Моя жизнь — здесь
Екатерина Миненко родилась на станции Каратогай в Мартукском районе в 1947-м и была у Леонтия и Цицилии Сухановых первым ребенком, появившимся на свет в депортации. У главы семьи за плечами был фронт Великой Отечественной.
– Мой старший брат Иосиф родился в 1945 году в дороге, когда родители ехали в Казахстан из Запорожской области, – начинает беседу Екатерина Леонтьевна. – Мама вспоминала, что по прибытии в Мартукский район она просила поселить их на станции: железная дорога – стратегический объект, незамолкающая жизнь, а значит, шансов выжить больше.
Показывая архивные справки, собеседница с теплотой говорит об отце:
– Он очень болезненно воспринимал несправедливость, потому что сам был крайне порядочным. Из четверых детей меня любил больше всех – я на него похожа, особенно характером. Да, если кого подловлю на вранье, изворотливости, тут же обличаю – и в детстве была такой, и к старости не изменилась. Еще маленькой могла с кулаками отстаивать справедливость. Помню, как заступилась за соседку-немку, когда ее обозвали фашисткой. Ох и досталось тогда обидчице! Оскорбления в адрес немцев с той поры прекратились: то ли меня испугались, то ли родители в семьях сделали детям внушение.
О том, что Сухановы – спецпоселенцы, Екатерина Леонтьевна узнала только в 1994 году, когда получала справку о реабилитации родителей:
– Они оберегали нас от любого негатива, условностей. Мама работала на мелзаводе, каждый день отгружая мел в вагоны. Папа, технарь от природы, сначала трудился в тракторной бригаде в совхозе, потом перешел на элеватор. Жили мы бедно, но не голодали. Сажали огород, держали хозяйство. Изредка мама носила излишки к проходящим поездам на станцию и обменивала у проводников на то, чего не было в сельпо. Чаще всего – на индийский чай. Так жили в Каратогае все. А главное – в дружбе и труде. Никто никому не завидовал, уважение к соседям, думаю, не обсуждалось ни в одной семье. Не скажу, представители скольких наций жили в селе, но интернационал зашкаливал. Речь звучала чаще всего казахская, русская, украинская и немецкая. Родители с нами говорили на русском языке, между собой общались на родном, и я его впитала. В школе, техникуме переводила тексты домашних заданий по немецкому всем, кто просил. Что скажу о своем детстве? Оно было счастливым, хотя уже после 7-го класса я пошла работать почтальоном.
Фамилия Миненко у Екатерины Леонтьевны – мужа Федора, с которым ей повезло.
– Свекор Степан Федорович очень любил меня, а свекровь даже передала целительский дар, – тепло вспоминает женщина. – Родом они из Мариупольского района Донецкой области. В Хобдинский район приехали в 1928 году – в Хабаловку, потом переехали в Украинку.
По окончании Актюбинского кооперативного техникума я трудилась бухгалтером сначала на мелькрупкомбинате, потом в строительной отрасли. На пенсию ушла с завода «Стройдеталь», имея стаж более 40 лет. Наши с Федором портреты часто висели на Доске почета, а в 1974-м я получила значок «Ударник коммунистического труда». Думаю, за идеальные ежеквартальные отчеты облгосинспекции по закупкам и качеству сельхозпродукции, которые возила в Алма-Ату – это была моя служебная обязанность. Идеальными отчеты были, наверное, благодаря наследственной педантичности.
Летом Екатерина Леонтьевна и Федор Степанович живут на даче. Пристрастие к порядку, непоседливость двигают немолодой дамой и сегодня: она и на грядках трудится, и исполняет обязанности кассира в дачном коллективе. По традиции семья отмечает все светские праздники, два Рождества и две Пасхи – лютеранскую и православную. В числе друзей семьи – люди разных возрастов, этносов и занятий.
– Как отмечаете 1 Мая?
– Это один из моих любимых праздников. В юности с друзьями собирались в нашем доме, с годами традиция не нарушилась: застолье начинается на моей кухне. Сейчас друзья приезжают к нам на дачу.
– Екатерина Леонтьевна, почему вы не уехали в Германию?
– Я живу по принципу «от добра добра не ищут». Зачем уезжать оттуда, где тебе хорошо? Сестра уговаривала, но я отказалась категорически. Моя Родина – здесь. А за родительскими могилками кто присмотрит? Дед тоже похоронен в Каратогае. Маминого отца в 1950-х мы чудом разыскали в Кустанайском лагере политзаключенных, и он приехал к нам. Бабушка и четверо ее детей погибли под фашистскими бомбежками в Украине, выжила только мама. Когда мои дети уезжали в Россию, мы с Федей не препятствовали – это их жизнь. А моя жизнь – в Казахстане.[divider]
Дочка председателя
Тамара Галенко – из семьи столыпинских переселенцев. В начале ХХ века ее дед Тимофей Лысенко, кавалер трех георгиевских крестов, приехал с женой Устиньей Еремеевной из Днепропетровской губернии в село Ащылысай Актюбинской волости Оренбургской губернии. В 1911 году здесь родился их первенец Михаил, отец нашей собеседницы.
– У бабушки с дедом было четверо детей. В финскую войну их младший сын потерял ногу, поэтому в Великой Отечественной не участвовал, мой же отец воевал в 312-й стрелковой дивизии. Я родилась 15 августа 1941 года, а 18 августа 312-я отбыла на фронт со станции Актюбинск, поэтому меня папа увидел только в 1943-м, вернувшись после тяжелого ранения. Мы тогда жили в Кос-Истеке, в райцентре, и отца сразу назначили инструктором курсов молодого бойца, а осенью 1946-го – председателем колхоза имени Чапаева, куда входили Рождественка, Велиховка, Айтпайка, – рассказывает Тамара Галенко. – В школу я пошла в 6 лет в Рождественке, 7 классов окончила в Хазретовке. В начале 1950-х папу наградили орденом Трудового Красного Знамени: он первым в Степном районе вывел в миллионеры колхоз имени Чапаева.
– Наверное, в колхозе-миллионере сытно жилось?
– Главное воспоминание раннего детства – сосущее чувство голода. Не знаю, откуда брался подсолнечный жмых, но иногда нам перепадал кусочек. Он был горьким и прелым, но чем-то заглушать голод нужно было. Еще во время войны от нехватки питания я переболела цингой – выпали зубы. Был случай, когда кладовщица, зная о нашем недоедании, принесла маме булку хлеба. Вернулся вечером отец и велел хлеб отнести назад, а кладовщице пригрозил, что, если повторится подобное, он ее уволит.
– На каком языке общались сельчане?
– На украинском. В Рождественке, кроме украинцев, были две немецких семьи и одна русская. Русский язык я начала осваивать в школе. Казахов первый раз увидела в Хазретовке, их было три семьи. Все жили настолько бедно, что традиции закрывать дом на замок не существовало. Старшее поколение помнит, что на частные подворья налагалась норма по сдаче яиц, молока, мяса, масла, поэтому из страха не выполнить ее семьи часто недоедали. Скажем, Пасху мы, дети, ждали только ради того, чтобы наесться яиц. Моя мама Анна Герасимовна была женой председателя и должна была служить всем примером. Вот и трудилась она и старшие дети дояркой, свинаркой, телятницей, кухаркой. Мы, шестеро детей, помогали ей во всем. Работать я начала 1 марта 1958 года, мне было 17, в районной типографии. Что такое интернационал, поняла, вернувшись в Кос-Истек подросшей.
Особый пункт жизни Тамары Михайловны – муж Николай Галенко, влюбившийся в нее, еще совсем девочку. Потом случай сводил их, живших в разных селах, но скромность обоих не позволяла хотя бы поговорить. Переписывались три года. После службы парень работал на обновлении Дома съездов в Москве, жил в общежитии и звал девушку к себе, но она отказалась.
– Тогда он вернулся домой, и осенью 1961-го мы поженились. Позже признался: «Я боялся, что раз ты дочка председателя, то избалована, нуждаешься в тепличных условиях, в Москве они появились бы нескоро. А ты никакой работы не боишься». С Николаем мы жили в Кос-Истеке, Березовке, Батамше, – вспоминает Тамара Михайловна. – В Батамше я работала в лимонадном цехе, Николай рабочим в геологоразведочной экспедиции. Уже подрастал сын Миша, когда мы приняли решение переехать в Узбекистан, в город Чирчик, к моему старшему брату. Устроились с мужем на завод трансформаторов. Это фактически Ленинградский завод «Электросила», эвакуированный в Узбекистан во время войны. Там родился младший сын Сергей, там я окончила машиностроительный техникум. Все было замечательно, но начал болеть Николай, и врачи велели поменять климат. В 1980 году мы вернулись в Актюбинск и устроились на «Актюбрентген», откуда оба ушли на пенсию. Муж умер 13 лет назад, и только тогда я поняла, как он мне дорог…
– Вы поете в хоре «Оксана». От кого передался вокальный талант?
– От родителей. Мне и сестрам. Покойная Мария была основателем и худруком хора «Сударушки» в Кос-Истеке. Она говорила, что для освоения вокальных техник слушает по радио концерты казахских песен. Видите, интернационал даже в музыке встречается. Объединяющей наше общество я нахожу любовь всех к песне. Говорят, украинцы и казахи одинаково музыкальны. Я считаю, что в Казахстане музыкальны все девятнадцать миллионов, и это радость, а радость объединяет теснее, чем горе.
– Тамара Михайловна, что главное вы вынесли из жизненного опыта?
– Мне везет на хороших людей. В детстве в селах, где жили только украинцы, в Бадамше – в юности, 15 лет в Узбекистане, сегодня в Актобе у меня всегда замечательное окружение. За 39 с половиной лет трудового стажа самые светлые воспоминания и о сослуживцах: все открытые, честные, на заводах это были профессионалы самого высокого уровня, независимо от этнической принадлежности. Конечно, сама я тоже все делала предельно хорошо, возможно, поэтому хвалили. К 100-летию Ленина на заводе трансформаторов мне вручили медаль «За трудовую доблесть»; мои и Николая портреты всегда висели на Доске почета и в Чирчике, и на Актюбрентгене. Сейчас живу одна, поддерживают сыновья, члены украинского центра «Оксана», замечательные соседи – я чувствую себя уверенно, потому что нужна своей Родине.[divider]
В песнях отдушина
Александр Олейник родился в Крыму в 1956 году, а в 1958-м его родители решили поднимать целину. В качестве места работы выбрали село Богословка Алгинского района.
– Дело в том, что там уже жил отец мамы Федор Воробьев, приехавший на целину с женой Матреной Васильевной из Карелии, – рассказывает Александр Михайлович. – Выросший в Белоруссии, привыкший к землепашеству, в краю озер и лесов он тосковал, а тут возможность работать на земле! Дед – коммунист, служил в НКВД, поэтому в первые недели войны попал в концлагерь, откуда его освободили в 1944-м. Домой вернулся не через Сибирь, как большинство, а через угольные шахты. Чтобы не было вопросов у односельчан, сразу перевез семью в Карелию, в 1954 году перебрался в Казахстан.
Родители Александра познакомились в Карелии, в городке Лахденпохья, где Антонина Воробьева училась на бухгалтера, а уроженец Сумской области Михаил Олейник проходил службу на флоте. По окончании службы он приехал к родителям Антонины, в сельсовете молодые расписались и уехали к маме Михаила в Крым, Новониколаевку.
– Нам кажется, Карелия! Крым! А дед уговорил моих родителей очень просто: здесь полно работы, свобода хозяйствования, высокая культура и дают дома, – продолжил Александр Михайлович. – Дети Федора Михайловича переехали к нему в Богословку и все остались здесь. Кроме моей тетки Людмилы. В нее влюбился срочник из Узбекистана и увез к себе. И его история заслуживает внимания. Покойный дядя Сеит – этнический казах, родился и вырос в узбекском городке Ийк-Ота, известном могилой святого Ийка и тем, что это место компактного проживания казахов. Мои каникулы проходили всегда у бабушки Ольги Васильевны в Крыму, но и к тетке в Ийк мы ездили часто.
Весь трудовой стаж Александра Олейника после окончания АлИИТ – с 1975 по 2019-й – состоялся в ШЧ-5 на местной станции. В Актюбинске парень окончил железнодорожную школу № 469 (ныне № 42), где учился и Виктор Пацаев, здесь познакомился с женой Риммой, в Казахстане родились, состоялись и живут их дети, подрастают внуки.
История семьи, в которой выросла Римма Олейник, тоже любопытна. Ее дед Евгений Коделльо – итальянский коммунист, спасшийся от преследований в туркменском городе Мары.
– Причем акцент у деда был польский, – говорит собеседник. – Известно, что после революции в Мары он возглавлял здравоохранение. В Актюбинск семья переехала из-за болезни моей тещи: ей не подходил туркменский климат.
– Александр Михайлович, чем так притягательна наша земля?
– Людьми. Их готовностью помогать друг другу, уважением к человеку. Мы настолько все ассимилировались, что вряд ли задумываемся, по чьим традициям живем. Легко это прослеживается на местной кухне: кому из казахов не нравится борщ, есть ли кто в Казахстане, кто не любит бешбармак? Общая ментальность консолидирует. А еще у нас все поют! Мама пела родные белорусские песни. Выйдя на пенсию, я сразу стал посещать украинский культурный центр «Оксана» – почему не дарить землякам песни?
Фото Куандыка Тулемисова
Татьяна ВИНОГРАДОВА
