Во время встреч со школьниками, студентами многие из них рассказывают о той войне заученными из газет словами. До сих пор автоматически срабатывает внутренний цензор советских времен. О настоящей войне, с ее кровью, ежедневно подавляемым страхом смерти, беспредельной усталостью от физического и морального напряжения большинство из них вспоминают редко.
Страшно первые сто лет
Иван Шельменков родился в селе Свинино Тамбовской области России. В 1940 году председатель колхоза по просьбе матери отправил 15-летнего Ивана в ремесленное училище № 26 в Москве. В октябре 1941 года Ивана вместе с учащимися и преподавателями-мастерами эвакуировали в Алма-Ату, а через неделю отправили в Актюбинск для работы на переброшенном заводе Мосрентген. На заводе было налажено серийное производство подрывных машин. Их сборкой в середине октября 1941 года занялись ребята, выучившиеся на слесарей-сборщиков в ремесленном училище.
В 1943 году его призвали на фронт, и он сразу же принял участие в сражениях за освобождение Харькова. Обучившись затем на спецкурсах, возглавил минометный расчет и продолжил войну. В боях под украинским городом Золотоноши его ранило первый раз. Огневую позицию засекла вражеская артиллерия и, взяв их «в вилку», третьим снарядом накрыла всех. В живых, кроме Ивана, раненного в спину, не осталось никого.
— Обезболивающих нет, парень, ты лучше покрепче ухватись за кушетку и стисни зубы, — посоветовал госпитальный хирург.
Не обращая внимания на стоны, сделав скальпелем надрез, он длинными щипцами углубился в рану и, ловко ухватив, вытащил из спины рваный осколок.
Через десять дней Иван отправился на передовую. Второе ранение, в ногу, сержант получил в 1944 году и, недолго пролежав в госпитале, опять вернулся в строй. За два года войны состав его минометного расчета обновлялся пять раз. Боевые товарищи остались навсегда лежать в земле Украины, Болгарии, Румынии, Югославии, Венгрии, Австрии. Иван выжил чудом. В одном из боев у озера Балатон их минометный расчет уничтожил несколько огневых пулеметных точек, буквально выкашивающих поднимавшихся в атаку солдат. Таких боев на его счету было множество, но именно за этот Иван был представлен к награде и получил из рук командира полка орден Славы. Победу солдат встретил в австрийском городке Грац.
Домой Иван Шельменков вернулся в 1949 году, после победы он еще четыре года оставался в Германии, охраняя важные объекты частей Красной Армии. Вернувшись в Актюбинск, который стал для него второй родиной, он опять устроился на родной завод и, проработав до 1991 года, вышел на пенсию. Ему 95 лет, и на просьбы рассказать о войне откликается охотно, но вспоминает не победные марши, а фронтовые будни, погибших друзей.
— На войне страшно лишь первые сто лет, — шутит орденоносец. — Почему сто? Потому что каждое мгновение боя кажется вечностью. В первом же из них я убедился, что война — это ад.
Расчет
В Украине им пришлось особенно туго. Второй месяц кряду их минометный расчет не знал передышки. Один день повторял второй. Едва успев обустроиться на огневом рубеже и пристреляться, они собирали орудие и, перемещаясь вдоль передовой, занимали новый рубеж.
Работали слаженно и привычно. Выбрав ложбинку, яму, небольшой овраг, устанавливали на опорной плите ствол и сразу же производили первые выстрелы. Темп стрельбы был бешеный, скорострельность миномета составляла до 25 выстрелов в минуту. Не успевала еще взорваться, достигнув цели, первая мина, а из ствола вылетала уже шестнадцатая по счету.
— Ребята, заряд два, чуть левее доверните, — давал корректировку командир, и мины тут же прочерчивали в небе новую траекторию.
Если их засекали, то времени оставалось не больше минуты, иначе — прямое попадание и смерть.
Разобрать на три составные части 82-миллиметровый миномет, весивший чуть более 60 килограммов, было делом нескольких секунд. Трое из шести минометчиков водружали на спины вьюки. В них укладывали ствол весом около 20 килограммов, железную двуногу-лафет, весившую примерно столько же, и 22-килограммовую опорную плиту. Двое, самые выносливые, несли остальные два вьюка (в каждый укладывалось по три лотка (лоток — 9 мин) с боеприпасами. Каждая из этих поклаж тянула почти на полста кило.
19-летний командир минометного расчета, сержант Иван Шельменков нес самое легкое, но ценное — прицел в деревянном, обитом внутри войлоком футляре. Это не было привилегией, Ивану часто приходилось, на минутку остановившись и разложив на коленке планшет, сверяться с картой местности, чтобы, не ошибившись, выйти точно к месту очередного расположения.
К месту прибывали с осторожностью, чтобы не дать обнаружить свое присутствие врагу. Это было сложно, минометная позиция должна была находиться на расстоянии не более 500-600 метров от противника, вплотную к траншеям нашей пехоты.
Фронтовые будни
С едой было плохо, кухня запаздывала иногда на несколько суток. Выручали пехотинцы, с уважением относившиеся к «богам войны», так их называли, приносили немецкие галеты, хлеб. Особенно страдали от голода бойцы крупного тело-
сложения.
— Мамо, мамо, исты хочу, — каждую ночь бормотал одну и ту же фразу, забывшийся в коротком сне наводчик, украинец двухметрового роста Марко.
Но еще больше страдали от вшей. Последний раз в батальонной бане (палатка с котлом горячей воды, дезинфекционная камера) им посчастливилось побывать два месяца назад. Нестерпимый и непрекращающийся зуд заставлял просыпаться даже не спавших пару суток бойцов и ожесточенно, до крови, расчесывать тела. С обмундированием дела обстояли так же. Носили сгнившие от пота и мокрой грязи гимнастерки. На ноги, поверх кирзовых ботинок, наматывали 3-метровой длины обмотки.
Их солдаты хвалили. Первый слой плотной ткани во время переходов по осенней слякоти насквозь пропитывался водой, образовывая на поверхности толстую корку из грязи, надежно сохранявшую остальную часть обмоток и ноги в сухости. Голенища же кирзачей, особенно когда приходилось во время артобстрелов передвигаться по-пластунски, сразу же черпали полные сапоги воды.
Красная Армия наступала, но эти наступления разительно отличались от тех, которые крутили в военных фильмах: мужественные бойцы, улыбаясь, маршируют по улицам освобожденных городов, а их жители бросают им под ноги цветы.
Немцы чаще всего отступали, тщательно спланировав отход, прикрываясь засадами. В образовавшийся прорыв после танков и с боями ушедшей вперед пехоты входили остальные стрелковые части, и шли они не по полям и лесам, а чаще всего по дорогам, а их здесь ждали скрытые огневые точки врага. Пулеметным и минометным огнем колонна и идущая техника уничтожались почти полностью, но вслед за этой колонной волна за волной шли следующие. Людей командование не жалело, их в СССР было много.
Победа
В конце марта 1944 года в одну из ночей они пересекли границу с Румынией.
— Иван, ты собери бойцов, прочитай им инструкции и вообще поговори, чтобы вели себя правильно, заграница все же, — протянув папку с отпечатанными листами, поручил днем командир батальона.
На поляне, где собрались минометчики, уже крутились и корреспонденты, сфотографировавшие, как Иван читает политинформацию. Позже Иван выпросил в штабе фотографию, которую до сей поры хранит в семейном альбоме.
В Венгрии, у озера Балатон, ранним утром они приняли бой с остатками какой-то немецкой части, а сразу же после него их расчет предупредили: прибудет корреспондент из армейской газеты, чтобы сделать фотографии и побеседовать с бойцами. По этому случаю старшина выдал всем уже ношеное, но вполне приличное обмундирование. Бойцы, больше всего желавшие поесть и хоть полчасика отдохнуть после боя, послушно выполняли команды шустрого фотографа, делая вид, что ведут стрельбу по противнику. Эту фотографию Иван тоже, выпросив в редакции, сохранил.
Известие о победе пришло к ним в австрийском городке Грац, где они разместились на ночлег в одном из пустующих домов.
— Стрельба вдруг началась ночью, — вспоминает ветеран. — Мы переполошились, похватали винтовки, и на улицу. А там солдаты бегают, кричат: «Победа!». Так и закончилась война.
Особенного ликования и радости, как вспоминает Иван Лаврентьевич, не было. Только ужасная усталость и мысль, что закончатся обстрелы, и они наконец-то выспятся. Прошедшего половину Европы и навидавшегося всякого солдата в последние годы особенно терзает одна мысль, которая заставляет его вновь и вновь вспоминать каждый эпизод той войны, имена и лица всех солдат, которых он похоронил на чужой земле.
— Людей жалко, — завершает свой рассказ ветеран. — Война есть война, и без жертв в ней не обойтись, я ж понимаю. Но ведь сколько же душ погубили зазря! Зачем!? Почему!? Жизнь солдатская и полушки не стоила. Эх, лю-ю-ди…
Санат РАШ
