Я рос в интернациональной среде. Моими одноклассниками и друзьями были русские, украинцы, молдаване, татары, немцы. Сейчас из тех, с кем мне довелось учиться в школе, жить по соседству, играть в детские игры, рядом почти никого не осталось. Многие уехали на свою историческую родину, как только это стало возможно. Как сложилась их судьба, мне неизвестно, мы давно потеряли друг друга из виду.
Родина — это не национальность
Но жизнь моего одноклассника Вилли Брауна сложилась не совсем обычно, хотя он, как и многие из его уехавших немецких родственников и друзей, мог бы неплохо устроиться и зажить в благополучной Европе.
Я никогда не воспринимал его как человека другой национальности. Знал, конечно, что немец, но это не играло, да и сейчас не играет для нас никакой роли. Мы, к сожалению, видимся редко. И встречи происходят случайные и недолгие. Но всегда помним, что нас связывает, — самые яркие и дорогие годы нашего детства. Вместе мы прогуливали уроки, лазали в чужие сады за черешней, ходили с самодельными удочками ловить пескарей.
Мы это знаем, помним, и нас это связывает крепче любых родственных связей. Мы с ним из одного времени, и у нас одна родина. Но в последнюю нашу встречу я не удержался и спросил.
— Виля, давно хотел спросить, почему ты не остался в Германии? Там ведь все твои родные? Да и жизнь, наверное, полегче была бы?
Он долгим взглядом посмотрел на меня и ответил мне вопросом.
— Ты ведь сам некоторое время жил в Москве, в Турции? И почему не остался, ведь мог же? Насчет легкой жизни скажу: даром тебя ни-кто и нигде кормить не будет.
Я промолчал. Оба без лишних и громких слов поняли друг друга. Я казах и считаю своей родиной место, где я родился и вырос, где покоится прах моих предков, где живут мои дети и внуки. В других краях я буду чувствовать себя чужим. Так устроены многие из нас. А мой друг Вилли, немец по национальности, такой же, по сути, как и я. Он родился и вырос на этой земле, и другой для него не надо. Здесь его корни.
— Ты знаешь, Германия ведь не просто благополучная европейская страна. Это в первую очередь люди. А вот с этим у меня как-то не заладилось, — откровенно поделился Вилли. — Чужие они какие-то. В Казахстане я, немного пообщавшись с человеком, уже становлюсь ему здесь если не близким родственником, то уж хорошим знакомым точно. Все ведь как будто свои, родные. А там люди слишком холодные, что ли. Тепла человеческого нет в отношениях. К примеру, люди, знающие друг друга с детства, после долгой разлуки могут лишь сдержанно поздороваться, и все.
А у нас, ты ведь знаешь, если с другом неделю не виделся, то это уже огромный повод закатить пир горой. И друзей у них нет. Все друг другу знакомые и не больше.
Первый из коренных Браунов
Родителей его в детстве, отлучив от отца и матери, угнали в Германию. Маму из Николаевской области, а папу из Одесской. Об этом родители вспоминать не очень любили. Вилли знал из скупых рассказов отца, что он работал на скотном дворе одного из богатых землевладельцев. Мама прислуживала в семье немецкого офицера. После окончания войны многие немецкие дети вернулись на родину, но на этом их мытарства не закончились. Советская власть, посчитав всех угнанных в Германию советских людей, вплоть до детей, неблагонадежными, высылала многих из них в разные края Советского Союза. Так Томас и Мария оказались в Волжске. Позднее судьба свела их вместе. Они познакомились и создали семью, а когда появилась возможность свободно передвигаться по стране, уехали в Казахстан.
Так, в 1956 году в селе Петропавловка, ныне Каргалинского района нашей области, появилась молодая семья Браунов. Они своими силами построили на одной из окраинных улиц домик и зажили. В Волжске у них родились сын и дочь, а через четыре года, уже в Казахстане, в семье появился еще один ребенок, которого назвали Вилли. Он стал первым и единственным коренным казахстанцем из всей семьи Браун.
Село, как многие в области, было интернациональным. Жили, соседствовали и работали вместе украинцы, казахи, русские, молдаване, немцы. На свадьбах за одним столом собирались все соседи, пели русские, украинские, казахские песни. В трудные минуты помогали нуждающимся всем селом.
— Дома между собой мы всегда говорили на немецком и русском языках, — вспоминает Вилли. — Но на улице я рос среди своих сверстников — казахов, украинцев, поэтому как-то само собой получилось, что вскоре понимал оба языка. Национальностей для нас не существовало, жили ведь все одинаково, и интересы были у всех одни: ходили вместе встречать стадо на край села, летом все дни проводили на речке, зимой играли всей улицей в снежки, хоккей.
Повзрослев и отслужив положенные два года в Советской Армии, Вилли вернулся в родное село. Работал, как и отец, кузнецом, затем пересел за баранку грузовой машины.
В 1986 году он женился на русской девушке Алле, а через пять лет счастливой семейной жизни, как вспоминает сам Вилли, все полетело кувырком.
— В 1991 году все начало меняться, — вспоминает Вилли. — Русские, украинцы, немцы начали срываться с обжитых мест и уезжать. Первой из нашей семьи в Германию уехала старшая сестра. Следом за ней брат. А родители, решив, что им лучше быть рядом с детьми, тоже вскоре поехали в Германию.
Никто не сомневался, что и Вилли присоединится к ним, и тогда вся семья опять будет вместе на новом месте, на их исторической родине. Но, как выяснилось вскоре, она для Вилли так и не стала родиной.
Что для счастья надо?
— Конечно, я тоже поехал в Германию, уехали ведь все родственники, — делится Вилли. — Все мы обосновались в небольшом городке Ахерн. Там очень чисто, как и везде в Германии, очень аккуратные домики, жители все любезные и вежливые. Первые дни казалось, что просто в сказку попал. Но больше месяца такой жизни я не смог вытерпеть. Дело даже не в языке, немецкий я знаю с детства. И не в том, что страна чужая. Люди там другие. Ничего плохого про них сказать не могу, но именно там я себя почувствовал одиноким и никому не нужным. Через неделю начал тосковать по своему пыльному, не очень чистому селу, соседям, к которым мог запросто в тапочках заглянуть «на огонек» после работы и поговорить за жизнь. Там, хоть и в окружении доброжелательных людей, я чувствовал себя сиротой.
Вилли, несмотря на просьбы мамы и родных, уехал обратно. Потом он не раз возвращался в Германию. Но так и не смог привыкнуть к заграничной жизни. Уже через две недели его неодолимо тянуло на землю, которую он считал своей единственной родиной. И, помучавшись еще неделю, он с облегчением садился в самолет, обещая маме приехать еще раз.
С детьми получилась такая же история.
У Вилли и Аллы Браун их трое, и они уже взрослые и самостоятельные. О том, чтобы уехать в Германию, никто из них не думает.
— Мы с детьми бывали в гостях у родственников в Германии, думали, может быть, им понравится и они захотят остаться, — признается Вилли. — Но, погостив несколько дней, они категорично заявляли, что им там делать нечего. Вся их жизнь и будущие планы связаны с Казахстаном. Сын работает водителем на одном из предприятий в Актобе, одна из дочерей вышла замуж за односельчанина и живет рядом с нами, вторая тоже устроена, ее муж работает в одной из крупных актюбинских компаний. Жаловаться грех, дети устроены, и у нас все хорошо. Мы с супругой тоже еще работаем. А что еще для счастья надо? В Германии жить слишком сложно. С нашей ментальностью к европейской жизни надо привыкать годами. А дети чувствуют, что зарабатывать и счастливо жить можно и здесь. Казахстан ведь не только моя, но и их Родина. А лучше нее ничего на свете нет, как бы красиво и сказочно ни жилось на чужбине. Это ведь не мной придумано и прочувствовано. Я, естественно, по национальности все же немец и всегда помню об этом. Но помню и знаю еще и о том, что я немец с казахскими корнями. Поэтому и не могу жить вне Казахстана, широкой степи с весенними тюльпанами, неба, людей, ставших за столько лет родными.
И он не один такой. В селе Петропавловка остались и живут сыновья, внуки и правнуки тех, кто, приехав в Казахстан, полюбил эту землю, ее народ и навсегда связал свою жизнь с нашей страной, считает, что лучше места им на земле не найти.
Санат РАШ
