Я открыл дверь подъезда и опешил от детского крика.
— Дядя! Дядя! Осторожно, здесь птенчики!
Действительно, под козырьком над входной дверью лежало беспомощное, голенькое существо, покрытое легким серым пушком. Глаза птенца, который, видимо, только что вылупился, были затянуты тонкой пленкой. Он даже не пытался подняться на свои еще не окрепшие ножки и только крутил тоненькой шейкой, широко раскрывая желтый клювик.
А кричали две девчушки лет восьми-десяти.
— Дядя, он выпал из гнезда! Ему нужно домой!
— Вы сказали: птенчики?
— Их было два, — в два голоса затараторили девочки, — но одного уже съела кошка.
Я им поверил, потому что собственными глазами увидел: недалеко под деревом лежала серая с белыми пятнами кошка и, щуря желтенькие глазки, старательно облизывала свою мордочку розовым язычком. Только присутствие людей не давало ей возможности продолжить пиршество.
Честно говоря, я даже не знал, что над нашим подъездом кто-то мог устроить гнездо, и поэтому осмотрелся. Действительно, в стене над козырьком виднелось небольшое углубление. Это была ниша, ведущая в кухонную камеру для овощей. Видимо, с той стороны ее заткнули, и образовавшееся в стене «дупло» кто-то выбрал для гнезда. Но до него было высоко — метра четыре и, даже вынеси я на улицу стул, вряд ли смог бы вернуть птенца обратно. Да и, судя по всему, упав, птенец переломал все, что только можно, и сейчас жизнь отсчитывала ему последние минуты.
Как бы мне ни было жаль, но пришлось объяснить девочкам, что спасти птенца нет никакой возможности. После чего пошел по своим делам.
Обратно я вернулся через полчаса. Ни девочек, ни птенца возле подъезда уже не было. Кошка, свернувшись колечком, мирно спала. Наверное, ее мечта все-таки осуществилась. Тишину нарушали синички, беспокойно перескакивающие с ветки на ветку на ближайшем карагаче с жалобным тиньканьем. А я почему-то подумал сначала, что здесь поселились воробьи. И что забыли эти пташки, любительницы редколесья, в каменном безжалостном мешке города?
