Казахский суд биев, несомненно, являет собой яркий пример института, осуществлявшего правосудие в системе традиционного права. Суд этот, просуществовавший на протяжении XV — начала XX веков, представлял собой отнюдь не застывший в своем развитии институт. Напротив, он постоянно эволюционировал под влиянием внутренних и внешних факторов, объективно отражая политические реалии. При этом весьма интересно отметить, что в большинстве случаев каждый новый этап развития суда биев как правового и процессуального института объяснялся в большей степени политическими причинами, нежели факторами чисто правового характера.
В настоящей статье хотелось показать эволюцию суда биев с момента зарождения и до упразднения.
Своеобразным его предшественником являлся суд монгольских племенных старейшин, носивших титул «бэки». В монгольском обществе до конца XII века именно эта категория знати обладала монополией на правовое знание, которое передавалось из поколения в поколение в устной форме. В «Тайной истории монголов» содержится несколько сообщений, косвенно свидетельствующих о наличии у бэки такой функции. Именно они толковали право, а следовательно, и осуществляли суд в возглавляемых ими родах и племенах. Право в таких условиях являлось, по выражению исследователей, своего рода правовой фикцией. Формально оно считалось неизменным и незыблемым, но фактически значение его конкретных положений зависело от усмотрения привилегированного сословия, обладавшего полномочиями толкования права.
Неудивительно, что Чингисхан в процессе объединения монгольских племен под своей властью всячески старался ограничить власть бэки, которую, в конце концов, полностью упразднил.
Предпосылкой для появления суда биев послужили ослабление централизованной власти ханов, упадок административной и судебной системы, а также необходимость наличия хотя бы какой-то системы правосудия. Наилучшим выходом для кочевых племен Золотой Орды стал как раз суд биев, базировавшийся на существующих обычаях и традициях и осуществлявшийся наиболее уважаемыми представителями рода. Таким образом, его правовой основой стали древние правовые обычаи (юридическая база) и признание авторитета лиц, осуществлявших правосудие (легитимность судей). Именно этот момент, пожалуй, следует отнести к уникальности казахского суда биев как судебной системы: правосудие осуществляли лица, которым доверяли другие участники судебного процесса.
Неслучайно исследователь начала ХХ века Л. Словохотов определял суд биев как «любимую народом и, следовательно, действительную судебную власть». Уникальным элементом судебной системы казахов являлся и статус самих биев, которые, с одной стороны, считались носителями формальной судебной власти, с другой — обладали личным авторитетом среди своих родов и племен. Это лишь укрепляло их значение и обеспечивало эффективное исполнение принимаемых ими судебных решений.
Зачатки будущего суда биев впервые проявились в поздней Золотой Орде (улус Джучи) в середине XV века. По крайней мере, к этому времени относится сообщение венецианского дипломата и путешественника Иосафата Барбаро: «Суд происходит во всем лагере, в любом месте и безо всякой подготовки. Поступают таким образом: когда кто-то затевает с другим ссору…, то оба, — а если их было больше, то все, — поднимаются и идут на дорогу, куда им покажется лучше, и говорят первому встречному, если он человек с каким-нибудь положением: «Господин, рассуди нас, потому что мы поссорились». Он же, сразу остановившись, выслушивает, что ему говорят, а затем решает, как ему покажется, без всякого записывания, и о том, что он решил, никто уже не рассуждает. В таких случаях собирается толпа людей, и он, высказав свое решение, говорит: «Вы будете свидетелями!» Подобные суды постоянно происходят по всему лагерю…».
Не стоит буквально понимать слова венецианца о том, что судьей мог стать первый встречный, тем более что и сам Барбаро отмечает, что речь идет о «человеке с каким-нибудь положением». Несомненно, речь идет о тех, кто впоследствии в казахском обществе обладал статусом биев — то есть лицах, не занимавших официальных должностей, но в силу личных заслуг пользовавшихся большим уважением соплеменников и имевших репутацию людей законопослушных и справедливых.
Суд биев в XVII веке представлял собой окончательно сложившийся, жестко регламентированный и довольно четко формализованный институт, включающий в себя правовую базу и аппарат, осуществляющий процессуальную деятельность. Неудивительно, что столь важный социально-правовой институт получил и формально-юридическое закрепление в своде законов «Жеты Жаргы», в составлении которого, кстати говоря, принимали участие и наиболее влиятельные бии — Толе би (Старший жуз), Казыбек би (Средний жуз) и Айтеке би (Младший жуз). Законы Тауке хана дошли до нас лишь в виде отдельных фрагментов, и то — в записях русских чиновников. Тем не менее даже среди этих немногочисленных (порядка тридцати) фрагментов значительная часть посвящена регламентации деятельности суда. Так, в частности, за биями (равно как и за ханами) закреплялось само право творить, подтверждалось взимание пошлины «бийлик», регламентировалось количество свидетелей для разных дел, либо присяга (при отсутствии или недостаточном количестве свидетелей), право отвода судей обвиняемым и его причины.
До недавнего времени считалось, что законы Тауке — всего лишь фиксация обычных норм казахского права, и потому включение в него положений о суде биев вполне закономерно. Однако «Жеты Жаргы» являются сводом норм обычного права лишь отчасти, преимущественно же выступают именно как «позитивное право», как законы, установленные государственной властью. И, как представляется, в таком контексте включение в свод законов Тауке хана положений о суде биев имеет еще большее значение: ханы признали полуофициальный суд биев частью официальной системы государственной власти.
Итак, к середине XVIII века суд биев достиг своего расцвета и влияния в казахском обществе. Однако это усиление в дальнейшем привело к тому, что он сначала был сильно ограничен в правах, а затем и вовсе упразднен. Попытки ограничить позиции суда биев связаны с принятием ряда казахских ханов и султанов в российское подданство, следствием чего стало все более и более активное вмешательство российской администрации в систему управления в казахском обществе. Не могло это не затронуть и суда биев, как раз в это время ставшего, на свою беду, столь влиятельным, но при этом сохранившего независимость от центральной власти.
Первый этап имперской политики в Казахстане сводился к попыткам централизовать и укрепить власть тех ханов и султанов, которые приняли и признавали российское подданство. Естественно, независимый от ханов суд биев рассматривался как досадное препятствие в реализации этой политики. Поэтому еще в процессе переговоров Абилкайыр хана с Алексеем Тевкелевым о вступлении в российское подданство в 1731-1732 годах рассматривалась возможность создать альтернативу суду биев — совместный суд, состоявший из русских чиновников, султанов и родовых старейшин. Одним из главных постулатов новой политики в отношении суда стало практически насильственное внедрение норм шариата в судебную практику биев.
Нельзя сказать, что прежде мусульманские правовые нормы совершенно отсутствовали в праве и судебной деятельности. Напротив, они имели значительное распространение, что нашло отражение, в частности, и в законах Тауке хана. Автор труда о народах России Иоанн Георги уже в третьей четверти XVIII века отмечал, что законы «киргизов» базируются на Коране. Однако в целом позиции шариата не шли ни в какое сравнение с древними традициями и обычаями кочевых племен, имевших преобладающее значение в праве и судебной практике. Теперь же, в 1830-1840-е годы, российская администрация начала планомерное внедрение норм шариата в повседневную правовую и судебную практику, причем ее орудием выступали пришлые представители мусульманского духовенства — большей частью из числа волжских (казанских) татар. Таким образом, формализованный суд биев («народных судей») к концу XIX века превратился из действительно народного суда в низовую ступень российской имперской судебной системы, в орудие российских властей в Степи. Однако он не приобрел легитимности в глазах большинства казахского населения.
Жанар Толепбергени,
кандидат исторических наук, старший преподаватель
Казахско-Русского международного университета
