Памяти Ирана Амировича Амирова.
Иран Амирович… Никогда не думал, что придется писать о нем воспоминания, мне всегда казалось, что он создан Всевышним на века, навсегда. Столь фундаментален, внушителен, солиден он был, не только внутренне, духовно, но и физически – был крепок, основателен, как кряжистый дуб. Я где-то читал, что вековые дубы погибают только от небесной силы – молнии, все остальные невзгоды долгой жизни они переносят стоически.
Иран Амирович как раз вступал в возраст, который у всех народов определяется одинаково – пора мудрости. А по мусульманским канонам он уже преодолел годы Пророка. Уверен, что и там, во владениях Всевышнего, он займет подобающее его мудрости, сердечности, справедливости, разуму и ответственности место.
Я слышал об Иране Амировиче задолго до личного знакомства. Случается и такое в жизни, когда встреча предназначена свыше, и мы не могли пройти мимо друг друга. Откуда же я мог знать его, восхищаться им задолго до встречи с ним, спросите вы? У меня есть товарищ, с которым меня связывает дружба с юношеских лет – я имею в виду близкого для многих юристов и особенно для Ирана Амировича человека, его коллегу в далеких 60-70-х годах, Олега Ивановича Гайданова. Мы с ним близко общались в Ташкенте, когда он в перестройку возглавлял прокуратуру Узбекистана, и позже, в последние 25 лет, когда мы оба волею судьбы и обстоятельств оказались в Москве, где он возглавлял следственный комитет Генеральной прокуратуры России, а позже и Генеральную прокуратуру.
Конечно, мы всегда вспоминали родной Актюбинск, нашу бурную спортивную юность, друзей и особенно тех, с кем начинали трудовой путь. Вспоминали учителей и наставников, молодых коллег. И всегда в воспоминаниях Олега Ивановича вольно или невольно всплывало имя Ирана Амирова – молодого судьи, – в ту пору обходившегося еще без отчества. Но очень скоро, можно сказать, стремительно, стало уже невозможно обходиться без отчества, потому что это имя вдруг стало публично узнаваемым, своеобразным знаком качества, наполнилось высоким авторитетом и искренним уважением.
Иран Амирович Амиров не нуждался в аттестации, представлении, его фамилия означала компетентность, высокие знания, профессионализм, принципиальность, справедливость. Редчайший случай в юридической среде – он завоевал уважение и сделал имя с молодых лет, даже еще не занимая высокие посты.
Меня впервые представили Ирану Амировичу на юбилее по случаю 50-летия Хайруллы Сулейменова, отдавшего много лет работе в органах. Представил меня ему генерал КНБ Булат Ельтаевич Шайманов, с которым меня связывает многолетняя дружба.
На юбилей Хайруллы мы приехали втроем, генерал был вместе со своим замом, полковником Куанышем Далабаевичем Илюбаевым, тоже надолго ставшим мне другом и верным читателем.
Ресторан имел просторный внутренний дворик, мы стояли втроем, то и дело отвечая на приветствия подъезжавших гостей. Вдруг мои спутники как-то внутренне и внешне подтянулись, и Куаныш Далабаевич произнес тихо: «Вот и наши «тяжеловесы» подъехали…»
У входа Хайрулла любезно встречал двух солидных мужчин. Того, что оказался чуть выше, с роскошной шевелюрой, чуть тронутой сединой, очень похожего на главного героя из итальянского фильма про мафию «Спрут» Коррадо Каттани, Серожатдина Барышева, я давно и хорошо знал: он некогда был у нас в Мартуке судьей.
Но другого, к которому дружно потянулись все высокопоставленные гости, я видел впервые. Хотя к тому времени, мне казалось, что я перезнакомился со всей элитой Актобе. Поспешили к «тяжеловесам» и мои спутники, а я хотел остаться в сторонке, но Булат Ельтаевич, взяв меня под локоть, интригующе сказал: «Вот если следующий роман ты задумаешь писать о судьях, ведь тему о прокурорах ты исчерпал до дна, тебе надо обязательно познакомиться с Ираном Амировичем: лучшего знатока и авторитета судебной системы тебе вряд ли удастся найти».
И тут я мгновенно вспомнил рассказы Олега Гайданова, который начинал свою блестящую карьеру вместе с этим солидным господином в великолепной английской тройке и шелковом галстуке, завязанном с небрежным изяществом.
Когда дошел наш черед поприветствовать высокого гостя, Булат Ильтаевич сказал: «Дорогой Иран Амирович, позвольте представить вам гостя из Москвы, нашего земляка, писателя Рауля Мир-Хайдарова, он хорошо знаком с юридической системой, работой спецслужб, хорошо знаком с правом, рекомендую прочитать его романы».
Иран Амирович улыбнулся, сделал шаг навстречу и, крепко приобняв меня, сказал восторженно: «Рауль, рад вас видеть, давно хотел познакомиться с вами, а романы ваши я читал, мне их Серожатдин добыл, кроме последнего «За все – наличными». Признаюсь, я был убежден, что вы юрист, бывший прокурор, такое знание прокурорской кухни, криминального мира и коридоров власти, вплоть до кремлевских – просто диву даешься вашим аналитическим выкладкам, прогнозам, выводам…» .
Так состоялось наше знакомство. Тогда и начались наши регулярные встречи с Ираном Амировичем, когда я бывал в Актобе. А в ту пору я приезжал туда и по четыре, и по пять раз в году. Встречался со студентами университетов и институтов, трудовыми коллективами, учащимися полицейского колледжа, который в ту пору возглавлял уже упоминавшийся Хайрулла Сулейменов. Встречался с коллективами почти всех силовых структур и юридических институтов власти нового Казахстана. Встречался даже с заключенными в тюрьме.
Всю мою работу в областном центре и Мартуке одобрял, а при необходимости и помогал незабвенный Иран Амирович. Он высоко ценил то, что я делал на благо Мартука и Актюбинска, не раз ставил меня в пример местной бизнес-элите и чиновникам высокого ранга, забывшим родные аулы и школы.
Конечно, наши встречи с Ираном Амировичем стали постоянными – мы оба в возрасте, с опытом жизни, видевшие не только свои промахи, но и проблемы государства – испытывали необходимость подобного общения. На этих долгих мужских посиделках горячие дискуссии велись о государственном устройстве, законах, в которых нуждался новый Казахстан, правовом воспитании граждан, работе суда и прокуратуры, полиции и других ветвей власти.
Мы всегда общались только втроем – Иран Амирович, я и его давний друг, коллега, единомышленник Серожатдин Барышев. Тайны из своих посиделок мы не делали, и оттого многие из моих друзей хотели бы попасть в нашу компанию. Но Иран Амирович, как всегда, твердо обрубил эти попытки, объявив: «Кворум, формат встреч установлен навсегда. Мы не развлекаемся, мы философствуем, и предмет наших дискуссий многих может разочаровать».
Но это еще не вся особенность нашего мужского клуба. Встречи чаще всего проходили… в сауне. Да-да, в сауне. Открою еще одну тайну личной жизни Ирана Амировича – он очень любил сауну, баню и знал в них толк, знал традиции и секреты парной и водной релаксации. Я знаю только одного человека, разбирающегося еще более основательно в подобных горячих процедурах – это Елеусин Наурызбаевич Сагиндиков, доктор наук по экономике, а в банном деле настоящий академик. Он мог пересидеть в парной любого сибиряка, дал бы сто очков форы любому знатоку бани и сауны.
Однажды в воскресенье мы пробыли в сауне целый день. Этот день мне запомнился навсегда. Мой друг был очень весел, необычно много шутил, смеялся, подпевал Серожатдину, у которого необычайно красивый голос и композиторский талант — скоро мы услышим его новые песни в исполнении профессиональных певцов. В то воскресенье мы попали в недавно открытую сауну, оборудованную по последнему слову банных требований: просторную, светлую, с экзотическими деревьями в кадках. Я раньше всех выскочил из парилки, после покушения здоровье сильно расстроилось, а мои спутники еще долго и основательно парились. Я читал свежий номер местной газеты, лежавшей тут же, на журнальном столике, и не сразу заметил, когда вышел Иран Амирович.
Он стоял в дальнем углу, у окна, на небольшом возвышении у стопки белья, уже запахнувшись в свежую, белоснежную простыню, ловко завязанную на левом плече, в пляжных сандалиях на босу ногу, поправляя короткую стрижку.
В эту минуту он показался мне похожим на афинского аристократа, греческого философа, в пору моей юности точно так изображали в учебниках древнегреческую элиту – в белых тогах. У меня невольно вспыхнуло неожиданное сравнение – да это же Сократ!
С тех пор наши встречи я называл беседами с Сократом. Да, да, именно так, точнее не скажешь, именно он, Иран Амирович, задавал высокую планку нашим беседам. Я все собирался рассказать Ирану Амировичу, как называю наши встречи, но не успел и очень жалею об этом. Поистине, он был для всех нас Сократом, я не знаю людей, не относившихся к нему с пиететом.
Однажды он, обращаясь ко мне, словно продолжая некий давно прерванный разговор, сказал: «Казахстану нужны новые законы, отражающие нашу вековую историю, нашу казахскую ментальность, а, главное, учитывающие сохранность гигантской территории, доставшейся нам от предков. Наша земля всегда вызывала зависть у соседей с Запада и с Востока даже тогда, когда они не знали, какие сокровища хранит она в своих недрах». Потом по-юношески нетерпеливо спросил меня, не дожидаясь ответа: «А какой бы закон ты сам рекомендовал Казахстану в таком аспекте?». Я, не раздумывая ни секунды, ответил: «Я бы в первую очередь принял закон о демографической ситуации. У Казахстана земли много, ему принадлежит девятая по размерам территория в мире, а титульная нация малочисленна, и до десяти миллионов не дотягивает…». «Ну, этим мы все обеспокоены, а что ты предлагаешь конкретно?» – я думаю, он впервые перебил и поторопил собеседника, так был озабочен проблемой. «Я бы использовал только внутренние резервы, не рассчитывал на казахов из Турции, Китая, Монголии, для них всегда была открыта дорога на родину. Я бы заинтересовал различными льготами российских казахов вернуться на родину. Они компактно проживают в Оренбургской, Волгоградской, Астраханской, Омской областях, там их более двух миллионов. Но главную ставку в увеличении численности населения сделал бы на повышение рождаемости. Каждой женщине после пятого ребенка я бы установил зарплату до выхода на пенсию, если она и впредь намерена рожать, в два-три раза превышающую среднюю оплату в стране. С каждым последующим рождением ребенка денежное содержание должно увеличиваться. За десятого ребенка нужно присваивать почетное звание Мать-героиня и выдавать крупное единоразовое денежное вознаграждение. Разумеется, для таких многодетных семей должна быть продумана жилищная программа и в городе, и на селе. Дети из таких семей при поступлении в вузы должны получать бесплатное образование дома, в Казахстане. Семьи должны иметь достойное бесплатное медицинские обслуживание, льготы по налогам и так далее». «Ты уверен, что это сработает?» – спросил Иран Амирович заинтересованно. «Абсолютно. Я ведь тридцать лет прожил в Узбекистане. В 1962 году, когда приехал туда, узбеков по переписи 1958 года было около шести миллионов, они были по численности на четвертом месте после татар. А к развалу СССР, после введения в 1965 году звания Мать-героиня, их стало 18 миллионов, а татары оставались почти на прежнем уровне. Сегодня узбеков больше 35 миллионов, а татары и казахи прибавили за последние пятьдесят лет только по два-два с половиной миллиона. Только народы Средней Азии резко увеличили свою численность за счет звания Мать-героиня. Так что надо учитывать опыт СССР, но быть гораздо щедрее».
Вот такие примерно вели мы разговоры, нам они были интересны, доставляли удовлетворение, ибо касались судьбы родного Казахстана.
Много раз наша компания собиралась в уютном и гостеприимном доме Серожатдина Барышева, где к нам всегда присоединялась очаровательная хозяйка, тоже юрист, ей были интересны наши мужские разговоры, прожекты. Не помню ни разу, чтобы мы разошлись из этого гостеприимного дома раньше двух часов ночи – столь увлекательны были беседы, особенно поучительны монологи Ирана Амировича и душевный концерт для узкого круга талантливого друга Серожатдина.
Что же связывало меня с Ираном Амировичем, кроме разговоров о юридических проблемах страны и моих романах, поднимающих эти проблемы?
Мы все трое были влюблены в творчество двух великих композиторов, чьи дарования ярко открылись именно в нашей молодости – я имею в виду Шамши Калдаякова и Нургису Тлендиева. Могу сказать, что не без участия Ирана Амировича в нашем городе появилась улица имени Шамши Калдаякова. Уверен, будь Иран Амирович с нами, появился бы и памятник ему.
Когда Иран Амирович стал сенатором, мы встречались с ним и в Астане. Одна из таких встреч тоже запомнилась навсегда, о ней сохранилось много памятных фотографий. В столице живет много моих земляков, друзей, некоторые из них очень известные люди, занимают высокие государственные посты, имеют собственный бизнес. Та памятная встреча с Ираном Амировичем состоялась на свадьбе дочери моего очень близкого друга Арынгазы Беркинбаева – Ляззат. На каждой казахской свадьбе, будь она в Актобе, Алматы, Шымкенте, Нур-Султане, я каждый раз открываю давно забытые или не знакомые мне вековые свадебные традиции народа, хотя родился и вырос в Казахстане и в советское время бывал на многих торжествах. Прав Нурсултан Абишевич, когда утверждал, что экономика обязательно поднимет культуру, быт народа на неведомую прежде высоту.
Я прилетел на свадьбу с супругой Ириной, у меня появилась возможность представить ее всем моим друзьям. Хотя надо отметить, что многие из них уже бывали у нас дома в Москве, и не однажды. Я думал, что наши места будут среди актюбинских гостей, но нас на пути к землякам перехватил главный распорядитель торжества и сопроводил к столу номер один, за которым уже сидели Премьер-Министр Терещенко, председатель Верховного суда и… Иран Амирович. Увидев меня с Ириной, он обрадовано поднялся с места, я познакомил его с супругой, о которой он уже много слышал.
Когда к нашему столу официанты подкатили на сервировочном столике огромную чашу из капа могучей березы с приготовленными головами барана, бычка, лошади, то право по вековому ритуалу разделить их для своего стола и дальше передать другим доверяется самому уважаемому гостю свадьбы – им оказался Иран Амирович. На востоке этот выбор не остается незамеченным гостями. Это важная деталь восточных торжеств, она подчеркивает имидж того, на кого пал выбор.
За нашим столом велись интересные разговоры, расспрашивали меня о Москве, об Олеге Ивановиче Гайданове. Наверное, Ирине, единственной женщине за столом, хотелось танцевать. Оркестр заиграл танго знаменитого Астора Пьяццолы, которого в 50-60 годы называли королем аргентинского танго, и она под впечатлением романтической музыки вдруг пригласила на танец Ирана Амировича.
Сколько я помню, ни на свадьбах, ни на юбилеях, ни на днях рождения в Актобе Иран Амирович никогда и нигде не танцевал. Смущенный неожиданным приглашением, Иран Амирович попытался отказаться, говорил, что не танцевал со студенческих лет, но гости дружно поддержали Ирину, и он легко сдался. Иран Амирович танцевал прекрасно, словно вспомнил свою молодость. Танцевали они подряд три танго – чтобы не дать уйти им с танцпола, оркестранты не прерывали музыку и мастерски переходили с мелодии на новую мелодию. Наверное, этот танец запомнил не я один, и когда дома у нас звучит Пьяцолла, мы невольно вспоминаем Ирана Амировича. Ему все было по плечу.
Заканчивая воспоминания об Иране Амировиче, отмечу свои оценки фундаментальных рассуждений этого исключительного человека. Это будут короткие записи, те, что я делал в записной книжке после особенно насыщенных встреч. Вот они без комментариев. Глубокий аналитический ум, отличная память, искрометная, мгновенная оценка ситуации. Мысли вслух Иран Амирович формулировал предельно ясно, юридически выверено, философски изложено. Зачастую в иносказательной форме, присущей восточным мудрецам. Под любую изреченную фразу у него были железобетонные аргументы. Он ничего не утверждал, не имея под ногами твердую основу из бесспорных фактов.
Уверен, эти воспоминания дополнят многие коллеги и друзья Ирана Амировича, и у нас сложится истинный портрет феноменального человека, крупного юриста, мудреца, философа – современного Сократа, который жил рядом с нами, но навсегда останется в памяти своего народа.
Рауль МИР-ХАЙДАРОВ,
писатель, заслуженный деятель искусств, академик РАЕН
