Сейчас модно повторять миф: полновластный казахский хан… Но такого никогда не было,
и известнейший историк Ирина Ерофеева объясняет почему. Она выпустила в свет фундаментальное исследование «Эпистолярное наследие казахской правящей элиты
1675-1821 годов. Сборник исторических документов в 2-х томах». Чтобы оценить степень невероятно кропотливой работы, скажем: на подготовку книг ушло 17 лет. Сборник включает в себя 811 переводов писем казахских ханов и султанов монархам и чиновникам Российской империи и восточных государств,
250 факсимиле оригинальных текстов тех же писем. Хронологически все письма охватывают период с 1675 по 1821 годы. Большинство документов публикуется впервые, а некоторые прежде издававшиеся даются в новом переводе.
Отечественные и зарубежные эксперты уже назвали труд Ерофеевой «одним из самых заметных исторических трудов последнего времени».
Можно сказать, что за 17 лет Ерофеева узнала казахских ханов лучше всех и готова рассказать нам о них.
— Ирина Викторовна, в чем, на ваш взгляд, уникальность института Казахского ханства? Ведь одно дело – управлять государством на локальной территории, как Новгород у славян или Спарта у греков, и совсем другое – руководить народом, разбросанным на огромной территории.
— Политическая система кочевников (а значит, и государство) намного отличалась от классического понимания, которое было принято у нас еще со времен Маркса-Энгельса. Поэтому спор на тему «Было ли у казахов государство?» я считаю ненаучным. Разумеется, государство было, только устройство его нельзя сравнивать с европейским.
Здесь уместно вспомнить термин «Деспотия пространства», который ввел в оборот выдающийся исследователь номадов Нурболат Эдигеевич Масанов, доктор исторических наук, доктор политических наук, профессор. Что это такое? Это совокупность многих факторов: огромные территории, небольшая плотность и рассеянность населения, аридный климат, отсутствие длительных и прочных поселений и так далее.
Разумеется, в этих условиях управлять государством так, как было принято в городах или небольших государствах, невозможно. Представим себе территорию Казахстана в средние века. Хан, скажем, находится в Туркестане, на юге страны. Как он может довести до своего подчиненного (который находится на севере, на другом конце Степи) свою монаршую волю, а за непослушание наказать? Ведь городов в степи не было, тюрем тоже, а кроме того, не было отрядов людей, которые исполняли бы только полицейские функции. Так что отношения в казахском обществе носили патронатно-клиентный характер. Говоря иначе, обмен ресурсами и услугами. Такой уклад и был в основании политического мировоззрения кочевников.
Поэтому и форма государственной власти у номадов сложилась своя, совершенно уникальная. По типу правления это была в общем-то монархия с верховным правителем во главе. Но монархия здесь была достаточно условной, потому что ханов было несколько. Параллельно народом управляли от трех до десяти человек, имевших монархический титул.
Это была иерархия, так сказать, «разнопорядковых» ханов. Верховный правитель – Улкен хан (он управлял всей территорией), ниже его стояли региональные правители – Кiшi ханы (часто они управляли жузами), а еще ниже – Келте ханы, то есть мелкие ханы (их власть распространялась на отдельные роды или объединения).
И между этими тремя типами ханов сложились совершенно удивительные взаимоотношения. Всю полноту власти Верховному хану региональные и локальные правители делегировали только в военное время. Тогда он становился и верховным главнокомандующим, и полновластным правителем. Но в мирное время властные полномочия Верховному хану были недоступны. В основном Улкен хан выступал, как сказали бы сегодня, в качестве верховного спикера, председателя на всевозможных собраниях и курултаях, занимал почетные места на различных ритуальных мероприятиях и так далее. Так что и сами ханы четко осознавали границы своих возможностей. Это уже в ходе современной мифологизации есть попытка подчеркнуть полно-властность ханов. На самом деле самодержавных казахских ханов никогда не существовало.
Такое политическое устройство было органично вплетено в ткань естественных процессов Степи, адаптировано и к месту, и к климату, и ко времени. Степная система управления функционировала фактически без перебоев довольно продолжительное время, вплоть до Нового времени, пока не изменилась геополитическая обстановка. В оседлых странах произошли технологические революции, возникли империи и начался передел мира. В новых условиях преимущества достаточно демократической системы Казахского ханства стали уязвимыми местами – Степь начала уступать технологичному и деспотичному напору соседних культур.
Этому способствовали еще два фактора: изобретение огнестрельного оружия дальнего боя, которое лишило конницу кочевников всех преимуществ, и открытие морских торговых путей, которые оказались дешевле и безопасней сухопутных. И Степь постепенно перестала быть караванным путем…
— Был ли в других странах подобный «пирамидальный» тип государственности? Насколько я знаю из истории, ни в Европе, ни в Китае, ни в Индии ничего похожего не было. Наоборот: междоусобицы, князьки, дерущиеся между собой, принцип «каждый за себя»…
— Никаких аналогий проводить нельзя — у номадов такой тип власти начал формироваться с момента появления кочевничества. Дело в том, что в оседлых культурах освоение природы происходило за счет технологий и улучшений орудий труда. А в степной цивилизации миро-устройство строилось на биологических методах – улучшении пород животных, увеличении стад. Поэтому здесь и закономерности другие, и ритм жизни другой. Не было погони за прибавочным продуктом, пресловутым «ростом производительности труда». Все было ближе к природе. Если внешние условия как-то менялись, кочевник переходил на другую территорию, забирая с собой юрты, скот, домашний инвентарь, то есть немногочисленную материальную инфраструктуру. А у оседлого земледельца такой возможности не было, не заберешь же с собой дом и пашню. Отсюда и постоянные столкновения и между европейскими сюзеренами.
— Ирина Викторовна, наш средний человек, как правило, знает только два имени великих казахских ханов – Абилкайыра и Абылая. Оценка их деятельности не-однократно менялась в угоду политическим пристрастиям. Почему именно этим людям выпала такая неоднозначная роль в истории?
— Эпоха до правления Абилкайыра вообще очень скудно освещена в истории – слишком мало письменных источников. Поэтому деятельность даже таких знаменитых ханов, как хан Касым, который сделал очень многое для расширения Казахского ханства, хан Хак-Назар, хан Есим, не так известна. Кстати говоря, это относится не только к истории Казахского ханства. Спросите у русского человека, сколько царей он назовет? Двух-трех: Ивана Грозного, Петра I. А про Михаила Федоровича или Алексея Михайловича и не скажет. Так же и француз упомянет Людовика XIII и Людовика XIV, а Карла Х или Генриха V вспомнить не сможет.
Но вернемся к Абылаю и Абилкайыру. Эти личности были во многом схожи, начиная с биографии и заканчивая политическими взглядами. Нынче их порой противопоставляют, а это беспочвенно и глупо. Не просто же так Абылай писал оренбургскому губернатору Ивану Неплюеву, что «Абилкайыр нашего народного счастья содержателем и отцом нашим был».
Абилкайыр стал известен широким массам благодаря своему обращению к императрице Анне Иоанновне о протекторате. Отмечу: ни о каком подданстве речь не шла. Просто в то время в России все обращения о помощи интерпретировались как принятие подданства. И первые грамоты, которые отправлялись казахским ханам, сразу же содержали термин «подданство». На самом деле казахские ханы подразумевали совсем другой тип отношений: военно-политический альянс по «принципу диалога» под патронатом более сильного союзника, из этого альянса каждый мог спокойно выйти, если его что-то не устраивало.
Протекторат мыслился по тому типу отношений, который извечно существовал в Степи: «Если хан меня не устраивает, я могу собраться и откочевать».
Для примера могу привести отрывок его письма царице Анне Иоанновне, где прямо говорится об условиях будущего союза:
1. «Великой государыне императрице нашей и предкам вашего величества всегда верно и справедливо служить обещаюсь.
2. И когда указ в.и.в. нам, Кайсацкой орде, будет идти на службу с российскими подданными башкирцами и калмыками вместе, в то число и повеленные места мы справедливостию своею пойдем.
3. Кайсацкой орде на яицких казаков, на башкирцев, на калмыков и на всех российских подданных неприятельски не набегать, и убытков им не чинить, и жить с ними в миру.
4. Когда российским подданным с купеческим караваном из Астрахании и прочих мест через нас, кайсаков, случится им куда ехать или и к нам, кайсакам, с караваном же прибудут, то нам худо б им не чинить, и от худых людей их защищать, и в надлежащих местах нам их препровождать.
5. Из нашей Кайсацкой орды взятыя в полон от российских подданных возвратить, а впредь в полон не брать и взятых пленников от башкирцев и из России, кроме тех, которые приняли крещение, тех возвратить, и для верной повсяготной службы нашей в.и.в. против рабов вашего величества башкирцев и я ясаку по 4 000 лисиц присылать обещаюсь, и во уверение того я, Абилкайыр хан, к сему листу печать свою приложил и посланца своего Бака батура отправил».
Писано 1143 г., месяца режепа 17-го дня: 1732 г., генваря в 2-й день.
(АВПРИ. Ф. 122. Оп. 1. 1732 г. Д. 5 б. Л. 1-3. Перевод 18 в. Копия. Опубл.: КРО-1. Док. 27. С. 37-38).
Царская Россия же вкладывала в понятие «протекторат» другое содержание. Это прежде всего уплата налогов. Второе — это служба. Служба царю и государству по «принципу монолога»: я приказываю, ты (без права самостоятельной воли) выполняешь и отчитываешься. Недаром все отношения в тогдашней России строились как отношения холопа и боярина. И в письмах того времени мы читаем: «Я, холоп такой-то…», «Я, раб такой-то…». И только при Екатерине II, когда наступил «просвещенный век», слова «раб», «холоп» были официальным указом изъяты из языка прошений и челобитных.
Так вот, фигуры Абилкайыра и Абылая как раз подавались через призму отношений с Россией. Можно сказать, что ханы стали жертвами политической конъюнктуры. Во второй половине XIX века царские историки впервые начали изучать деятельность Абилкайыра. Тогдашние исследователи отзывались о нем как о хитром интригане, который с помощью лжи и обмана использовал доверительные отношения с царицей в свою пользу. Основанием таких выводов послужило нежелание Абилкайыра подчиняться тому же губернатору Неплюеву, хотевшему установить такой вариант российского подданства, который не устраивал кочевников.
И в начале советского периода, когда возобладал «классовый подход», отношение к Абилкайыру было не лучше. Хана обвинили в сговоре с царским правительством с целью колонизации страны. А начиная с 60-х годов советские идеологи, наоборот, стали только хвалить Абилкайыра как проводника идеи интернационализма и почти советской дружбы народов. Об Абылае говорили иначе: его сначала провозглашали борцом против российско-казахского союза эксплуататоров, затем, в 80-х годах, оценивали как политика-сепаратиста, препятствовавшего интернациональному единению трудящихся масс, а позже вдруг объявили основателем «многовекторной политики».
Хочу отметить, что во все времена почти никого из историков (поскольку все они находились под сильнейшим идеологическим прессом) не интересовал вопрос о том, что же реально представляли собой эти два политика. Я сказала «почти», потому что были ученые, пытавшиеся пробиться через завесу запретов. Это прежде всего Михаил Порфирьевич Вяткин (1895-1967), историк, профессор, член-корреспондент АН Киргизской ССР. Занимался историей кочевых народов. Государственная премия СССР за монографию «Батыр Срым»). И Павел Евменович Матвиевский (1904-1987), историк, профессор Оренбургского пединститута, автор трудов о взаимоотношениях русского и казахского народов. Эти яркие ученые впервые попытались раскрыть незаурядные личности казахских ханов Абилкайыра и Абылая. После них больше никто этим не занимался.
Что касается периода независимости Казахстана, то тут, к сожалению, возродилось то самое партийное мышление, только поменявшее плюсы на минусы и наоборот.
Ученые, отвергающие историографию советского времени, критикуют ее с позиций тех же догм и тех же схем, которым учились в партийных школах.
К тому же сегодня развелось множество дилетантов, которые ни разу не сидели в архивах, но умеют так подстроиться под конъюнктуру, что их мнение часто воспринимают как истину.
— В вашем сборнике присутствует 26 писем легендарной Бопай – жены Абилкайыра. Говорят, это была одна из самых выдающихся казахских женщин эпохи средневековья и нового времени. За необыкновенную мудрость Бопай было позволено даже держать речь на курултаях.
— Кстати, мы уже говорили, что у Неплюева были плохие отношения с Абилкайыром, однако Бопай ханым умела каким-то образом их примирять, сглаживать углы. Даже сам «Геродот казахского народа» Аркадий Ираклиевич Левшин — русский государственный и общественный деятель, историк и географ, автор трехтомного труда «Описание киргиз-казачьих или киргиз-кайсацких орд и степей», отмечал беспрецедентную деталь: ханша Бопай «имела печать со своим вензелем – отличие, совсем не обыкновенное в народе, который привык обращаться с женщинами, как с невольницами, удаляя их от всякого участия в делах общественных».
Бопай значительно пережила убитого ханом Бараком супруга и умерла, прожив более 100 лет…
— Ваш сборник открывается текстами писем хана Тауке, который, как мне кажется, был такой же глобальной личностью.
— Тауке хан был необыкновенный человек (1635-1715) — автор свода законов «Жеты Жаргы». Вместе с Толе би, Казыбек би и Айтеке би провел реформу укрепления власти: в политике управления государством опирался на биев. Создал ханский совет и совет биев. Примерно в 50-летнем возрасте в ходе военной битвы частично лишился обеих ног. С тех пор не покидал пределов Туркестана и передвигался либо на коне, сидя в седле, либо на особом настиле, переносимом слугами.
Я хочу обратить внимание всех историков и не историков на одну важную его черту. Мы знаем, что в средневековом казахском обществе для того, чтобы стать ханом, человек должен был обладать множеством характерных качеств. Он должен был иметь определенное образование, жизненный опыт и мудрость. Но главное – он должен был быть успешным полководцем, военным лидером, одержавшим в том числе и запоминающиеся личные победы. Так вот, Тауке стал ханом в возрасте примерно 15-и(!) лет и правил 65 лет! Причем большое количество лет — с парализованными ногами.
Подумайте, каким почти сверхъестественным авторитетом должен был обладать этот человек, чтобы сохранить лидерство на протяжении столь долгого времени. Ведь он уже не обладал тем ресурсом, который был так важен в средние века – ресурсом силы и мощи… Для этого, думаю, требовался какой-то необыкновенный интеллект, незаурядные аудиторские способности и великолепное знание социальной психологии. Это все говорит о том, что мы, ученые, должны основательно изучить жизнь и деятельность Тауке хана – поистине выдающегося человека. Ведь недаром он до сих пор жив в народной памяти в виде фольклора, а период его правления по праву называют «Золотым веком».
— Я слышал, что во время правления хана Тауке казахи вполне могли стать буддистами. Это так?
— В хрониках есть об этом упоминания. С 1681 по 1685 гг. джунгарский правитель Галдан-Бошохту (1678-1697), являясь активным поборником распространения тибетского буддизма в Центральной Азии, совершил семь военных походов против южных казахов, кыргызов и городского населения Сайрама и Андижана, чтобы принудить их принять вместо ислама ламаизм. В 1683 году в ходе одного из сражений в плен к нему попал и сын Тауке, который был отправлен Галданом к Далай-ламе и смог возвратиться в родные края лишь четырнадцать лет спустя благодаря заинтересованному посредничеству нового главы Джунгарского ханства хутайджи Цеван-Рабдана. (Кому интересно, вот ссылка: «Раднобхадра», 1999. с. 98, МИРМО-4. 2000 г. С 340, СПбФ АРАН.Ф.21. ОП. 5.Д.3.Л.195). Так что возможность проникновения буддизма действительно была, но благодаря сплоченности народа не состоялась.
— Ирина Викторовна, после ознакомления с вашим двухтомником мне кажется, что вообще каждый казахский правитель того времени был особой личностью.
— Вы правы. Когда я стала собирать письма ханских адресатов – иностранных чиновников, правящей элиты других стран, я открыла удивительную вещь. Стать ханом в Степи человеку со слабым интеллектом было не-воз-мож-но! Тогда, как никогда, работал принцип меритократии и авторитета (меритократия — принцип управления, согласно которому руководящие посты должны занимать наиболее способные люди, независимо от их социального происхождения и финансового достатка). Претендент на ханский престол должен был быть представителем аристократии, но, помимо этого, он должен был обладать мощным интеллектуальным ресурсом. Только тогда ты заслужишь авторитет и тебя изберут ханом!
Здесь на память приходят истории различных королевских семей Европы, когда на троне оказывались слабоумные – ведь до сих пор в Старом свете в монархических государствах действует только династийный принцип.
В Степи такое не проходило. Династия – да, но и меритократия – тоже да. И это было оправдано. Ведь жизнь казахов протекала в середине континента, в окружении врагов. Каждую минуту нужно было ждать нападения и быть к нему готовым. Поэтому среди правящей казахской элиты случайных людей не было.
— 17 лет вы отдали грандиозному и кропотливейшему труду – собирательству письменных артефактов казахского средневековья. И я вот что думаю: великому поэту Юсуфу Баласагуни часто приписывают фразу «Заниматься наукой – все равно, что копать иголкой колодец». Похоже, вы свой колодец уже выкопали?
— Да что вы… До ключевых источников ох как далеко…
— Благодарю вас за беседу и новых вам открытий.
365.info.kz
