Рассказ
Фанис БУРХАНИЕВ
Днем я поссорился с отцом. Наговорил ему кучу гадостей, после того как услышал от него, что он думает обо мне и моей семье. В общем, метали громы и молнии друг в друга, после чего я встал и ушел, задыхаясь от гнева и обиды. Так всегда у нас – сначала покрошим вокруг все в мелкий порошок, намашемся шашкой, после чего неделю друг с другом не разговариваем. Обычно после такой стычки вечером я мысленно проговариваю слова, которые не успел или в запале ссоры не сумел подобрать, чтобы как-то логически завершить спор победным концом. Но не в этот раз…
Курил на балконе и вдруг ощутил неправильность произошедшего – да, вроде справедливо огрызнулся, но кому от этого стало легче? Отцу 85 лет, но держится, тьфу-тьфу, бодрячком, управляет автомобилем, ковыряется на приусадебном участке, ухаживает за матерью, готовит, убирает и много чего старается делать, не призывая никого на помощь. Типичный домостроевец, привык к тому, что его мнение есть единственно правильное, остальное… (далее следуют непечатные выражения, которыми он владеет в совершенстве в силу шоферского прошлого).
После конфликта с ним обычно мысленно возмущаешься: «Да сколько можно? Мне уже 47, а он меня как мальчишку!» и в памяти всплывают не самые приятные события, когда мне доставалось от него, и как он воспитывал меня по своему методу, чтобы из меня вырос «настоящий мужик». Ласка? Ни в коем случае. Если провинился, в лучшем случае беседа, где ты — непутевый человек, которого ждет карьера дворника. В особых случаях меня ждало свидание с ремнем. Так, стоп. Выкури еще одну сигарету. Вспомни, как он постоянно брал тебя с собой на охоту, где собирались такие же, как он, брутальные дядьки. Как они рассказывали, сколько километров намотали по степям в погоне за браконьерами. И вроде бы каждый раз одни и те же истории, но ты их слушаешь как в первый раз, видимо оттого, что с каждым годом становишься взрослее, начинаешь улавливать то, что упускал раньше. Вспомни, как отец учил тебя водить старенький «Москвич», и ты счастливый гонял по степи, пока он охотился на уток. Как он звонил тебе домой, когда вы только поженились, и, не здороваясь (ну не привык он здороваться), спрашивал у твоей супруги, поставил ли я машину и дома ли я вообще. После утвердительного ответа, ничего больше не говоря, отец клал трубку. Ну и дурак же я! Он ведь по-своему переживал за тебя, а ты только сейчас это начал понимать, спустя почти четверть века. Просто он вырос в те суровые военные годы, в многодетной семье, где про ласку родителей даже и не вспоминали, вот и зачерствел сызмальства, по-другому просто не может. Пытается, но не может, не умеет.
Когда отец рассказывает про успехи внуков, лицо его светлеет. Он по-своему тебя любит. Любит, как умеет! И только одному Богу ведомо, сколько ему и матери осталось жить на этом свете. Для них ведь каждый день как последний, а ты ушел, хлопнув дверью, унося обиду в своем сердце. Прости меня, папа. Рука тянется к телефонной трубке. Стоп. Они уже спят, звонок только внесет сумятицу в их вечерний покой. Завтра. С утра, перед работой. Заеду и обниму обоих… И поцелую…[divider]
