«ДОСТОЙНО УЧАСТВОВАТЬ В ДОСТОЙНОМ ДЕЛЕ» — ЭТИ СЛОВА СТАЛИ ДЕВИЗОМ ЛЕТЧИКА-КОСМОНАВТА ГЕОРГИЯ ГРЕЧКО. ОН НЕ СТРЕМИТСЯ БЫТЬ ПЕРВЫМ, УВЛЕКАЕТСЯ ФАНТАСТИКОЙ, ВЕРИТ В СУЩЕСТВОВАНИЕ ИНОЗЕМНЫХ ЦИВИЛИЗАЦИЙ И В БОГА, СЧИТАЕТ, ЧТО У НЕГО, ДВАЖДЫ КРЕЩЕННОГО БАБУШКАМИ, ДВА АНГЕЛА-ХРАНИТЕЛЯ. ПОДНЯВШИСЬ ДО ЗВЕЗДНЫХ ВЫСОТ, БУДУЧИ ВХОЖИМ ВО ДВОРЦЫ ВОСТОЧНЫХ ШЕЙХОВ И ЗАПАДНЫХ ПРЕЗИДЕНТОВ, ОН ПОМНИТ ПОСЛЕВОЕННОЕ ДЕТСТВО И ВКУС ГНИЛОЙ КАРТОШКИ. НА ПОРОГЕ ВОСЬМИДЕСЯТИЛЕТИЯ ЛЕГЕНДАРНЫЙ КОСМОНАВТ С ГОРДОСТЬЮ РАЗМЫШЛЯЕТ О ПРОЖИТОМ И С БОЛЬЮ ГОВОРИТ О СЕГОДНЯШНЕЙ КОСМОНАВТИКЕ.
Тот же «ежик» на го лове, тот же веселый прищур и ямочки на щеках от улыбки. Всемирно известного космонавта, кумира нашего детства можно было узнать с первого взгляда. Георгий Гречко — летчик-космонавт СССР, дважды Герой Советского Союза, доктор физико-математических наук — гость Актобе. Беседовать с ним — одно удовольствие. Речь Георгия Михайловича изобилует шутками, анекдотами, цитатами и крылатыми фразами. Он устал после нелегкой дороги, чуть приболел, но терпеливо выслушивает наши вопросы и готов, кажется, бесконечно отвечать на них. А мы готовы бесконечно слушать его не-обычные рассказы.
— Папа у меня украинец, мама белоруска, но родным считаю русский язык. Родился в Ленинграде, в коммунальной квартире, где в одиннадцати комнатах проживало девять семей. Дети разных национальностей: евреи, русские, армяне дружили между собой, дрались, но никогда не связывали дружбу или ссоры с нацией, — говорит он. — Мы были в вашем Доме дружбы, где на каждом кабинете написаны названия разных национальностей. Мне это понравилось. Это правильная политика. У вас объединяющая народы основа прочнее, чем, к сожалению, у нас, в России.
— Помню, в школьные годы мы собирали газетные вырезки с фотографиями космонавтов, радовались каждому новому полету. А для нынешнего поколения космонавтика стала делом обыденным. Георгий Михайлович, узнают ли вас на улице, знает ли вас молодежь?
— Узнают. Подходит в Москве прохожий и радостно так говорит: «А я вас знаю, вы космонавт. Леонов». Я первое время отвечал: «Да какой же я Леонов, он ведь лысый», а потом смирился. И даже стал подшучивать над своим товарищем Леоновым. «Знаешь, Леш, — говорю ему, — когда меня путают с тобой, я соглашаюсь и прошу у человека в долг сотню долларов, ссылаясь на трудное финансовое положение. Так что если у тебя станут требовать вернуть долг — ты отдавай. За известность, друг, надо платить» (и опять — мягкая улыбка, от которой играют ямочки на щеках. — Прим. авт.). А если серьезно — узнают, спасибо говорят. И, слава Богу, никто ни разу не обвинил в трусости или предательстве. Получается, что эту восьмидесятилетнюю жизнь я прожил не зря. Иногда сам себе завидую. А что касается известности — раньше все бредили небом. Каждая новая профессия вызывает ажиотаж, потом страсти утихают. Это нормально. Гагарин сказал: «Поехали!» — в неизведанное, неизвестное, а я, 34-й по счету космонавт, знал, куда и для чего мы летим: «Поехали на работу». Я бы советовал молодым идти в космонавты. Хоть денег там больших не заработаешь, риск большой, но это не профессия, это образ жизни.
Георгий Гречко, осуществивший три полета в космос, говорит о трудностях. Первый полет закончился аварийной посадкой из-за бурана в степи. Парашютная система, рассчитанная на безветрие, в мгновение ока превратилась в парус. Сейчас летчик-космонавт не считает эту ситуацию опасной, но тогда их ощутимо потрясло и покидало. Губарев и Гречко получили травмы, с трудом отстрелили парашют, дождались спасателей. А они, едва открыв люк, убежали докладывать начальству, что люди живы-здоровы. Оказывается, первому гонцу полагались премия и именные часы.
— Мы потом шутили: жесткая посадка по мягкому месту, — говорит Георгий Михайлович. — Шутка и юмор спасают в длительных полетах. Но юмор должен быть направлен на себя, а не на товарища, ведь ненароком можно и обидеть.
А был момент, когда наш герой почувствовал на себе дыхание смерти. Парашют не раскрылся. Запасной тоже. Третьего нет, как нет времени. Страх сковал руки и ноги, очень не хотелось умирать молодым.
— Безумно было страшно, хотелось жить, но я не матерился, не ругался, не кричал. Я сказал себе: «Ты — летчик-испытатель, космонавт. Ты должен до конца работать как летчик-испытатель. Вести себя достойно». Я справился с оцепенением и стал вызывать на контрольно-служебное устройство параметры систем, чтобы увидеть, где произошел сбой. Оказалось, что мне дали неправильное время, все обошлось. Я выдержал это испытание, с честью вышел из него. А ведь был такой случай, когда воздушный корабль падал 26 минут, и на бортовом магнитофоне 26 минут звучал отборный мат. Я мог развалиться, как личность, но мой внутренний стержень держал меня в рамках моего девиза.
Окосмонавтах, как и о многих известных личностях, народ сложил немало легенд и баек. Георгий Михайлович говорит, что недавно услышал про себя анекдот. Дескать, в детстве цыганка нагадала ему: «Ты станешь знаменитым, когда вырастешь. В твою честь назовут самую вкусную кашу».
А вот еще анекдот, уже из жизни. Стыковка, запланированная на 7 ноября, не состоялась. Брежнев тогда в гневе сказал: «Еще один такой «подарочек» к празднику, и будем делать оргвыводы». После таких слов генерального главнокомандующий ВВС позвонил министру обороны: «Что делать будем? Кого пошлем на стыковку?» И министр якобы ответил: ««Пусть летят Романенко и Гречко. Не то ты полетишь, и я полечу».
— Нам рассказали об этом уже после того, как мы приземлились. Понимаете, мы, простые космонавты, решали судьбы таких больших людей, от нас зависела реакция Брежнева. Может быть, это нехорошо, но когда корабль состыковался, и станция ожила благодаря нам, то мы пели: «Летит ракета в небеса, несет по свету чудеса» и добавляли свои строчки: «А без меня, а без меня здесь ничего бы не летало, когда бы не было меня». Мы честно заслужили эту радость и гордость. Представляете, какая это профессия! Когда и жизнь — как песня.
Беседуя с настоящим космонавтом, невозможно было удержаться от вопроса об НЛО и внеземных цивилизациях. Георгий Гречко признается, что книги на эти темы занимают в его доме целый шкаф. Как ученый он признает, что прямых доказательств их существования нет, есть косвенные, но они не в счет. Остается просто верить или не верить — кому как нравится.
— Я поддерживаю связи с теми, кто ищет следы иноземных цивилизаций, сам организовываю экспедиции. Верю, что они есть, но пока нет доказательств, рано говорить о чем-то конкретном. Будем думать, что согласно календарю майя 22 декабря 2012 года они прилетят к нам. Вариант реальный — инопланетяне помогут России решить скопившиеся проблемы, фантастический — россияне сами справятся, — он улыбается и признается: «Шутка, конечно».
— Приходилось ли вам встречаться с космонавтами-актюбинцами?
— Конечно. С Пацаевым мы работали в одном учреждении. Мне он очень нравился, я уважаю людей, которые молча, по-мужски делают свое дело. Пока другие выясняют отношения, спорят, кто главней, Виктор спокойно работает. Я верю в судьбу. Не они должны были лететь в тот злополучный день, и не они должны были погибнуть. У Кубасова, который готовился к полету, внезапно обнаружили пятно в легких. Ему запретили лететь, их экипаж заменили дублерами. В Москве позже сделали снимки — никакого пятна. Потом выяснили — в тот день на космодроме расцвели цветы, на пыльцу которых у Кубасова была аллергия. Вы представляете — от чего может зависеть слава, жизнь или смерть человека. Жалко, конечно, парня. Но своей жизнью и смертью он прославил родину, актюбинскую землю.
Говоря о размере своей пенсии, космонавт рассказывает анекдот о теории относительности и одесситах. По отношению к друзьям, с которыми он 35 лет проработал в конструкторском бюро у Королева, это большая пенсия. Ребята на Земле делали больше, а получают сейчас значительно меньше. А если сравнивать с американцами, вырисовывается совершенно иная картина.
— Вы знаете, приглашая нас к себе, американские друзья говорили: «У меня дом на четыре спальни, приезжайте». А у нас — хрущевки. Когда они у нас гостили, мы выкручивались: «У нас в доме пять спален, но сейчас он на ремонте, так что мы временно снимаем здесь». Конечно, они понимали, что к чему.
Я рос в послевоенные годы. Мне никаких хором не нужно, и, как говорит известный юморист, «я не ем деликатесов, боюсь привыкнуть». Мне особо ничего не нужно. Мне за себя не обидно, мне за державу обидно, а иногда и стыдно бывает. Когда мы летали в космос, мы гордились тем, что служим науке, прогрессу. А сейчас в космос летит клоун с красным носом на резиночке. Слава тебе Господи, в наше время такого позора за деньги не было.
«Наш президент умный, а ваш — мудрый. В чем разница? Умный знает, как выйти из трудного положения, а мудрый знает, как в него не попасть».
«Выбирая профессию космонавта, я понимал, что будут моменты смертельной опасности, будет страшно. Но заранее готовил себя к этому. Я нашел точку опоры в себе. Мораль моя была такова: ты — гражданин Советской державы, ленинградец, ты не имеешь права позорить родину и родителей».
«Несмотря на то, что я доктор физико-математических наук и космонавт, я верю в Бога. Мои родители были атеистами, бабушки втайне от всех, в том числе и друг от друга, покрестили меня. Говорят, когда человека крестят, Бог приставляет к нему ангела-хранителя. Я был человек рисковый, пять раз тонул, повисал на скале, с акулами встречался, но каким-то неимоверным способом мне всегда везло. Будь у меня один ангел, он, наверно, не справился бы, а вдвоем они до сих пор ведут меня по жизни».
«Кант говорил, что есть две потрясающие его вещи: это моральный закон внутри человека и звездное небо над головой. Деньги, я считаю, испортили моральный закон внутри, он практически исчез у нас. Единственная, настоящая ценность осталась — это звездное небо над головой. Не потерять бы эту ценность, не продать за гроши».
