. Интересное направление — операции на сердце. Например, использование искусственного. Большие перспективы у клеточной технологии, имею в виду использование стволовых клеток. Кстати, впервые в Казахстане этим начали заниматься в Актобе. Работы ведутся по многим направлениям, и государство все это финансирует. Мы не стоим на месте, движемся вперед, что-то быстро получается, что-то медленно. Не все от нас зависит, но мы к нареканиям и замечаниям относимся с пониманием, стараемся разъяснить населению. И в этом большая роль принадлежит СМИ.
— Сейчас самая актуальная тема — проблема распространения коронавируса. Существуют разные версии его происхождения, а также угрозы, связанные с ним. Выскажите свое мнение по этому поводу.
— Данная инфекция очень токсична, имеет место высокая летальность. Число заразившихся растет в геометрической прогрессии. Чем данный вирус опасен? Дело в том, что его не видно. Бактерии под микроскопом видны, а вирус нет. Он поражает клетку человека, проникает в дыхательные пути, начинает активно размножаться и питаться легочной клеткой. Установить его можно только на основании тех антител, которые организм человека вырабатывает против данного вируса. Это нельзя сделать мгновенно. Скажем, вдохнул энное количество вирусов, и тут же появилась реакция. Существует некий инкубационный период, когда вирус размножается. Поэтому в первые часы заражения установить его наличие невозможно. Это так называемый серо-негативный период. А устанавливают, когда появляются первые клинические симптомы, которые, к сожалению, схожи с клиническими симптомами других вирусных или респираторных заболеваний. Но в случае коронавируса тот же кашель протекает по-особому, более тяжело. И поражает в основном легочную ткань. В этом сложность.
Для того чтобы предотвратить болезнь, переливают плазму от переболевшего, это готовые антитела. Такую практику мы использовали в Казахстане, когда были случаи заражения крымской геморрагической лихорадкой на юге страны, в Кызылординской, Туркестанской, Жамбылской областях. Другого способа борьбы против крымской геморрагической лихорадки нет. Так и в случае коронавируса: переливают плазму переболевшего человека, и люди выздоравливают. Таким образом переводят данную инфекцию в управляемое русло. Специалисты разных стран работают над тем, как остановить распространение коронавирусной инфекции. Это вызов не только одной стране, а всей планете. Думаю, современные возможности человечества позволят справиться с опасной болезнью.
Алиса МАРИНЕЦ
Фото из архива «АВ»
