Было около десяти утра, когда мы подъехали к аулу Булак. Солнце поднялось довольно высоко, но воздух дышал утренней прохладой.
Скот, выгнанный на выпас, еще не успел уйти далеко от аула, поэтому стада овец и лошадей паслись тут и там, представляя картину настоящей сельской жизни.
Единственная улица аула была пустынна: булакцы, покончив с ранними заботами, видимо, попивали утренний чай. С пригорка, у въезда в село, открывалась широкая панорама окрестности: золотистый цвет пожухлой осенней травы сменялся далее ярко-зелеными колками карагача на берегах Кара-Хобды. Я невольно представил, как это место выглядело весной, когда травы буйно шли в рост и покрывали землю зеленым ковром.
— Человек не зря выбрал эту землю для поселения, — произнес задумчиво аким Булакского сельского округа Абат Темирбай и в подтверждении своих слов продолжил:
— В трудные девяностые годы, когда сельские жители в поисках лучшей доли ринулись в города, наши земляки не стали трогаться с нажитых мест. Уехали единицы, да и то потому, что перебирались к детям.
По словам акима, сегодня в ауле 35 дворов, в которых проживают 165 человек. В число депрессивных аул не входит. Напротив, сохранены социальные объекты: основная школа, медпункт, есть библиотека. Все они отремонтированы, обновлена их кровля. Аул как аул, ничего необычного в нем нет, но привлекает его ухоженность. Все дома побелены, заборы подправлены. Также, сверкая белизной, на отшибе стоит дом-реликвия, в котором родилась и провела свои ранние годы Алия Молдагулова. Рядом с ним памятник. Этот дом показывают всем, кто приезжает в Булак, и с гордостью рассказывают о своей знаменитой землячке.
Как и в любом малом селе, других занятий, кроме скотоводства, в Булаке нет, поэтому если люди и остаются, то знают зачем они это делают. Сельчане понимают, что за длинным рублем все равно не угонишься, а здесь, если хорошо потрудиться, то можно и себя прокормить, и детям помочь.
Как рассказывает Абат Темирбай, в Булаке нет семьи, которая не держала бы в совокупности до ста голов скота. В каждом дворе не менее 10 голов крупного рогатого скота и около сотни овец и коз. Благо выпасов тут много. К тому же в ауле давно никто не занимается зерновыми, не надо опасаться за потраву посевов, потому и скот чувствует себя привольно.
Все лето животные на разнотравье питаются вволю. Рядом две речки — естественные водоемы. Есть в ауле и два довольно крупных крестьянских хозяйства. Одно Ермека Жуманова, другое — Таскинбая Оразова. У них имеется своя сенокосная техника. Так что эти два хозяйства занимаются и кормопроизводством. Те сельчане, которые у них трудятся на сезонных работах, в виде платы получают корма для скота. Взаимовыгодные отношения, ведь сено нынче стоит недешево.
А подворьем сельчане занимаются не ради развлечения. Для многих из них скот — единственная статья дохода. Летом их выручает молоко, а зимой — мясо. Поздней осенью в аул наведываются горожане, чтобы решить вопрос с согымом. Торгуются и часто склоняют сельчан пойти на уступки. Тем деваться некуда: скота в селе много, так что можно прогадать — не продали мы, купят у другого.
К счастью, наши аулы пока живут, хотя многим из них присвоен статус депрессивных. Это значит, что через несколько лет их уже не станет. Правильно ли мы делаем, что не поддерживаем малые села? С экономической точки зрения, они, наверное, в самом деле обуза для государства. Однако в чем мы выигрываем, собрав в городе прирожденных животноводов и земледельцев? Может, все же лучше создать для них условия, чтобы они оставались в родных краях? Не получится ли так, что через несколько лет люди начнут покидать и относительно благополучный нынче Булак?
Муапих БАРАНКУЛОВ
