Шестнадцатого декабря исполняется 23 года с момента памятных событий в Алма-Ате. Конечно, за минувшие годы написаны книги, опубликованы десятки газетных и журнальных статей, появились документальные фильмы… Но память! Прошли два с лишним десятилетия, а в сердцах людей остались
и боль утраты, и гордость за сопричастность к судьбоносному шагу страны на пути
к ее независимости.
За столом напротив меня сидит очевидец декабрьских событий. Восстания, которое было жестоко подавлено, но не прошло бесследно. Мартучанка Гулзада Алматбаева была в самой гуще событий.
— В ту пору я была студенткой 3-го курса Алматинского института инженеров железнодорожного транспорта, — вспоминает Гулзада Алматбаевна. — Жила в общежитии. Комнату делила с двумя девушками из Актобе и одной из Кызылорды. Все мы учились очень хорошо. Вечерами прилежно корпели над учебниками и свободного времени практически не было. Накануне после информационной программы «Время» в общежитии вдруг появились мужчины в темных костюмах. Нетрудно было догадаться, что они были из числа руководителей местной исполнительной власти. Всех студентов в столь поздний час в срочном порядке собрали в просторном холле на первом этаже. Многие подумали, что это неспроста. Люди в темном уведомили, что состоялся пленум ЦК Компартии Казахстана, который освободил уважаемого лидера страны Динмухамеда Ахмедовича Кунаева от должности первого секретаря. На его место Москвой назначен новый руководитель. Продолжая выступление, гости говорили о блуждающих в столице слухах о массовых беспорядках и стихийных митингах. Призывали молодежь не волноваться, не поддаваться уговорам сомнительных агитаторов, не выходить на улицу и не участвовать в демонстрациях.
По словам Гулзады Алматбаевны, после беседы девушки вернулись к себе в общежитие. От политики они были далеки. Но тут к ним заглянула переполненная впечатлениями от увиденного на площади Брежнева «боевая» сокурсница Алтынай. Она взахлеб стала рассказывать последние новости.
Постепенно студентов в комнате прибавилось. Началось бурное обсуждение.
— Почему Колбин? Может, это и правильно, что на заслуженный отдых проводили почтенного Кунаева, все-таки возраст. Но зачем к нам привезли из России человека, который не знает республику? Неужели нет достойного на этот пост в Казахстане? Ведь есть Назарбаев!
Националистических призывов не звучало. В комнате до глубокой ночи ребята-активисты — татарин Марат Хамитов, азербайджанец Бахтияр Гасумов, казахи Жаксылык Аскаров, Майра Маханова, Арман Дилмагамбетова делились мнениями.
Утром будущие железнодорожники пошли на занятия. Однако пробыли в институте менее часа, так как в деканате объявили об их отмене. Тревога наполнила сердца молодых парней и девушек, когда всех их попросили вернуться в общежитие и не выходить на улицу. Ощущение чего-то страшного усилилось после того, как корпус общежития окружили солдаты. Юношам, которые занимались спортом, приказали одеться в тренировочные костюмы и тоже встать в оцепление. Буфет на первом этаже изменил режим работы и был открыт круглосуточно. Туда завезли все необходимые продукты, чтобы исключить походы ребят в магазины. Всем строго запрещалось покидать здание, звонить под угрозой отчисления. Спокойно уснуть в ту ночь никто не смог.
В ночь с 16 на 17 декабря 1986 года власти мобилизовали все свои силы, чтобы предотвратить выступление молодежи, о котором им уже было известно. Силовые ведомства, правоохранительные органы, партийный актив, депутатский корпус перешли на усиленный режим работы. Но события, касающиеся предстоящего митинга, опережали их. Алма-Ата была взбудоражена.
— Рано утром нас разбудили громкие голоса с улицы. Выглянув в окно, увидела парней, призывающих выйти всех на мирный митинг, защитить национальное достоинство, доказать, что мы — свободный народ, а не молчаливое стадо баранов. «Тут гибнут люди, а вы? Где ваш патриотизм?» — кричали они.
«Мы, девятнадцатилетние девчата, были тронуты этими воззваниями, но одновременно и растеряны, — делится Гулзада.- К тому же в это мгновение специальный наряд вел пофамильную перекличку студентов под каждой дверью в коридоре. Когда дошла очередь до нашей комнаты, мы ее не открыли и, не выдавая друг друга, промолчали».
Все студенты были на ногах. Всюду слышался шепоток и единый вопрос:
— Идешь на митинг?
— Но как? Нас не выпускают…
Набравшись смелости, молодежь направилась к декану и потребовала выпустить ее из-под ареста: ведь студенты — не преступники и ничего противозаконного не совершали. Тот предупредил ребят, что несет персональную ответственность за каждого студента перед их родителями, но запретить, как, впрочем, и разрешить что-то делать им не может.
— Каждый волен поступать так, как велит ему его сердце, — ответил, опустив голову, педагог.
После этих слов учащиеся старших курсов устремились на улицу.
— Из-за информационного голода (по радио и телевизору ничего не сообщали о Желтоксане) мы не сразу поняли происходящее, — вспоминает наша героиня. — Бросалось в глаза одно — мирная колонна демонстрантов шла организованно, в руках собравшиеся несли транспаранты, лозунги, на которых, как сейчас помню, были написаны цитаты Ленина на казахском языке о том, что у каждого народа должен быть свой вождь. Мы влились в единый поток людей, поющих простые и такие глубокие, эмоциональные куплеты не-официального Гимна свободы «Менің Қазақстаным».
Постепенно большая человеческая масса двигалась от зооветеринарного института в сторону проспекта Абая, оттуда держала направление на площадь Брежнева к зданию Центрального Комитета партии.
Какие же были они — участники Желтоксана, что и сейчас, спустя многие годы, о них невозможно не помнить?! Как поясняет наша героиня, разные: взволнованные, суровые, требовательные, сдержанные, горячие… В колонне шагали люди старшего возраста, молодежь, женщины, рабочие, ученые, учителя, простые алматинцы — не знакомые друг другу, но такие близкие по духу.
— Обидно было тогда слушать трансляции республиканского и центрального телерадиовещания, в которых сообщалось о якобы неорганизованных выступлениях наркоманов, дебоширов, хулиганов и пьяных граждан на улицах города, которых разгоняли милицейские посты. На самом деле я подобную категорию даже в самой гуще народа не встречала. Митинги сначала возникали стихийно. Многие с трибуны высказывали свое мнение, делились перенесенными обидами. Чувствовался кругом какой-то доселе неведомый подъем, — рассказывает Гулзада.
На подходе к зданию ЦК появился милицейский заслон и экипированные сотрудники ОМОНа. Все переулки были перекрыты автобусной цепью. В одном из них, впереди, уже догорал маршрутный автобус. Когда ситуация накалилась до предела и создалась угроза прорыва кордона, омоновцы пустили в ход дубинки, а потом пожарные поливали демонстрантов ледяной водой из водометов.
Трудно представить, что творилось тогда на площади. Как можно было избивать мирных, безоружных людей?! Толпа пустилась врассыпную. Тем, кто был в авангарде, досталось сильнее. Раненые падали, теряли одежду, обувь, головные уборы, их оттаскивали, грузили в машины, автобусы и вывозили в районные отделы внутренних дел, а когда они переполнились, то попросту на пустырь за город. В те декабрьские дни стояла на редкость морозная погода. Многие тогда заболели от переохлаждения, а облитые водой получили разной степени обморожения.
— Не знаю как, но нам с подругами удалось убежать невредимыми с места событий. Сразу возвращаться в общежитие было рискованно. Мы судорожно искали ответ на вопрос: «Что делать?». На наше счастье увидели моего родственника на машине. Кинулись к нему за помощью. Он увез нас к себе домой на другой конец города, — говорит участница Желтоксана. — А противостояние молодежи и милиции на улицах продолжалось почти до утра.
Утром 18 декабря студентки не усидели на квартире «спасителя», решили вернуться на площадь. Там их встретила звонкая тишина, по периметру стояли регулярные войска, танки, и только в центре огромный кроваво-ледяной каток напоминал о вчерашнем побоище. Едва девушки остановились, как к ним тут же направились люди в военной форме, и они вновь бросились бежать.
Затем последовали долгие разбирательства в институте и отчисления. Сотрудники госбезопасности поднимали личные дела студентов. Сверяли кадры кинохроники (во время митинга все фиксировалось на пленку) с фотографиями молодых людей. Следственные органы работали и днем и ночью — на заводах, в учреждениях, в организациях. Сотни безвинных людей лишились партийных и комсомольских билетов, были выгнаны с работы и отчислены из вузов. Гулзада Алматбаева и ее подруги избежали этой участи. Их спасло то, что лиц девушек силовики не нашли в кинокадрах. Это позволило юным железнодорожницам доучиться последние полтора года, благополучно получить дипломы о высшем образовании и разъехаться по распределению из столицы в разные концы страны.
Гулзада попала в Тараз, трудилась оператором на Джамбулском предприятии железнодорожного транспорта. Потом вышла замуж, перевелась работать на станцию Бурул, оттуда вслед за супругом приехала в Мартук. Шесть лет назад она устроилась на государственную службу, и сегодня руководит Мартукским районным отделом занятости и социальных программ. Видно, так было угодно Богу, но ее первенец — сын — является ровесником Независимости Республики Казахстан. Так что Декабрь в судьбе этой женщины символизирует, как правило, рождение самого дорогого — страны и детей. Вместе с мужем наша героиня воспитывает четверых детей.
— Важно, чтобы каждый понимал грань истинных человеческих ценностей — это, прежде всего, любовь к Родине, к своему Отечеству, к своему народу. День Независимости, как незаживающая рана, возвращает меня в самый трудный и суровый декабрь 1986-го. Мы прошли через все испытания судьбы, но остались живы. Разве мы можем забыть об этом!?. — восклицает участница Желтоксана.
Рассказывая о трагической странице из своей жизни, Гулзада Алматбаева подчеркивает, что особой активисткой она тогда не была, но волею судьбы участвовала в историческом митинге и на себе прочувствовала свободолюбивое настроение тех молодых людей, которые мечтали о Независимости страны.
Елена ОНИСЬКОВА,
Мартукский район
