Судьбы людские
90-летний житель Уила Ахметбек Нурманов через месяц после начала Великой Отечественной войны оказался в плену. Его зачислили в Туркестанский легион, в рядах которого он воевал меньше часа. За это он отмотал срок на Колыме. После смерти Сталина судимость с него была снята, но до сих пор аксакал не считается ветераном Великой Отечественной войны.
В армию со студенческой скамьи
Ахметбек Нурманов окончил среднюю школу в 1939 году. В тот год из 15 выпускников Уилской школы четверо получили аттестаты с отличием.
— Более в истории школы такого успеха не было. Это и не мудрено, ведь нам преподавали ссыльные ленинградские педагоги, — не без гордости отмечает аксакал. — Все наши документы до сих пор хранятся в районном музее.
После окончания школы он поступил на физико-математический факультет КазГУ. На первом курсе студента Нурманова призвали в ряды Советской Армии.
— И в университете я учился очень хорошо, поэтому ректор не хотел отпускать отличников и писал ходатайства во все инстанции. Но все его хлопоты были тщетными. В конце 1939 года нас, новобранцев, отправили на финскую войну. Но пока мы добиралась до мест сражений, та война уже закончилась. Нас оставили охранять государственную границу СССР.
Завтра была война
Несмотря почти на ежедневные сообщения ТАСС о том, что Германия не намерена предпринимать военных действий против Советского Союза, самая кровопролитная война в истории человечества все же началась. Артиллерийская часть №1856, где служил командир орудия Ахметбек Нурманов, стояла всего в двух-трех километрах от границы. Ее бойцы одними из первых приняли на себя фашистский огонь.
— Мы вступили в бой 22 июня, — вспоминает Ахметбек Нурманов. — А через десять дней командир взвода сообщил нам, что мы в плотном окружении врага. Приказал, чтобы берегли боеприпасы и не вступали в ближний бой. Почти месяц наша часть отступала, отстреливаясь по необходимости. Патроны и снаряды берегли для прорыва. Однажды командир полка вызвал всех и сказал, что сегодня нас ждет последний бой: либо прорвемся, либо погибнем. А под утро нас атаковали немцы.
Неравный бой истощенных советских солдат и вооруженных до зубов фашистов был тяжелым.
Оставшихся в живых 40 человек во главе с командиром взяли в плен, загрузили в вагоны и повезли в сторону Польши. Не было ни воды, ни еды. Оказывается, очень тяжело без воды. Я до сих пор очень бережно отношусь к ней. А осенью люди начали умирать от голода и холода», — вспоминает аксакал со слезами на глазах.
Эшелон с пленным советскими солдатами выгрузили в местечке Холм. Там Ахметбеку Нурманову присвоили номер 45 980. Чуть позже всех военнопленных азиатской национальности собрали в отдельную группу и привезли в город Чистяков. Людей поселили в бараках.
— Там мы провели зиму, питались только хлебом из опилок, — говорит Ахметбек ата. — Занимались тем, что по утрам собирали трупы своих товарищей, загружали их в телеги и хоронили. К весне от полутора тысяч человек в живых осталось всего 150.
— Во время пребывания в этом лагере к нам приезжал Мустафа Шокай, — продолжает аксакал. — Правда, об этом мы узнали позже. Как нам рассказал переводчик, Мустафа Шокай, увидев нас, заплакал как ребенок и обещал спасти.
В апреле 1942 года оставшихся в живых военнопленных привезли в лагерь, расположенный в 20 километрах от Варшавы. Здесь они присоединились к другим тюркоязычным пленным. И здесь же им объяснили, что они будущие солдаты… Туркестанского легиона.
— Интересно, но там мне встретился земляк, парень из Уила,- говорит Ахметбек Нурманов. — Он организовал в легионе тайную организацию с той целью, чтобы при вступлении на Восточный фронт перебежать на сторону советских войск.
Укрепление солдат Туркестанского легиона находилось на берегу Адриатического моря. Однажды командир взвода предложил рядовому Нурманову съездить в Вену на Конгресс национальных комитетов.
— От казахов выступал Канатбаев, который поднимал проблему казахского языка, — вспоминает Нурманов. — Он говорил о том, что идет полная русификация нашего языка. Выступал еще один казах, который затронул тему экономики. Он подчеркнул, что все природные богатства уходят в Россию. Правда, мы тогда этому не придавали особо значения. Были молодыми, и нам было не до политики. Слушали доклады два дня, остальные дни гуляли по улицам Вены.
Часть, в которой служил Ахметбек Нурманов, вступила в бой в 1944 году против американских десантных войск.
— Бой длился меньше часа, мы сразу же перебежали на их сторону, — говорит солдат. — Всех военнопленных привезли в итальянский город Таранто. Там нас встретили представители советского посольства.
— Вас ждут дома. Родина вас простит, — были слова советских дипломатов.
Домой …на Колыму
Возвращались пленные в СССР по Суэцкому каналу, через Иран, Баку. А 1 декабря 1944 года их привезли в Кузбасс и определил на шахты. Одновременно шло следствие. Три года спустя Нурманов вернулся в Уил и сразу же написал письмо в КазГУ — хотел продолжить учебу. Благо, руководство вуза от него не отказывалось. Но сотрудники НКВД посоветовали ему повременить с учебой и предложили выйти на работу.
Кстати, чекисты почти каждый день вызывали Нурманова на допросы, выбивая из него признания в шпионаже в пользу США.
— Позже я узнал, что за мной постоянно следили два-три человека, — говорит бывший военнопленный. — В апреле 1948 года по их показаниям забрали меня и моего брата. Брат был инвалидом. А поскольку во время войны от голода умерли все четыре сестры, мать снова осталась одна.
Брату дали 10 лет. Ахметбека обвинили в измене родины и приговорили к 30 годам заключения.
— До сих пор я не могу согласиться с таким обвинением, — негодует аксакал. — Я был в неволе. Куда меня направили, туда я шел. В рядах фашистской армии я воевал всего лишь меньше часа, и при первой же возможности перешел на противоположную сторону.
Срок Ахметбек Нурманов должен был мотать в Магаданской области, на Колыме.
— Колыма — это ад. Я пробыл там восемь лет, работал на стратегическом оборонном предприятии, — рассказывает аксакал. — В местечке Устнера Оймякумского района, где я жил, средняя температура зимой держалась на уровне 60 градусов мороза. Если столбик термометра опускался до 40 градусов, нам казалось, что погода выдалась теплой. Люди умирали почти каждый день, но регулярно прибывала новая партия ссыльных.
Вернулся домой Ахметбек Нурманов в 1955 году — через два года после смерти Сталина.
— Расскажешь о нашей лагерной жизни другим, вернешься обратно, — предупредил начальник лагеря, выдавая документы. — Но можешь остаться здесь. Нам нужна рабочая сила. Все равно тебе дома нормального житья не будет.
— Начальник был прав, — признается Ахметбек ата. За мной в Уиле постоянно следили трое в штатском.
Хочу умереть честным
Со временем Нурманова стали все реже и реже приглашать на допросы, а потом и вовсе перестали. Ахметбек ата успел окончить два вуза — в Москве и Уральске. Всю жизнь он учил уилских детей немецкому языку и математике. Но за все эти годы он так ни разу и не получил ни одного приглашения на всевозможные торжества как ветеран войны. По закону он таковым не является. По словам Ахметбека Нурманова, в Уилском районе проживало четверо бывших военнопленных. В живых остался только он один. Остальные умерли, так и не дождавшись реабилитации.
— Меня освободили из тюрьмы и сняли судимость. Но в чем моя вина? — недоумевает аксакал. — Я не воевал против Советского Союза. Находясь в рядах Туркестанского легиона, мечтал вернуться в ряды советских солдат, и, как только выпала первая возможность, я воспользовался ею.
В июле 2008 года ко мне пришли из районного акимата и забрали мои документы, — говорит аксакал. — А потом документы-оригиналы, где с меня снята судимость, бесследно исчезли из акиматовского сейфа.
Мне сейчас 89 лет, и я должен определиться, кто я — изменник Родины или честный гражданин? И все это я рассказываю не для того, чтобы добиться каких-то льгот. Я хочу умереть честным человеком.
Абат КАРАТАЕВ
Подпись к фото: Многие спрашивают, как же я все-таки уцелел, пройдя такой путь. Я им отвечаю, что в первую очередь помогла армейская закалка, а во-вторых, человечность. Я никогда не держал зла на людей. И всем советую по возможности делать добро людям.
