Екатерина Кузьминична Стех встретила меня при параде: на ее кофте красовались все правительственные награды, каких она была удостоена в жизни, и среди них самая памятная для нее – медаль «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941-1945 годов».
Свой рассказ она начала издалека. С того самого времени, когда на Актюбинщине, в Ильинке, оказались ее родители, переселенцы из Украины. Ее отец Кузьма Железняков прошел три войны, в том числе и империалистическую. На ней, в залитых водой холодных окопах, он и заработал ревматизм, однако по молодости справлялся со своим хозяйством, кормил семью, пока не пришла коллективизация.
Кузьма Игнатович не хотел расставаться со своим честно нажитым добром и идти в колхоз, но Советская власть умела заставить подчиниться себе. Все его хозяйство просто конфисковали. Достоянием колхоза стали четыре лошади и две коровы. Его же самого репрессировали как кулака и отправили в оренбургскую тюрьму.
На его счастье, тюрьма оказалась переполненной, кормить людей было нечем, и раскулаченных отпустили домой. Нужда заставила и его вступить в колхоз, только проку от этого не было. Жить стало совсем худо.
Перед выбором
Вскоре Екатерина, старшая дочь в семье, окончила семилетку. Училась она отменно. В ее аттестате об окончании школы стояли отметки «отлично». Правда, она не ладила с физкультурой и начальной военной подготовкой: в этих графах красовались оценки «хорошо». Она мечтала стать учительницей, но обстоятельства не позволили ей продолжить учебу. Отец уже был почти инвалид, а жили тогда на колхозные трудодни. Надо было кормить семью. К тому же нежданно-негаданно грянула война.
Екатерине как отличнице учебы предложили должность учетчика, но ее подруги решили стать трактористками. В то время в колхозе мужчин почти не осталось – всех отправили на фронт. Вместе с подругами в трактористы записалась и она.
— Мне дали трактор «Универсал», без кабины. На нем можно было пахать, бороновать, сеять, косить сено, сгребать и копнить его, убирать хлеб. Только надо было менять прицепные агрегаты.
Все это делали они, девушки. В разговоре со мной она несколько раз подчеркивала, что трактор был без кабины. Несложно было понять, каково было водителю в холодную весеннюю пору. Если случалась какая-либо поломка, девчата сами устраняли неполадки.
Но самое трудное для них было завести трактор. Его заводили рукояткой. Особенно тяжело было, признается Екатерина Кузьминична, запускать двигатель с подтяжки. Меня очень удивило, что без малого почти через восемь десятков лет она доступно разъясняла технические детали.
— В шатунах были пластинки, и их часто надо было регулировать, чтобы они не шатались в коленчатом валу, — рассказывает она. – Поэтому мы лезли под трактор, сливали масло, снимали поддон и подтягивали коренные шатуны. Они плотно зажимались, поэтому рукоятка туго проворачивалась.
В таких случаях они крутили рукоятку вдвоем, но девчачьих сил часто не хватало, к тому же рукоятку резко отдавало назад. К этому нельзя было приноровиться. Однажды Екатерина докрутилась до того, что сорвала себе спину. Не могла разогнуться, пришлось вызывать врача. Тот хотел забрать ее в больницу, но, когда больную положили на телегу, она от резкой боли потеряла сознание. Врач посоветовал матери запарить отруби, положить на спину и замотать ее потеплее. Через неделю она вышла на работу. Руководство колхоза сделало ей послабление, поставив Екатеринин трактор на полив. Ей, можно сказать, повезло, а ведь бывало и хуже. Ее подруге Прасковье Синявской вообще перебило руку от обратной отдачи рукоятки.
Наверное, для кого-то покажется неправдоподобным, что девушки сами делали текущий ремонт и только зимой загоняли свои трактора на капитальный ремонт в МТС. Те машины, что не могли добраться до станции своим ходом, тянули на буксире другой техникой, а в боксы заталкивали гурьбой. Картину можно было наблюдать такую: девчата буквально облепляли трактор и толкали его. Он был громоздкий, а его металлические колеса с шипами врезались в землю.
Колхоз в Ивановке назывался «Новая жизнь», но привлекало только его красивое название, на самом деле жилось в нем людям очень трудно. Трудодни получали по итогам года, один раз. А в обычные дни перебивались кто как мог. Трактористам при их тяжелой работе варили затируху, галушки, картофельный суп.
Печальная весна сорок четвертого
Год на год не приходился. В сорок первом и в сорок втором годах урожай уродился хороший, а сорок третий был засушливым. Люди едва дотянули до весны следующего года, надеясь собрать прошлогодние колоски. Так они делали всегда. Весной сорок четвертого, едва подсохли поля, люди высыпали на сбор колосков. Дома сушили зерно и мололи на дермене – ручных жерновах. Из муки пекли лепешки, радовались им. Но случилась беда.
— У нас в доме у всех на коже высыпали черные пятна, — вспоминает Екатерина Кузьминична, — а отец заболел. Он запретил нам есть лепешки.
Весть о болезни быстро распространилась по селу, почти в тот же день стали умирать люди. Все всполошились, но местное начальство испугалось и не стало сообщать наверх о происходящем. И только когда стали погибать целые семьи, приехала комиссия, начали разбираться, принимать меры. Из Актюбинского военного госпиталя приехали врачи, они установили причину бедствия и стали спасать людей. Но было уже поздно. По словам Екатерины Кузьминичны, той весной погибло не меньше семидесяти человек.
Умер и ее отец, и самая близкая подруга Паша Синявская. При ее упоминании у нее навернулись на глаза слезы, и она, вытирая их кончиком платка, тихо прошептала:
— Хорошая была девчонка, веселая, смешила нас всех. Жить бы ей и жить…
Люди так часто умирали, что уже и хоронить было некому. Пашу хоронили подруги: сами копали могилу, сами сколачивали гроб.
Причину гибели людей Екатерина Кузьминична объяснила так:
— Если колоски ложатся на сухую землю и их закрывает снегом, гнить они не будут. А осень сорок третьего была дождливой, поэтому зерна набухли под снегом, начали преть и гнить. Это вызвало грибковые заболевания, люди просто отравились.
Чувство голода никогда не покидало людей. Им самим в колхозе было трудно, а тут прислали депортированных чеченцев. Один из них работал у Екатерины прицепщиком. Его мысли постоянно были заняты едой, и он оглядывался по сторонам, ожидая, когда потревоженный суслик покинет нору, чтобы догнать и поймать его. Многие в селе питались сусликами.
— А мясо суслика ничего, вкусное, — говорит Екатерина Кузьминична.
Из песни слов не выкинешь
Время неумолимо. Из женской тракторной бригады военных лет осталась только одна она, Екатерина Стех, но всех этих славных девчат она до сих пор помнит поименно и может рассказать о каждой из них в отдельности. О Прасковье и Вере Синявских, о Марии и Вере Холостенко, Александре и Надежде Прокопенко, Марии Швец, Марии Денисенко, Акпалаш (фамилию наша героиня запамятовала), Полине Еременко, Марии и Александре Боян, Александре Кравчук. Помнит и бригадира Антона Холостенко, их наставника.
Они вместе делили трудности тех лет. И нелегко сказать: кому было тяжелее – воинам на фронтах или этим девчатам в далеком тылу. Тогда, правда, об этом никто не думал.
В сорок пятом она вышла замуж. Ее муж Емельян Стех был из сосланных. Его репрессировали по печально известной 58-й статье. Но на войну он все же был призван. Редкий случай. Он получил военный билет и даже доехал до Оренбурга, однако железная дорога была загружена, и составу, в котором находился Емельян, пришлось ждать своей очереди.
В то время один из высокопоставленных военных чинов отмечал в ресторане отходную. Подвыпившим гулякам захотелось живой музыки, и они отправили подчиненных, чтобы те нашли музыкантов. Оказалось, Емельян Стех играл на скрипке. Из-за него придержали состав на пару дней, а в это время из области пришла телеграмма военным руководителям: трактористов срочно вернуть. Так Емельян не попал на войну, стал работать в МТС, но председатель «Новой жизни» переманил его к себе. Здесь Емельян и Екатерина познакомились и поженились.
Оттого, что война закончилась, жить людям лучше не стало. Правда, появилось уже свое хозяйство, но некуда было деться от натурального налога: сдавали масло, молоко, яйца.
— У нас в селе был маслозавод. Я утром подою коров и несу два ведра молока в другой конец села, — рассказывает Екатерина Кузьминична, — руки от тяжести отваливаются, но нести приходится. Это были обязательные налоги.
Потом к власти в СССР пришли другие люди: Булганин, Маленков, Хрущев. Натуральный налог постепенно отменили. Стало дышать легче. Екатерина Кузьминична перешла на более легкую работу. Несколько лет заведовала детсадом, потом перешла в школу техничкой. Там и доработала до заслуженного отдыха.
Супруги воспитали пятерых детей и всем дали образование. Валентина работала диспетчером в аэропорту, Галина, учитель по образованию, была директором школы, Иван окончил сельскохозяйственный институт, трудился председателем правления колхоза имени Ленина, Василий – медик, Татьяна – технолог-кондитер.
Свое село Ильинку в Алгинском районе Екатерина Кузьминична боготворит. В городскую квартиру перебирается только зимой, а все лето проводит там, где прошла ее жизнь, где остались навсегда дорогие ее сердцу люди.
Хотел я создать светлый образ матери-женщины, прожившей трудную, но счастливую жизнь и на старости лет обогретую теплом и лаской своих детей, но получился немного грустный рассказ. Оказалось, что как из песни не выкинешь слова, так и из жизни не вычеркнешь ее печальные страницы.
Муапих БАРАНКУЛОВ
Екатерина Стех (справа) с подругой.|Фото из семейного архива героини
