Почему жертвы насилия оказываются изгоями?
Об этом и другом в интервью «АВ» рассказал актюбинский практикующий психолог Айбек Наженов.[divider]
– В местных СМИ была озвучена такая статистика: за девять месяцев в регионе изнасиловано трое мужчин и 48 женщин, то есть в общей сложности более полусотни человек. А как часто к вам обращаются за помощью жертвы насилия?
– На мой взгляд, статистика в сфере таких преступлений и правонарушений необъективно отражает действительность. Я предполагаю, что на самом деле случаев гораздо больше. По крайней мере, я говорю о том, что вижу в своем окружении и сужу по практике. Поэтому считаю, что статистику нужно дорабатывать. Это касается всех структур, которые занимаются этим. Есть еще одна важная проблема: необходимость применения нового алгоритма работы с жертвами бытового и сексуального насилия. Сейчас это происходит очень травматично. Их могут затаскать по судам, постоянно допрашивать. И из-за отсутствия конфиденциальных форм работы есть риск огласки деталей. Следовательно, может произойти так, как у нас это часто бывает: жертвы насилия оказываются отгороженными от общества. Хотя должно быть наоборот: общество вместе с жертвами должно отгораживаться от насильника.
– С чем, на ваш взгляд, связана такая реакция нашего общества?
– С отсутствием толерантности. Мол, сама виновата, надела короткую юбку и т.д. Но каждый имеет право одеваться так, как желает. Если кто-то не может контролировать свое либидо, сдержать агрессивное поведение или у кого-то отсутствует самообладание, то это его проблемы, а не той девочки, которая носит короткую юбку, или того мальчика, который ярко красит волосы. Если такого мальчика избивают, то, однозначно, проблема в тех людях, которые избили. У них нет понимания, терпимости к чужим взглядам и человечности. Это ярко проявляется в Казахстане, например, по отношению к сексуальным меньшинствам.
– Но если взять хваленую западную толерантность, то это тоже палка о двух концах. Ведь доходит до абсурда, когда такие отношения пропагандируются. Дети в 16 лет начинают менять пол, считая это нормальным. Разве это хорошо?
– Да, я согласен, что у них другая крайность. Я сам против пропаганды таких вещей, гей-парадов и так далее. И половая идентификация в детстве очень важна. Мальчика нужно воспитывать, чтобы он был храбрым и мужественным, а девочка должна быть женственной. Но у нас другая крайность: чрезмерно агрессивное поведение в отношении таких людей. Это похоже на средневековье, когда женщин по любому подозрению осуждали за то, что они якобы ведьмы. Это ведь страшно. Просто необходимо менять сознание в другую сторону: до западных стандартов нам очень далеко.
Говоря об этой теме, я хочу сказать о том, что у нас очень мало людей, которые по убеждениям решили сменить ориентацию. В основном это люди, которые стали такими из-за нарушения развития, деструктивной формы воспитания, детской травматизации и насилия. То есть у нас это не всегда происходит добровольно: большинство представителей сексуальных меньшинств проходили через тяжелые жизненные ситуации, в том числе насилие. Поэтому мы не имеем право осуждать человека, говорить, что он ненормальный, не такой, как все. Только пройдя по его жизненному пути, ты имеешь право что-то говорить. Поэтому принимайте человека таким, какой он есть.
– Осуждение часто присутствует и в случаях изнасилования женщин. Как правило, находятся люди, которые говорят: сама виновата, не так себя вела, не так одевалась, реакция, мол, какая-то неадекватная, может сама не против была. Что скажете по этому поводу?
– Утверждение «сама виновата» – это философия насильников. Кто так считает, у него у самого задатки агрессора. Часто ставят в упрек, почему, мол, не отбивалась, надо было бежать. Но любой нормальный человек, который вырос в нормальных условиях, будет так реагировать. Это не какие-то особенности жертвы. Это принцип реагирования любого человека. Появляется угроза, и срабатывает защитный механизм, происходит торможение. Представьте, что у нас внутри есть такой мини-заводик, и при опасности начинает звучать сирена, появляются красные мигалки. В этом случае система просто не знает, как реагировать. Мы ведь раньше с этим не сталкивались. Сейчас, слава богу, в Казахстане мирное небо над головой. К таким экстремальным ситуациям мы не готовы и не можем готовить к ним себя и своих детей. Самое большее, к чему мы можем быть готовы, это к стрессу, связанному, например, с потерей финансовой стабильности. Или, занимаясь спортом, можем быть готовы к вывиху. Но не к тому же, что на нас нападут и изнасилуют. Если бы человек, который осуждает, столкнулся бы, то тогда понял бы. Реакция торможения в таких случаях очень распространена.
– Наверное, это как раз о том случае в поезде, когда двое проводников изнасиловали актюбинку. Женщина не могла в тот момент кричать. Случай получил большой резонанс, многие осуждали, как это могло быть, в поезде полно народу, если бы кричала, то, мол, кто-нибудь прибежал бы на помощь.
– Люди, которые пишут в комментариях, почему жертва не отбивалась от насильников, не пыталась сбежать или ударить и так далее, говорят ересь. По исследованиям моих коллег в области репродуктивного здоровья, а также криминалистов и ученых, жертва насилия в большинстве случаев переживает тоническое торможение или неподвижность, что в целом является аналогией кататонического ступора, когда тело испытывает паралич. Это примерно как происходит у животных, когда при виде опасности они застывают. Когда человеку угрожает опасность, его насилуют или избивают, то чаще всего защитный механизм – «аварийка» в нашем мозге дает сигнал об экстренном торможении всего тела, которое испытывает состояние паралича. Оно схоже с так называемым посттравматическим расстройством. Такой диагноз часто встречается у тех, кто прошел войну. С жертвами сексуального насилия происходит то же самое. И как результат: риск реальной депрессии, деперсонализации и дереализации. Это когда человек в последующие недели и месяцы не может поверить, что с ним такое произошло. Начинает думать, вроде он не в этой реальности, как бы борется со своим сознанием.
– Жертвам бытового насилия тоже приходится нелегко. На сайте движения «Не молчи» читала о случае, когда женщину так избивал муж, что она фактически стала инвалидом. Из-за травм головы теряла сознание, падала в обмороки. При этом на суде свекровь ей ставила в упрек, что она плохая мать, что ради детей могла бы и потерпеть. Это ведь уже из области абсурда?
– Дело в том, что у нас такой менталитет: если тебя побили, стерпи, если тебя бьет муж, это нормально. Когда вам двадцать человек скажут об этом, вы уже начнете сомневаться в своей правоте. Но так быть не должно. Если мы сейчас поймем, что с этим мириться нельзя, то наши дети уже не будут сталкиваться с подобным. Они начнут понимать, что поднять руку на женщину, – это ненормально, это не прощается. Может, если мы будем говорить об этом, освещать такие вопросы в СМИ, то повлияем на общую ситуацию и сформируем другое будущее. Не в обиду взрослому поколению, но отчасти их равнодушие в таких вопросах сформировало такую действительность. Если мы ничего не изменим, то это будет и проблемой наших детей. Сегодня кто-то выступит в роли агрессора, а завтра его ребенок может оказаться в роли жертвы. Нужно менять сознание людей. Общество не должно быть равнодушным.
– На ваш взгляд, нужно ли ужесточать уголовное наказание за насилие? Читала, например, что в Таджикистане за педофилию предусмотрена смертная казнь. Жесткие меры в отношении насильников и в Узбекистане, то есть там имеет место устрашающий фактор.
– Да, однозначно, нужно. Конечно, есть вероятность ошибок следствия, возможно, 10-15% обвиненных в насилии являются жертвами обстоятельств. Но если факт изнасилования доказан, то, считаю, необходимо применять жесткие меры. При этом не должно быть так, чтобы жертва повторно получила психологическую травму. Мы должны создать во время следствия такие условия, чтобы один раз врач обследовал, следователь взял показания, где нужно поработал психолог. И все это было законспектировано и использовалось в суде.
– То есть та калька, которая используется в других делах, многоразовость показаний, очных ставок, здесь не должна применяться?
– Если жертва насилия пошла на то, чтобы рассказать, не нужно ее мучить и заставлять повторять все много раз. Если следователь что-то упустил и не собрал все, что нужно, это должно стать его проблемой, а не потерпевшего. Надо максимально все отработать в первый день и больше человека не беспокоить, чтобы он постарался стереть все из памяти. А вы представьте, что это ребенок? Неважно, пяти, восьми или пятнадцати лет. Да и человек любого возраста или пола. Это очень тяжело психологически. Может выработаться негативное отношение к специалистам. Человек уже будет вздрагивать при виде врачей или полицейских.
– Может ли жертва сексуального насилия вернуться к нормальной жизни, полностью стереть из памяти то, что с ней случилось, и строить нормальные отношения с противоположным полом?
– Провести коррекционную работу и активизировать внутренние резервы человека можно. Люди, которые проходят через такое испытание, как правило, очень сильны психологически. После случившегося у них меняется мировоззрение. Они меняются как люди. Конечно, есть негативные стороны. В начале работы важны три фразы, которые помогут человеку пережить насилие. «Я тебе верю», «Ты ни в чем не виновен» и «Ты в безопасности». Дело в том, что после случившегося жертва в первую очередь начинает испытывать чувство вины и стыда, и теряется чувство безопасности. Поэтому эти фразы важны. Это первые шаги при оказании помощи. А в общем, задача психолога добиться такого эффекта, чтобы если, скажем, через 10 лет человеку вновь станет плохо при воспоминаниях, а специалиста рядом не будет, то он сам мог бы выйти из этого состояния.
– Какие бы вы дали советы, как не стать жертвой насилия?
– Никто не может от этого защититься на сто процентов. Но есть вещи, которые от чего-то могут уберечь. Родителям надо в первую очередь следить за тем, в каком окружении их ребенок. С кем общается, какое мировоззрение у тех, кто его окружает. Это целеустремленные ребята, которые хорошо учатся, и девочки, которые знают себе цену или кто-то другой. Среда, в которой человек растет и формируется, очень важна. Ну и, конечно, нужно учиться самообороне. Каждый должен уметь постоять за себя. Нелишним взять уроки боевых искусств, чтобы знать, куда нужно ударить в случае нападения, чтобы было время скрыться. Этому учат на любых базовых курсах боевых искусств.
– Действительно ли существует синдром жертвы, то есть человек ведет себя так, что притягивает такие ситуации?
– Дело в том, что кто-то сразу дает отпор на нападки, а кто-то тушуется, показывает, что он уязвим, и это провоцирует агрессию в его адрес. Иногда жизненные обстоятельства так складываются, что он не может дать отпор. Но над этим можно работать, исключать такое поведение из собственных внутренних установок. Если ты миришься с тем, что тебя ударили один раз , то имей в виду, что есть риск получить и во второй раз. И постепенно формируется поведение жертвы. А когда ты даешь отпор, говоришь нет, со мной так нельзя, я не буду с этим мириться, то тогда не будет формироваться поведение жертвы. Но это больше проявляется в детской и подростковой среде, когда имеет место травля сверстников. Может, конечно, закончиться и сексуальным насилием, но это уже что-то из ряда вон выходящее.
Алиса МАРИНЕЦ
Изображение с сайта Pixabay
