Путь солдата
Из большой семьи моего дедушки Кульмухамбета Джармухамбетова на фронт ушли три сына: старший – мой отец Балмухан, средний – Кайраш и младший Абдрахман. Отец и дядя Кайраш домой вернулись c Победой, офицерами. А вот дядя Абдрахман, получив тяжелое ранение при освобождении Украины, умер от ран в 19-летнем возрасте в эвакогоспитале города Купянска Харьковской области.
Меня всегда интересовала военная судьба отца. Я часто расспрашивал его о войне, но почти никогда не получал ответа. Он отмалчивался или, что уж тут скрывать, отсылал меня подальше, используя при этом свой достаточно большой словарь крепких выражений, приобретенный в тридцатых годах в гулаговских лагерях и непосредственно на фронтах Великой Отечественной. Но как-то он сам рассказал одну военную историю…
В тот жаркий июльский день мы ехали с ним на сенокос на телеге, запряженной нашим неутомимым осликом. Палило полуденное солнце и задумавшийся о чем-то отец вдруг сказал: «Тогда стояла такая же погода…». Я побоялся что-то спросить, перебить его. Но он сам начал говорить о том, как в августе 1944 года, будучи командиром стрелкового взвода, получил несколько тяжелых ранений: в голень попала зажигательная пуля, а в спину – осколок от разорвавшейся поблизости мины. Он укрылся в воронке от авиабомбы, кое-как перетянул ногу выше колена брючным ремнем, чтобы остановить кровотечение, и стал ждать темноты, чтобы отползти к своим. Солнце палило нещадно. Шла перестрелка, стороны обстреливали позиции друг друга. Вдруг, часа через два, под обстрелом к нему в воронку буквально скатился парнишка из его взвода. Отец даже не мог вспомнить ни его имени, ни фамилии. Знал лишь, что солдатик из последнего пополнения и только накануне прибыл в его взвод. «Товарищ командир, – обратился солдат к нему, протягивая фляжку, – попейте воды».
Отец, утолив жажду, запретил солдату возвращаться к нему. «Идет обстрел, не надо рисковать, заберете меня, когда стемнеет», – приказал он бойцу. Но часа через два тот самый солдатик вновь появился в воронке. Он приполз с котелком каши, хлебом: «Покушайте, товарищ командир». На этот раз отец разразился матом за то, что тот ослушался приказа и вновь рисковал жизнью. Боец пополз обратно к своим, и в тот момент, когда он почти выбрался из воронки, его настигла пуля вражеского снайпера. Паренек, рисковавший жизнью ради своего командира, умер на глазах отца, и пока он полдня неподвижно лежал на краю воронки, в него с глухим звуком вонзилось еще несколько пуль. Каждая пуля отзывалась в сердце отца нестерпимой болью. Когда он рассказывал об этом фронтовом эпизоде, голос его дрогнул, я невольно взглянул на него и увидел, что по лицу катились слезы. Это потрясло меня: прежде я никогда не видел, чтобы он плакал. Помню еще, что отец всю жизнь винил себя за гибель 18-летнего парнишки, жалел, что не помнил его данных. Тогда, после боя, отца отправили в госпиталь, потом комиссовали, и на фронт он больше не вернулся, но всю жизнь носил в себе груз вины за смерть солдатика: переживал, что не нашел семью бойца, не повидал его родителей, не рассказал им о последнем дне их сына, не поблагодарил за него…
Отец был призван на фронт 10 февраля 1942 года Соликамским горвоенкоматом Пермской области и зачислен в 277-й отдельный стрелковый лыжный полк Уральского военного округа (фото 1). В 1942-1943 годах воевал в составе 1350-го стрелкового полка 234-й стрелковой дивизии на Калининском фронте. Под Смоленском получил ранение в голову, лечился в эвакогоспитале № 3395 города Калинина.
Я всегда восхищался отцом. Как он вынес тяготы и лишения, выпавшие на его долю – голод тридцатых, гулаговские лагеря в предвоенные годы, несколько тяжелых ранений на фронтах?
Подлечившись, отец окончил 6-месячные курсы младших лейтенантов при Калининском фронте и был направлен командиром взвода в 139-й гвардейский стрелковый полк 46-й гвардейской стрелковой дивизии 1-го Прибалтийского фронта. После ранений в спину и ногу отца отправили в эвакогоспиталь № 3080 города Вичуги Ивановской области, то есть в те места, где он воевал при обороне Москвы сразу после мобилизации, в ряды Красной Армии. Помню, что он упоминал в своих редких воспоминаниях Смоленск, Ржев, Волоколамск. То есть те города, где проходила линия обороны Москвы и шли ожесточенные сражения с огромными человеческими потерями с обеих сторон. Ржевская битва, самая кровопролитная в истории Великой Отечественной войны, имеет еще одно страшное название – Ржевская мясорубка. Воспоминания участников и очевидцев событий тех времен очень тяжело читать. У войны страшное лицо. Вот один эпизод, описанный участником Ржевской битвы. Взводу поступил приказ о передислокации на другой участок обороны. Пушки и другую технику бойцы перекатывали по дощатым настилам. Автор воспоминаний пишет, что под тяжестью техники и людей настилы сильно прогибались. Опасаясь, что они провалятся в болотистую почву, он заглянул под настилы и отпрянул от страшной картины: настилы лежали на трупах солдат, уложенных штабелями…
На оборону Москвы были брошены и несколько стрелковых дивизий, бригад, в том числе 312-я дивизия и 101-я бригада, сформированные в Актюбинске – родном городе моего отца. Большая часть личного состава этих воинских подразделений погибла, защищая Москву. Всего в ржевской битве погибло полтора миллиона советских бойцов. Враг не взял Москву только благодаря их мужеству и самоотверженности.
Отец был уволен в запас 14 декабря 1944 года после излечения в эвакогоспитале № 3080 города Вичуги. Был награжден главной солдатской медалью «За отвагу», медалью «За оборону Москвы», орденом Отечественной войны I степени.
Желание посетить с отцом места, где он воевал, у меня было давно. Но пока он был жив, а умер он 1 июля 1993 года, этого сделать не удалось – инвалид первой группы, отец самостоятельно передвигаться не мог: пробитая зажигательной пулей голень, выжженные сухожилия и мягкие ткани, а также хронический остеомиелит сделали свое дело. А к концу жизни он и вовсе приобрел целый букет болезней, при которых отправляться с ним в дальнюю поездку можно было бы лишь в сопровождении бригады врачей и спасателей.
У меня была еще одна важная причина совершить поездку в Россию. Причина семейная, о которой нам, детям, долго не рассказывали. Только со временем мы узнали, что, оказывается, после госпиталя и увольнения в запас отец приехал домой, в Актюбинск, не один, а с женой – ткачихой вичугской ткацкой фабрики имени Ногина Агриппиной Парамоновой, полгода выхаживавшей его в госпитале и поставившей в конце концов на ноги.
Прожив несколько месяцев в Актюбинске и не привыкнув к суровым реалиям жизни в Казахстане, Агриппина Ивановна уехала домой, в Вичугу. Уехала, будучи беременной. Как только я узнал о фронтовом браке отца, стал искать его первую жену всеми доступными на тот момент способами: надеялся, что где-то в России у меня есть старший брат или сестра…
Писал в местную вичугскую газету, обращался в программу «Жди меня». Но, увы, ответа не дождался. Тогда, видимо, еще не пришло время.
А пришло оно в год 80-летия Великой Победы. Поиски Агриппины Ивановны в России организовал проживающий в Иваново мой друг и одноклассник Виктор Геккель.
В один из апрельских дней нынешнего года он позвонил: «Приезжай! Мы нашли эту семью». На мой главный вопрос о старшем брате или сестре Виктор загадочно ответил: «Потом узнаешь». Говоря «мы нашли», Виктор имел в виду большую команду своих друзей и помощников, которые полгода были заняты поисками Агриппины Ивановны и ее семьи. Они не только нашли Парамоновых, но и собрали информацию о боевом пути моего отца. Я им бесконечно благодарен и не могу не назвать их имена. Это ветеран
Вооруженных Сил России, полковник запаса, имеющий большой опыт работы с архивами, Николай Николаевич Калинин, начальник отдела кадров одного из медучреждений Ивановской области Наталья Витальевна Савичева, врач Виталий Иванович Карасев, студент местного энергоуниверситета Артем Наумов, сотрудник правоохранительных органов Денис Иваткин. Большую помощь оказали глава администрации городского округа Вичуга Павел Николаевич Плохов и его заместитель Роман Витальевич Ширков. Всем им низкий поклон!
Собираясь в дорогу, я очень волновался, поскольку должен был попасть туда, где проходила боевая молодость отца, где он был не раз ранен, посетить эвакогоспиталь, где он лечился, встретиться с братом или сестрой, с новыми российскими родственниками. Я предполагал, что поездка будет эмоционально тяжелой. Но не думал, что настолько…
…Мы замолкаем, глядя в небеса
Первым пунктом нашей программы было посещение Ржевского мемориала Советскому Солдату, сооруженного в честь бойцов, павших подо Ржевом в 1942-1943 годах. Хотя мы приехали в будничный день, посетителей было очень много – не менее 500 человек. Среди них много молодежи, школьников. По-другому в народе памятник называют «Журавли». Созданный по мотивам известной песни поэта Расула Гамзатова и композитора Яна Френкеля, он точно и пронзительно душевно отражает чувства и внутреннее состояние людей, посещающих памятник. Изготовленная из металла многометровая фигура солдата буквально парит в воздухе, превращаясь в улетающих журавлей. Как завороженные, мы с Виктором молча долго смотрели вверх на словно растворяющегося в стае птиц человека на фоне голубого неба и думали о том, что это мирное небо нам подарили сотни тысяч погибших солдат, которых символизирует возвышающийся над мемориалом и окрестностями Солдат-Победитель. Это было первое эмоциональное потрясение.
Добирались мы к памятнику по Волоколамскому шоссе. Так вот, возвращаясь назад и проезжая мимо мелькающих за окном автомашины придорожных лесов, я вдруг подумал, что, возможно, именно здесь воевал отец. Явственно увидел, как между деревьями мелькают фигуры солдат, слышатся разрывы снарядов… Мне даже показалось, что в группе солдат я заметил такую знакомую и родную фигуру отца …
Это было невероятное чувство, я будто телепортировался на 80 с лишним лет назад, встретился с боевой молодостью отца. Никогда бы не поверил, что такое возможно, но, видимо, сказалось напряжение последних дней, мои ожидания и постоянные думы об отце, войне и Победе.
Постепенно «портал» закрылся, по маршруту нашего движения оказался город Зубцов. Здесь, на берегу реки Вазузы, на постаменте установлен знаменитый, покрывший себя боевой славой танк Т-34. Зубцов – небольшой городок Тверской области, где также велись ожесточенные оборонительные бои за Москву. Перед нашей поездкой во Ржев Николай Николаевич Калинин – ивановский поисковик из команды Виктора Геккеля, рассказывал, что его дедушка, воевавший здесь в составе 813-го стрелкового полка, говорил: «людей возле Зубцова погибло очень много» и что он лично видел, как вся акватория Вазузы в этом городке была заполнена трупами советских и немецких солдат, плывших вниз по течению. Это еще один страшный лик войны.
Судьбоносный госпиталь
И, конечно, самой насыщенной по событиям и эмоциям была поездка в Вичугу. Небольшой, но старинный городок (первое упоминание – в 1482 году), в котором проживает около 30 тысяч жителей, обязан своим названием болотистой низменности, в которой он расположен («вичуга» с угоро-финского языка означает «болото»). Предположу, что именно благодаря болотистой местности городок остался целым и невредимым в годы войны, потому что фашисты не сунулись в эти края, опасаясь завязнуть всерьез и надолго. В небольшом прифронтовом городке было развернуто семь эвакогоспиталей, еще два – в деревнях на территории района.
В один из вичугских эвакогоспиталей, № 3080, после тяжелых ранений в августе 1944 года и был направлен мой отец, командир стрелкового взвода, младший лейтенант Балмухан Джармухамбетов. Ранения он получил при освобождении Польши, будучи командиром взвода в составе 139 гвардейского стрелкового полка 46-й гвардейской стрелковой дивизии Прибалтийского фронта.
Дань памяти
В Вичуге день начался с того, что мы склонили головы у мемориального комплекса воинам-вичужанам, участникам Великой Отечественной войны, почтив их память. Там же встретились с главой администрации городского округа Вичуги Павлом Плоховым, журналистами местного телеканала и газеты. Состоялось вручение благодарственных писем и памятных подарков акимата Алги Актюбинской области участникам поисков. На площади встретился и познакомился с родственницей – племянницей Валентиной, которая сообщила мне печальную весть – моя родная по отцу сестра, о встрече с которой я мечтал всю дорогу, умерла еще во младенчестве. Ее назвали Вера и похоронили на городском кладбище Вичуги, куда мы и направились после торжественного мероприятия у памятника. На скромную могилку Веры мы с Виктором положили цветы и привезенную из Актобе горсть казахстанской земли. Я прочитал суры из Корана. После этого мы склонили головы и у могилы похороненной неподалеку Агриппины Ивановны. В кладбищенской тишине, нарушаемой лишь порывами ветра, пением птиц и накрапываемым мелким дождем, я произнес слова благодарности этой доброй женщине, которая ухаживала в госпитале за солдатом из Казахстана – моим отцом и была рядом с ним в трудное для него время. Агриппина Ивановна – спасительница отца: она была известной народной целительницей, и я считаю, что именно благодаря своим способностям смогла поставить раненого на ноги. Агриппина Ивановна лечила людей в Вичуге вплоть до смерти в 1998 году. Умерла она в возрасте 87 лет.
Все познается в сравнении. Выше я писал, что младший брат отца Абдрахман умер в эвакогоспитале № 3395 в Купянске Харьковской области. В его медицинских документах, помимо сведений о боевых ранениях, описано посмертное состояние: крайняя степень истощения, пролежни. Это говорит о том, что за ним не было элементарного ухода. В отличие от моего отца, возле которого денно и нощно дежурила Агриппина Ивановна, за дядей Абдрахманом никто не ухаживал. Ну не нашлось в Купянске второй Агриппины Ивановны! Эта женщина не только спасла отца, но и впоследствии вышла за него замуж и уехала в Казахстан. Ее внучка Валентина, много общавшаяся с бабушкой, говорит, что Агриппина Ивановна всегда очень тепло отзывалась о дяде Балмухане, даже после развода с ним высылала в Казахстан по его просьбам текстильный материал для пеленок и рубашек его детей от второго брака! На городском кладбище Вичуги мы с Виктором испытали еще один эмоциональный момент. Слева от центральной аллеи кладбища увидели более ста могил, накрытых серыми гранитными плитами. На каждой – красные гвоздики. Это были захоронения солдат и офицеров, умерших в семи эвакогоспиталях Вичуги. На всех плитах годы смерти – 1942-1943.
На плитах преобладали славянские фамилии, но встречались и очень напоминающие казахские: Ахметкереев, Салыкбаев, Тлегенов. Я прочитал суры из Корана и над могилками земляков. Виктор прошептал: «Если бы твой батя не выжил, тоже бы здесь лежал…». Эту суровую правду можно было выразить и по-другому: «Если бы не Агриппина Ивановна, твой батя тоже бы здесь лежал…».
К зданию, где в годы войны размещался эвакогоспиталь № 3080, я подходил в состоянии крайнего волнения: сердце трепетало в груди, а его стук отзывался в ушах. Я был в ожидании еще одной встречи с отцом, вернее, местом его достоверной локации в годы войны. Ведь если в предыдущей моей «телепортации» в лесу вдоль Волоколамского шоссе было неизвестно: воевал ли отец именно в том месте или нет, то госпиталь – это уже конкретное, документально подтвержденное, а значит, доподлинно известное место пребывания там отца, причем длительное время.
У меня сложилось впечатление, что за восемьдесят послевоенных лет внутри здания мало что изменилось – те же высоченные (более 4 метров) потолки, почти упирающиеся в них такие же высокие двери. У лестницы на второй этаж деревянные поручни и старинные, вылитые из чугуна, фигурные стойки. Все сделано очень аккуратно, стильно, можно сказать. Из «новодела» в комнатах только пластиковые окна. Но и они совершенно не способны омолодить здание. Я ходил по пустым комнатам, в которых 80 лет назад стояли койки с ранеными бойцами, и вдруг понял, что вновь нахожусь в необычном ощущении мистики и реальности. Снова открылся мой портал: я попал в военное время: вокруг кроватей, не замечая меня, суетились медсестры и санитарки, добровольные помощницы, помогавшие медработникам и больным. Ощущался резкий запах карболки, которой дезинфицировали помещения. Переходя из комнаты в комнату, я вдруг ощутил на себе взгляд со стороны. Резко повернулся в ту сторону и… обомлел. На меня смотрел человек с костылями в руках, лицо его показалось мне очень знакомым. Это был мой отец в тридцатилетнем возрасте! Я направился к выходу: на сегодня мистики было достаточно. Находясь у выхода, поднял взгляд на верхнюю лестничную площадку – на ней в больничной пижаме, опершись на костыли, стоял отец и долгим пристальным взглядом смотрел на меня. Я не выдержал и первым отвел взгляд, затем поднял руку и, коротко взмахнув ею на прощание, вышел во двор под лучи редкого в этих краях майского солнца.
Сон в майскую ночь…
Утром надо было возвращаться домой. А ночью мне приснился сон.
… Я пришел в госпиталь. У крыльца меня встретил отец:
– Что, балам (сынок), уезжаешь?
– Да, батя. Пора мне уже. Вообще, я не думал, что ты будешь здесь. Я слышал, что души ушедших улетают в небо…
– У меня на Земле неоконченные дела остались… Помнишь, балам, я говорил как-то тебе про солдатика, который мне, раненому, воду и пищу приносил, а сам погиб? До сих пор мучаюсь, что он из-за меня погиб, а я после войны не нашел его родных, не поблагодарил их… Поэтому я здесь…
– Батя, ты же не виноват. Ты все сделал, чтобы этого не случилось. А то, что он пытался помочь тебе – это же его выбор. Значит, хорошим ты был командиром.
– Здесь, в госпитале, полвзвода моих ребят лежит. Всех расспросил. Но никто не знает, кто был тот парень и откуда он.
– Ничего, батя. Я постараюсь найти его.
– Как? Столько времени прошло….
– Я тут посоветовался с Николаем Николаевичем Калининым, и он говорит, что это возможно. Надо найти список безвозвратных потерь подразделения, список прибывшего накануне пополнения. Дату смерти солдата мы знаем. И искать. Конечно, это будет очень трудно. Поверь мне: Виктор с Николаем Николаевичем кого хочешь найдут. А как найдут – я обязательно съезжу туда и передам родным солдатика твои слова, все, что ты говорил. Если не смогу, то мой сын, твой внук Кемель займется этим. Не переживай. Мне надо, чтобы ты спокоен был здесь. Батя, а может все-таки домой? Посмотришь, как мы живем…
– Я знаю, балам, видел. Но я не могу отсюда уехать, бросить своих ребят. Провожу тех, кто выздоровеет. А кому не судьба – похороню. Ты же был на кладбище? И там мои ребята лежат. Ну ладно, балам, давай прощаться. Спасибо, что приехал сюда. Я очень доволен тобой.
Мы обнялись и я, резко повернувшись, быстро зашагал к машине – боялся, что опять не выдержу его долгого взгляда… Проснулся я в слезах.
После поездки в Вичугу прошел почти месяц. А мне до сих пор кажется, что это был не сон…
Мирал ДЖАРМУХАМБЕТОВ,
Актобе – Иваново – Москва – Ржев – Вичуга – Иваново – Москва – Актобе
Фото автора и из его личного архива
