Высокообразованный, чистой души человек, Абиш Кекилбаев всегда оставался для всех нас значимой фигурой. Его имя сегодня известно не только каждому казахстанцу, но и всему миру. Он никогда не использовал свой авторитет писателя в личных целях. Он писал свои знаменитые произведения, даже когда занимал высокие посты. Он всегда выражал мысли и чаяния народа. Его имя и его произведения всегда будут вместе с народом. Казахстанцы никогда не забудут светлое имя и безграничный вклад Абиша Кекилбаева в духовное развитие казахского народа.
Нурсултан Назарбаев

Я в поездке. «Слово» диктую по телефону. Потому оно кратко.
В пространных посланиях в эти дни недостатка не будет:
о произведениях и личности Абиша Кекилбаева много писалось
и раньше, а к такой дате – 70-летие! – сам Бог велел!

Но писательские юбилеи ныне напоминают и о грустном. Наше поколение литераторов поднималось, вызревало в стране Великого читателя. Книги прозы и поэзии выходили массовыми тиражами и не залеживались на прилавках. Я помню время, когда ежемесячный тираж толстого литературного журнала «Жулдыз» достигал 240 тыс. экземпляров. По показателю читаемости казахская литература обходила республики СССР и, думаю, большинство стран мира.
Такие популярные общесоюзные журналы, как «Новый мир», «Дружба народов», «Знамя», печатались тиражами значительно меньшими, чем даже наш «Жалын», не говоря о «Жулдызе». Помню цифры Госкомитета печати КазССР – почти каждая семья в республике выписывала, кроме газет, и литературную периодику, приобретала до 30 книг художественной литературы в год.
Вот о такой особенности прошлого не стоит забывать. Это несомненные достижения советского строя, у которого были свои недостатки, но то, что система школьного и вузовского образования в СССР оказалась самой передовой в мире – факт никем за рубежом не отрицаемый. И эта система вот уже два десятилетия перекраивается. Конечно, ради усовершенствования. Недавно знаменитого московского физика спросили журналисты: «Россия настроена решительно встать на путь инновационного развития. Потребуются тысячи молодых математиков, физиков, механиков – наноспециалистов. Что для этого надо срочно сделать в образовании?». Академик ответил: «Увеличить в школьной программе количество уроков литературы». Вполне серьезный, конструктивный ответ. Любовь к чтению, заложенная в детстве, мускулирует воображение, развивает образное мышление, без которого не подойти к фундаментальным наукам.
Омар Хайям всю жизнь пытался разрешить тайну постулата Эвклида. На надгробной плите (я ее увидел в 1994 году) написано: «Здесь покоится прах великого математика Омара Хайяма». Понял, почему ему так удавались рубаи, краткие и многоемкие, как математические формулы.
В те годы в официальные приветствия юбилярам допускались всего лишь три оценки, еще при Сталине утвержденные, – «способный», «талантливый», «известный». И редко кому из пишущих удавалось при жизни удостоиться запредельной оценки – «выдающийся». Только Мухтару Ауэзову открылась эта вакансия после получения Ленинской премии. В стране Великого взыскательного читателя можно было стать и поистине великим писателем, но получить такое звание, кажется, никому не удалось. Даже Шолохова назвали великим только в некрологе. Можно не соглашаться с таким недемократическим способом воспитания авторской скромности, но сейчас, в период девальвации всех бумажных регалий, ограниченность тех оценок вызывает понимание. Это было и проявлением уважения к читателю, который сам способен был отличить яркое, светлое от серого.
Нынешние двадцатилетние – больше зрители и слушатели, чем читатели. Поэтому, видимо, нуждаются в рекламно преувеличенных рекомендациях. Но писатели тем не менее продолжают создавать книги. Находят способы издаваться пусть даже символическими тиражами. В кабинете Постпредства собралось несколько собраний сочинений. Есть и мой семитомник. Рядом – чей-то трехтомник, названный «Полное собрание сочинений». Хотя автор жив-здоров и только что отметил какое-то летие, ознаменовав его выпуском «полного собрания», которое приличней было назвать переполненным.
С другой стороны – 13 томов Абиша Кекилбаева. Написанного им хватило бы и на большее число томов. Но хорошо, что составитель не погнался за количеством.
Не количество книг определяет великого писателя. Даже не количество читателей. А скольких из них он увлек за собой в литературу.
Советская власть не случайно сделала профессии писателя и ученого самыми престижными. Вероятно, кто-то из умных заметил существующую в культуре закономерность – там, где не поработал Шекспир, не родится и Ньютон. В Советский Союз, окруженный «железным занавесом», никакого притока мозгов со стороны не ожидалось. Но режим не жалел средств для взращивания Великого читателя, и потому первым запустил спутник, первым вывел человека в космос. Государство не останавливалось перед «непроизводительными расходами на культуру», плодя тысячи графоманов, но без которых не рождаются графы Толстые. Массовость нужна не только в спорте.
Имеет смысл громко проводить писательские юбилеи, чтобы напоминать и обществу, и государству о жизненной необходимости для народа таких совсем не рыночных, не экономичных занятий, как литература, филология и философия.
Благодарю Абиша Кекилбаева за то, что подарил такую возможность, я присоединяюсь к тысячам его читателей в Казахстане и других странах, поздравляющих с большой рубежной датой. Желаю, чтобы она открыла ему следующий этап пути к своему избранному
12-томнику. Может быть, он уже есть и в этих тринадцати, а может, еще впереди.
Для казахского писателя высшая степень признания, когда в народе тебя называют просто по имени. Без фамилии и званий. Такую честь заслужили Абай, Джамбул, Мухтар, Габит, Габиден, Сабит.
Не позавидуешь нынешним писателям, названным при рождении этими именами. Но тебе, мой друг, нечего опасаться. Совпадений не будет: Абиш один. Аман бол, досым!
Олжас СУЛЕЙМЕНОВ,
4 декабря 2009 г.

Нередко задумываюсь и задаю себе вопрос: кто же он все-таки больше — писатель или философ? В его щедро наделенном многогранном даре какому, спрашивается, из двух видов таланта можно отдать предпочтение? Видимо, две его грани таланта не будут никогда уступать друг другу. Давайте согласимся, что талант, этот божий дар, таит в себе секреты, не поддающиеся разгадке, как само мироздание…
Абдижамил Нурпеисов

Сегодня его имя стоит рядом с самыми признанными мастерами изящной словесности. Он внес неоценимый вклад в развитие казахской литературы, ибо своими книгами раздвинул горизонты родной культуры.
Дулат Исабеков

Это был замечательный человек. Он от природы был поэтом, от природы был писателем и от природы он был щедрым человеком. Конечно, вместе с этим он еще обладал иммунитетом социального статуса, то есть с молодости занимал важные государственные, общественные посты. И удивительно, как он сочетал высокие государственные должности с творческой деятельностью, при этом сохранив все человеческие качества. Это не каждому удается — находясь на высоком посту, будучи в зените славы — сохранить человеческую чистоту и мудрость. Не каждому это дано, но он был таким.
Гарифолла Есим

Стоит открыть любую страницу его книг, и ты невольно сталкиваешься с редким феноменом, с непритязательной эпикой ушедших времен, напоминающей размеренную, величественную поступь каравана, о которой поведано языком древнего мудреца.
Абиш Кекилбаев своим творчеством не только и не просто погрузил нас в богатейший арсенал родной речи, но и возвысил ее, тем самым подняв планку возможностей казахского языка на еще никем не взятую  высоту. Сегодня, если взглянуть с той вершины, куда писатель Кекилбаев вознес родную речь, невольно замечаешь, как благодатно расширился ее горизонт, как велики и многогранны ее возможности.
Смагул ЕЛУБАЙ

Памяти настоящего гражданина

19 октября в Актобе пройдут мероприятия, посвященные памяти народного писателя Казахстана, государственного и общественного деятеля Абиша Кекилбаева.
Для участия в этих мероприятиях приедут гости из Астаны, Алматы, Актау, Атырау, Шымкента. Среди гостей государственный и общественный деятель Мырзатай Жолдасбеков, председатель Правления АО «РГ «Егемен Ќазаќстан» Дархан Кыдырали, писатели  Кажыгали Муханбеткалиев, Аким Тарази, Толен Абдик, Ханбиби Есенкараева, Светкали Нуржан, известный ученый,  академик НАН РК Кенжегали Сагадиев, группа деятелей искусств, а также родные — супруга Абиша Кекилбаева Клара Кекилбаева и  дочь   Гульзат.
Планируется, что, прибыв на Актюбинскую землю, гости в  первую очередь возложат цветы к памятнику Тахауи Ахтанову и Куандыку Шангытбаеву. Затем примут участие в открытии посвященных Абишу Кекилбаеву кабинетов казахской литературы и казахского языка в Назарбаев Интеллектуальной школе и областной школе-интеранте для одаренных детей имени  М. Хусаинова. В Актюбинском региональном государственном университете имени К. Жубанова будет открыт кабинет абишеведения.
В рамках мероприятий, посвященных памяти Абиша Кекилбаева, в  Актюбинском региональном государственном университете  имени К. Жубанова пройдет  научно-практическая конференция. А вечером в областном театре драмы имени Т. Ахтанова будет поставлена драма Ч. Айтматова и А. Кекилбаева «История ханши Дарии». Директор театра Нурлыбек Жубаткан сказал: «Эту постановку мы ввели в наш репертуар по поручению акима области Бердыбека Сапарбаева. Режиссер-постановщик — Алмат Шарипов. В среду состоится презентация. А в декабре мы намерены повезти постановку на театральный  фестиваль имени Абиша Кекилбаева, который пройдет в городе Актау».
Презентация драмы начнется в 18.00.

Феномен Абеке

Одним из тех, кто был лично знаком с Абишем Кекилбаевым, является Амангельды Айталы. Впервые познакомившись с писателем в далеком 1961 году, он впоследствии работал с ним бок о бок в Парламенте страны. Сегодня своими воспоминаниями он делится с читателями газеты.

Писатель
— Мне посчастливилось не только знать его творчество, но и работать с ним лично, и могу с уверенностью сказать, что Абиш Кекилбаев является одной из ярчайших звезд казахской литературы и не менее видным государственным деятелем. Как и какими словами можно рассказать о многогранном, способном мыслить нешаблонно и масштабно человеке?
Абиш был на многое способным человеком еще с молодых лет. Не зря же известный писатель Герольд Бельгер писал, что он обладал намного большими знаниями, чем большинство его сверстников-литераторов.
Критиками казахской литературы в советское время и после были высоко оценены повести Абиша «Пропасть», «Кюй», «История ханши Дарии», «Спор», «Пучок джиды» «Крайний дом», «Крыло птицы», позднее опубликованные романы «Уркер», «Елен-Алан», «Конец легенды».
Известное сейчас всем понятие «манкурт» впервые появилось в произведениях Абиша Кекилбаева. В 2009 году поэт Темирхан Медетбек в одной из своих статей писал, что Абиш Кекилбаев – неповторимое явление в духовной и политико-социальной жизни нашего народа. Он – феномен. Он – цельный и глубокий мир. Безусловно, еще не одно поколение будет расти на его произведениях. Он – духовно великая личность».
Первая моя встреча с Абишем Кекилбаевым произошла в далеком 1961 году. Тогда, будучи студентами (я учился в Гурьевском государственном педагогическом институте, а Абиш на филологическом факультете КазГУ им. Кирова), мы встретились на научной конференции студентов Средней Азии в Ашхабаде.
Я запомнил его сразу. Он выступал на тему об эстетических взглядах Абая, и уже тогда в его высказываниях чувствовались глубина и полное проникновение в тему. Его мысли об Абае по тем временам были смелыми, неожиданно свежими, заставлявшими смотреть на нашего степного мыслителя по-новому.

Политик
Затем я на некоторое время потерял его из виду, но все время следил за его творчеством, читал его исторические эпопеи, особенно внимательно изучал его статьи и материалы в прессе. Он был не только писателем, но и мудрым, думающим государственным деятелем. Это особенно проявилось в 1989 году, когда он руководил комиссией по изучению причин жанаозенских событий.
Тогда, поехав на свою родину как представитель ЦК Компартии Казахстана, тесно общаясь и беседуя с людьми, писатель смог узнать то, что прошло мимо внимания или попросту замалчивалось многими партийными функционерами, – настоящие причины конфликта, который поспешили объявить хулиганскими выходками и неприязнью на межэтнической основе.
На самом деле причина народных волнений крылась в социальной несправедливости, безработице среди местного населения. И он заявил об этом открыто и смело, не боясь пойти вразрез с политикой партии. На мой взгляд, именно тогда Абиш проявил себя не только как талантливый писатель, понимающий боль и чаяния народа, но и как мудрый, вдумчивый политик.
А его знаменитое выступление на заседании Верховного Совета Казахстана, когда обсуждался вопрос о государственном языке, является проявлением высшей мудрости.
Во второй раз наши пути пересеклись уже в 1999 году, когда я был избран депутатом Мажилиса Парламента и имел возможность общаться с ним как с Государственным секретарем. Именно тогда я узнал его как настоящего гражданина своей страны.
На заре его политической карьеры у него часто спрашивали, зачем Абиш, являясь выдающимся писателем, пошел в политику, зная, что это часто не самое благодарное дело. Но он всегда считал, что если ею занимаются честные, совестливые люди, то и политика будет благородной, и люди это поймут и пойдут за ними. Политика и литература для Абиша были понятиями неразделимыми. Он был убежден, что эти два понятия равноценны и обогащают друг друга. Поэтому в одном из своих интервью он сказал, что если бы не был в литературе, то не пришел бы в политику. Ведь проблемы, волнующие писателям, не могут не волновать и политика.
Он много размышлял и делился своими мыслями о степных деятелях прошлых столетий Чингис хане и Абилкайыр хане, которые стремились к объединению степных народов. Он много думал об исторических связях Степи с великими соседями — Россией, Китаем, об их отношениях, проблемах.
Однажды, побывав в гостях в доме Абиша, я с удивлением увидел на его столе труды таких мыслителей прошлого, как Аристотель, Платон, Монтескье, Локк. Ему было очень непросто в те годы, и я, как многие окружавшие и знавшие его люди, это чувствовал. На него не однажды сыпались упреки. Некоторые выскопоставленные деятели упрекали его в том, что он не оказал давления на депутатов, чтобы провести какое-то решение, а те, в свою очередь, обвиняли его в недостаточной твердости по отношению к исполнительной власти. Никто не хотел понимать, что Парламент, как твердо был уверен Абиш, прежде всего воплощение демократизма, и его спикер не какой-нибудь караванбаши, который ведет людей одному ему ведомой дорогой. Задача спикера — полнее раскрыть весь спектр мнений и тем самым, через обсуждение, дать шанс найти оптимальное решение. И сделать он это может лишь тогда, когда будет свободен от влияния и давления извне.

Человек
Он был удивительной души человеком. И это утверждают все, кто соприкасался, беседовал с ним. Обремененный огромными знаниями, способный в короткой беседе безошибочно определить уровень и внутреннюю сущность своего собеседника, он тем не менее никогда не был высокомерным. Ему было не свойственно покровительственно похлопывать по плечу человека, занимающего невысокое положение. Каждого, кто обращался к нему, он внимательно выслушивал, старался помочь, если это было в его силах. Он вышел из народа и жил вместе с ним.
Но если кто-то вознамеривался вступать с ним в полемику по волнующему его вопросу, то Абиш показывал в споре такую эрудицию, знание темы до мельчайших подробностей, что его оппоненты в растерянности умолкали. Мало кто из ученых мужей, литераторов и политиков мог вести с ним разговор на равных.
И в то же время он боготворил людей, которых считал выразителями совести, благородства, справедливости нации. Он был чрезвычайно отзывчив ко всем своим знакомым, которых у него было великое множество, очень любил их. И выражал он эту любовь и приязнь очень открыто и тепло. Каждый раз при наших встречах он горячо обнимал и целовал меня в щеку. К женщинам относился очень галантно, непременно целуя руки.
О его поступках, словах продолжают говорить и писать многие. Во многом пишут лишь хорошее, но есть и те, кто подвергал критике, весьма поверхностно судя о его поступках. По сути, глубину его души, мыслей, идей до конца не изучил никто. Уверен, что, внимательно читая его произведения, его статьи, о нем можно узнать гораздо больше, чем известно сейчас. А я знаю, что это был человек великих мыслей, идей и поступков.
В одном из интервью он, на мой взгляд, всего лишь в двух фразах сумел рассказать о себе все.
— Я не один раз испытал как вкус победы, так и горечь поражения, — сказал тогда Абеке журналистам. – И меня во всех жизненных ситуациях всегда удерживало на плаву то, что, когда я терпел отчаянное поражение, я находил в себе силы не пасть духом, а когда меня возвеличивали, не ликовал чрезмерно.
Амангельды Айталы,
профессор,
доктор философских наук,
почетный гражданин г. Актобе

Четыре встречи с мастером

Наше знакомство с Абишем Кекилбаевым состоялось в 1981 году.
Он уже тогда был знаменитым писателем и известным общественным деятелем, заведовал сектором художественной литературы отдела культуры Центрального Комитета Компартии Казахстана. Мы, молодые писатели, не только почитали его, но и почитывали с восторгом и признательностью, покоренные его мастерством и бьющим через край, всеобъемлющим интеллектом.
Я к тому времени, постепенно и навсегда разочаровавшись в шумной и неуютной для истинного степняка столице, уехал из Алматы в родную провинцию,  работал и жил в Актюбинской области и писал:
Передай привет знакомым
От опального поэта.
Он был сослан не законом
В дальнее степное лето…
В Алматы ездил часто. Скучал по друзьям, с которыми провел творческую юность, с которыми учился, работал, повесничал и веселился напропалую. И дела у меня там тоже были. И вот в один из  моих приездов туда мне передали, что со мной хотел бы познакомиться Абиш Кекилбаев.
Я счел это для себя серьезной честью и позвонил ему.
Он мне очень обрадовался.
Сказал, что наслышан обо мне, читал мои стихи и публицистику. И они ему откровенно импонируют.
Еще добавил, что слышал немало лестного о моем казахско-русском двуязычии и о качестве моих художественных переводов.
Действительно, к тому времени я уже перевел несколько романов, повестей и рассказов известных казахских писателей, киноповесть «Айман-Шолпан» и пьесу «Жаркое готово»  всемирно известного драматурга, моего учителя Калтая Мухамеджанова.
Тем не менее мне было лестно слышать похвалу от самого Абиша ага Кекилбаева.
И хвалил он меня ровно, сдержанно — дружелюбно.
Угождать же мне, молодому писателю и провинциалу из далекой степной глубинки, ему, разумеется,  было  совсем ни к чему.
Завершился наш телефонный разговор приглашением  прийти к нему домой.
Наутро я пришел к Абиш ага, который жил тогда по улице Гоголя.
Он встретил меня радушно. Супруга его Клара апай вскоре пригласила нас за дастархан. Попили чаю, перешли в кабинет Абиша ага.
Я по степной нашей сдержанности не проявлял в открытую особого восторга от того, что общаюсь с Мастером слова,   но в душе был очень рад этому.
Общаться с ним мне было легко и приятно.
Мы долго говорили с ним. Точнее, говорил большей частью Абиш ага, а я поддерживал разговор, вставляя в него время от времени лишь несколько фраз, и слушал его с огромным вниманием, стараясь запомнить каждое слово, каждую мысль.
А шел разговор о современной тогдашней литературе – и казахской, и советской, и всемирной, и античной. Об истории казахов, о которой Жубан Молдагалиев писал:
Она густые джунгли у кого-то,
А у казахов чахлые кусты.
Речь шла не о том, что история казахов скудна, а о том, что она слишком выхолощена, заметно искажена и даже откровенно переврана. И виной тому, конечно же, была советская идеология, стремление возвышать лишь один народ, умаляя достоинства других народов красной империи.
После доброй нашей беседы и разговоров о разном Абиш ага  поведал мне, что написал недавно большой роман «Уркер» (позже по-русски он был назван «Плеяды —  созвездие надежды»).
А хотел он в этом произведении, в первую очередь,  намного конкретней и более справедливо отобразить многие  исторические моменты, связанные с судьбой казахов, показать роль и значение многих замалчиваемых или просто отодвигаемых в тень исторических личностей казахской земли.
«У наших казахских писателей в последнее время появились произведения, которые во многом неверно передают историческую суть и былую правду. Иногда некоторые очень важные государственные, общественно-политические  и исторические деяния наших предков приписываются наугад совсем не тем батырам, ханам и биям,- задумчиво молвил он. – Я попытался по мере сил внести во все это ясность и точность».
Я читал перед этим роман в двух или трех номерах журнала  «Жулдыз».
Был восхищен и счел его новым словом в казахской исторической литературе.
Поэтому взял на себя смелость заметить, что казахский читатель получил впервые колоритный и насыщенный образ хана Абилкайыра и батыра Табын Бокенбая, хотя в   произведениях  других авторов участниками знаменитых исторических событий и сражений оказывались совсем другие исторические лица.
Он усмехнулся: «Вот, вот…». Но продолжать тему не стал.
Абиш ага вручил мне журналы с романом, книги еще не было, попросил тщательно прочитать еще раз и сесть за перевод. Я, уже имеющий изрядный опыт переводческой деятельности, обговорил срок завершения, попросив года два.
«Ну, это как получится, — улыбнулся он. – Думаю, ты из  тех, кто управится и раньше».
Я забрал  у Абиша ага номера журналов с романом и уехал за две тысячи с лишним километров в свое степное лето, где ждали меня заботы районной газеты, Всесоюзная ударная стройка Чилисайского фосфоритного рудника, земляки мои — сельчане, которые трудились, не жалея сил на полях и фермах, выполняя свои высокие социалистические обязательства.
По чести сказать, я нисколько не жалею о тех далеких и не совсем добрых для нас временах.
Что было, то было.
Как сказал поэт Александр Кушнер:
Времена не выбирают,
В них живут и умирают…
И все же отнюдь не просто было тогда работать в районной газете, которая выходила трижды в неделю и в прямом смысле просто ненасытно пожирала материалы,  постоянно требуя абсолютное множество  новых и новых публикаций о ходе сенокоса, жатве хлебов, зимовке скота на фермах совхозов, окотно-посевной кампании и т.д..
В будни я порой каждый день до полуночи редактировал русское издание газеты, а по субботним и воскресным дням, законным выходным своим,  выезжал в командировки в поля, луга и села. Писал о людях, об их буднях, о повседневной жизни сельчан.
А переводом романа Абиша ага приходилось мне заниматься только ночами. И переводил я в охотку, увлеченно, жадно. Ибо пропускал через себя каждую фразу по нескольку раз и еще больше очаровывался и глубиной произведения, и мастерством  автора. Я был молод и не ведал усталости. И каждый месяц переводил и частями отсылал Абишу Кекилбаеву по почте завершенные тексты перевода. (Компьютеров и электронной почты тогда у нас просто не было).
Я ему не звонил никогда. Он тоже меня не потревожил  ни разу. Верил, наверное.
Лишь спустя год я приехал снова в Алматы.
Позвонил Абиш ага.
Он пригласил меня домой.
Мы вместе позавтракали из рук его милой супруги Клары апай.  После завтрака и расспросов о степных моих буднях, о делах области, района, о видах на урожай, о семье и земляках заговорили о переводе.
Я был готов принять любые замечания Абиш ага и переделывать все, что нужно и сколько нужно. Ибо понимал, что такая вещь, как роман «Уркер», требует дотошной отточенности, кропотливой  и   тщательной доработки.
Однако он никаких замечаний мне не сделал.
Сказал лишь: «Качественно работаешь. Только вот почерк у тебе ирелендеу».  Витиеватый, то бишь. Увы, почерк у людей, много пишущих, редко отличается каллиграфией, и с этим уж я ничего не мог поделать.
А еще Абиш ага посватался к заголовку одного из разделов моего тогда недавно вышедшего сборника стихов.
«Я бы хотел так назвать переводную книгу своего сборника повестей», — сказал он.
Я согласился.
Назывался раздел «Бесконечная дробь копыт…».
Мне было лестно, что он следит за творчеством таких молодых авторов, как я.
Правда, заголовок этот он, похоже, так и не взял.
Затем он спросил, не устал ли я работать над переводом. Я ответил, что с каждым днем все что-то усложняется. Перевод идет как-то туже, жестче, приходится порой заставлять себя садиться за письменный стол. Он улыбнулся: «Думаю, тебе необходим стимул, поедем сейчас ко мне на работу».
Мы приехали в ЦК, посидели немного у него в кабинете, потом спустились вниз — в сберкассу. Абиш  ага снял со счета тридцать шесть пятидесятирублевых купюр и отдал их мне: «Вот тебе стимул».
1 800 советских  рублей – деньги по тем временам немалые. Доллар стоил, кажется, 90 копеек. (Правда, доллара мы тогда и в глаза не видели). На 1 800 советских рублей тогда можно было купить два-три ковра или две-три коровы.
Правда, ковров тогда в продаже не водилось, а коровы мне не были нужны.
Работу я завершил за полтора года.
Потом, с годами, было еще несколько случайных встреч с Абишем ага в Алматы и в Астане. Но я их помню смутно.
В начале 2000  года я  приехал в Астану отдохнуть. Абиш Кекилбаев  был тогда Государственным секретарем Республики Казахстан. Я зашел к другу, работавшему в аппарате Президента. Мне захотелось повидаться с Абиш ага. Друг позвонил к нему в приемную. Там ответили, что он болеет, пришел на работу лишь на полчаса или час, принять не может.
Друг настоял: «Скажите ему, что с ним хочет повидаться Амантай из Актобе».
Через несколько минут позвонил помощник Кекилбаева: «Приходите, он вас примет».
Мы с другом поднялись в приемную госсекретаря. Там стоял аппарат, вроде тех, что в аэропортах проверяют у пассажиров наличие металла. Мы прошли через него, выложили ключи и мелочь и зашли в кабинет Государственного секретаря. Абиш ага встретил нас стоя, выйдя из-за стола. Искренне обрадовался мне. Я представил своего друга. Сказал, что у нас нет никаких просьб и дел, хотели только повидаться с ним. Он благосклонно кивнул: «Что ж, спасибо!».
Мы посидели у него с полчаса, говорили о многом.
Он сказал, что читал мой перевод его большого очерка «Айтеке би», и перевод этот пришелся ему по душе.
Я поблагодарил. Сам  я с удовольствием переводил этот многоплановый, философски вдумчивый, исторически объективный и образцовый очерк.
В ходе нашей беседы он то и дело удрученно повторял: «Отип жаткан омир-ай!» (Вот так проходит наша жизнь!»).  И выглядел  очень усталым и удрученным.
Последняя моя встреча с Абишем Кекилбаевым состоялась в начале октября 2007 года, во время торжественных мероприятий в Актобе, приуроченных к презентации мемориала батыра Кобыланды.   В числе многих почетных гостей  был и Абиш ага. Нам удалось поговорить около получаса. Он поведал, что у него было два инсульта, сетовал на то, что устает, не может работать в полную силу.
Но его устный  доклад на  республиканской научно-практической конференции «Кобланды батыр: мифы и реальность» блистал интеллектом, красноречием, глубочайшим знанием истории мира, человечества и казахов в частности. Впрочем, как и все его исторические очерки, где присутствует необычайно широкое знание преданий Геродота и великолепной индийской «Авесты», «Шахнамэ»  Фирдоуси и Библии, учения Будды и Корана, и корней Турана, и эпосов, и саг, и истории, и философии мира.
Я не стал перечислять ни общественных, ни политических заслуг Абиша Кекилбаева, ни даже лучшие из его литературных, драматических и публицистических творений. Большинству читателей они и без того известны.
А кто не читал писателя мирового уровня, писателя Божьей милостью  Абиша Кекилбаева, того ждет несомненное счастье открыть художественную глубину и интеллектуальную бездну его произведений.
Я просто поделился своими воспоминаниями о четырех встречах своих с таким необыкновенным и простым, мудрым и внимательным, добрым и хорошим человеком, мыслителем и писателем, как Абиш  Кекилбаев
О четырех встречах с Мастером.
Амантай УТЕГЕНОВ,
член Международного
«Пен-Клуба»,
член Союза писателей
Казахстана,
поэт, журналист, переводчик

Абиш КЕКИЛБАЕВ,
народный писатель Казахстана

АЙТЕКЕ БИ

(Отрывок из очерка)

С каких краев необъятных казахских степей ни взглянешь, первыми попадались на глаза они трое.
Да и он был опорой трех ветвей народа, одним из трех его бесценных биев.
О, обманчивое и быстротечное время!
Кому могло прийти в голову, что наступят времена, когда одни будут знать, а другие не будут помнить и их троих, заставлявших напряженно внимать себе красноречием своим и мудростью все шесть разветвлений алаша в пору, когда на Мартобе и Култобе  что ни день проходили многолюдные народные собрания. Разве не узнавал безошибочно любой казах не только их самих, но и коней под ними, и даже камчу каждого из них?! Год от года становилось все меньше очей, умеющих видеть их троих едиными, сердец, без разъяснений воспринимающих необычайные качества их троих, и почти не стало тех, кто может поведать отчетливо и ярко из виденного и пережитого народу, только теперь ставшему приходить в себя.
Похоже, по-разному завершилась судьба каждого из этих биев, плечо к плечу боровшихся в одно столетие, в один период ради достижения одной общей цели.
Один из них, благополучно прожив отпущенный ему век, покинул сей бренный мир среди родных и близких в цветущем, как рай земной, Баянауле, сначала был похоронен там, а позже останки его перевезли в священный некрополь Азрет Султана в Туркестане.
Другой был не только верховным бием, но и до конца дней своих главным правителем целого улуса, пока не погиб от руки недругов. Похоронен он в самом центре Ташкента. И поклониться праху его, как святому, приходят в эти дни и стар, и млад.
А третий…Год рождения неизвестен. Год смерти неизвестен. Где покоится, неизвестно.
Известно одно: он от алшына среди алашей, от Алима среди алшынов, от Торткара среди Алимов, от Караши среди Торткара, от Сейткула среди Карашы.
А этот самый торткаринец Сейткул, которого увез в 1581 году взявший в свои руки правление над казахами Шыгай Жадикулы после кончины предка хана Пречистого Тауке знаменитого Касым хана, когда со всем улусом, покинув свою вотчину на побережье Сырдарьи, откочевал к горам Нурата, что расположены на севере от Самарканда. Слава восьми сыновей Сейткула гремела повсюду. Самому знаменитому потом его сыну Жалантосу было в ту пору всего пять лет. Тот самый Жалантос, будучи в Нурата, попал на глаза правителю казахских улусов, обитавших близ Бухары и Тамды, Динмухамеду Акназарулы. А это тот самый Динмухамед из «Абдулла-наме» Хафиза Таныша. Динмухамед – казахский хан, который сумел продолжить политику своего отца Акназара, пресекшего раздоры, возникшие после смерти прапрадеда Пречистого Тауке Касымхана и укрепившего Казахское ханство, вступил в отважную борьбу с правителями из династии Абдуллы и сумел взять в свои руки бразды правления некоторых городов-государств Средней Азии. В пору этой борьбы Динмухамеда, видимо, проявил себя и Жалантос. В этом, вероятно, кроется и первоначальная суть того, что он достиг положения главного военачальника и даже правителя в Бухаре, Самарканде и Герате. Как бы то ни было, богатство и власть Жалантоса были настолько велики, что он построил в Самарканде до сих пор поражающие взгляд Ширдор и Тиллякара. Он помог одержать победу, послав двадцатитысячное войско в помощь отцу Пречистого Тауке Благородному Жангиру, вступившему в трудную битву, стремясь отразить нашествие жунгар. Вот из такой сверхвлиятельной династии вышел улусный бек Младшего жуза в пору Тауке хана Айтеке би. Он родился от Байбека, третьего сына Акши, брата Жалантоса, родного по отцу, но от разных матерей.
Если слушать предания, то самым старшим из трех биев, приковывавшим к своим устам внимание казахов, был Толе; самым младшим был Айтеке.
Предки наши придумали понятие уважительного места (жол) не для того, чтобы допустить розни между племенами и людьми, а чтобы объединить их.  Если одного уважаешь за возраст, то другого за место среди окружающих, определенное ему национальной этикой. Тем самым оставляешь  довольным не только одного человека, а целое общество, которое он представляет. За почет, оказанный с учетом такого места, никто не обидится, от такого почета никто не откажется. Особенно не обижались казахи никогда на слово «младший». Ибо старшему сыну родители выделяли енши – его долю, а младший был наследником всего остального, старший занимал торь – почетное место, а младший – место отца. Родительский очаг оставался младшему сыну. Этого правила, называемого в науке «традицией минорита», кочевники твердо придерживались не только в бытовых отношениях, но и в государственно-политической системе. Из этого возникло и сближение людей, не имевших кровных родственных связей. Их сближали, назвав одного из них «названным старшим братом» или «обретенным старшим братом». А потому, хотя одну из трех ветвей одного народа считают старшей, другую – средней, третью – младшей, никакая из них от этого не становится менее значительной или менее  ценимой.. Три знаменитых бия всегда стремились подобное этическое согласие меж остальными людьми превратить в согласие всего народа. Для казахов высшая мера согласия и единства – родиться врозь и остаться вместе («екі туып, бір қалу»). Поэтому они и держались идеологии показа всей нашей нации, родившейся врозь и оставшейся вместе. Ибо для них троих не было цели выше, чем благо народа.
Почитая коренных хозяев земель, ставших общей обителью нового союза, казахов Моглистана, назвали их Старшим жузом. Казахов Белой орды, ставших основой первоначальной структуры нового союза, назвали Средним жузом. Казахи Золотой Орды, присоединившиеся к новому союзу позже, были названы Младшим жузом. Тем самым были определены этические принципы конституционных взаимоотношений политических субъектов, объединившихся в новый союз. Это была концепция, нацеленная не на распри, а на братство, не на розни, а на согласие.
А превратилась эта концепция в степную конституцию в истинном смысле слова – «Жеті жарғы» — «Семь канонов» — при хане Тауке.
Учитывая все горести и противоречия существующего более века после Акназара общества, Тауке создал моральный кодекс, политическую систему, призванную помочь укреплению государственного единства, дабы укрепить единство всей нации, заново систематизировал взаимоотношения составляющих ее трех улусов путем справедливости, путем родства и взаимного согласия, дабы укрепить внутреннее единство каждого улуса, тем же путем заново определил взаимоотношения между составляющими их племенами и родами. Каждому были конкретно обозначены земли, воды, кочевья и становья, место в обществе и социальная доля, клеймо скота и даже кость, которую поднесут за дастарханом. Насколько жизненной является такая правово-политическая система, стало видно при Тауке. В истории нашей от оно до ныне не было периода, когда столь прочно укрепилось согласие народа, столь возросло его благосостояние.  Особенно много труда в реализацию «конституционных реформ» Тауке вложили духовные вожди трех улусов — Толе, Казыбек и Айтеке. Они не только мудростью и знаниями своими, но и поступками, поведением своим сумели быть достойными систематизированных ими самими правил и порядков. Говорили и действовали они соответственно месту и возрасту.  Потому и были – Толе старшим братом, а Айтеке младшим братом.
Превращение правил родственных отношений в государственно-политическую традицию — явление, присущее не только казахам, но и всем обществам, вынужденным пережить общественную демократию и приспособленную к ней систему военной республики. Возьмем хотя бы древних скифов. По преданию, приводимому Геродотом, скифы – самый молодой народ той эпохи. (То есть понимайте, как вновь созданное политическое объединение –А.К.). Первый человек, вступивший в пустынный край их обитания, — Таргытай. Отец его Зевс, мать – дочь Борисфена. Было у него три сына – Липоксай, Арпоксай, Колоксай. Старшие сыновья отказались взять спущенные с неба соху, ярмо, секиру и чашу, отдали их младшему брату Колоксаю. А если послушать Диодера, Зевс ласкал чудовище  с торсом женщины и змею ниже пояса. От этих ласк родился сын по имени Скиф. У него было два младших брата – Пал и Нап. По изложению эпических сказаний, называемых  Нарт, один из трех родов, именуемых Ахсартаката, Аллагата и Боррата, ставших основой всех народов, отличался разумом, другой силой, третий достатком. По повествованию «Шахнаме», основанному на преданиях о Зороастре,    дабы испытать своих трех сыновей, возвращавшихся из Йемена, Феридун  вышел им навстречу, превратившись в дракона. Тогда Сельм бросился бежать. Тур приготовился к битве. Иредж хитростями и ласками успокоил свирепое чудовище. В соответствии с характерами сыновей их отец разделил мир на три части. Запад и Рим он  отдал Сельму, Китай и Туран – Туру, а Ирна и верховную власть – Иреджу.
Из ста родов и первая в Риме община, входящая в латинские племена. К ней присоединилось племя сабель, состоящее также из ста родов. Вскоре в этот союз вошло еще одно племенное объединение, вобравшее в себя сто различных родов. Самые главные старейшины трехсот этих родов создали сенат, и народ жил под его эгидой.
Что же получается? Неужто древние прабабушки наши не могли родить меньше или больше троих детей? Почему же это получается так – все по три да по три?
Действительно. Почему не два, почему не четыре, а именно три?
Думается, здесь есть над чем поразмыслить.
Праотец наш Адам и праматерь Ева родили Авеля и Каина. Двух сыновей. Двух братьев. И что же? В конце концов один из них убил другого.
Пророк Ибрагим не имел детей от супруги своей Сары. Рабыня из Сирии Ажар родила ему сына по имени Исмаил. Позже помогли духи предков, Сара зачала и родила сына по имени Исхак. Сын рабыни Исмаил вместе с матерью был изгнан обратно в Сирию. Там от него пошла обширная династия – нынешние арабы. От детей Исхака пошли евреи. Потомки Исхака и Исмаила, рожденные от одного отца и разных матерей, продолжают враждовать между собой по сию пору. Исхак от возлюбленной супруги своей имел двух сыновей-близнецов —  Ису и Якова. И два этих брата, родившиеся в один день из одного чрева, прошли по жизни, так и не найдя согласия между собой. Ибрагим имел от трех жен восемь сыновей и множество внуков. Но его потомки не ведали покоя друг от друга. Его сын Яков имел двенадцать сыновей. Но любил из них всех только Юсуфа. Из-за этого все потомки Якова кровно враждовали друг с другом. А от предка их всех пророка Ноя пошли Хам, Сам и Яфес. Трое. От них пошли три расы. Взаимоотношения между ними в разные эпохи были различными. Однако же человечество еще существует.
Стоит вдуматься. Предания, приведенные выше, свидетельствуют о том, что жившие до нас сумели постичь то, чего не стремимся постичь мы. Когда несколько племен объединялись в один народ, или несколько улусов объединялись в одно государство, они старались разделить политическую структуру не на четное, а на нечетное количество. Особенно по душе им было число три. Ибо, если четное число удобно для того, чтобы разделиться на две противоборствующие стороны, удобно для распрей и розни, то нечетное число порождает третью силу, способную дать перевес одной из противостоящих сторон. Не дает одной части оказаться сильнее другой, оказывать давление. Потому и говорят казахи: «Двое – боги одному», «Один, выступивший против двоих, накличет беду на себя, двое выступивших против одного накличут беду на народ», «Нежели ходить часть по части, ходи лучше нечет по нечету». Неспроста древняя книга Авесты рассказывает, что падишах Инма золотым оружием, взятым у бога зороастрийской и маздеистской религии, олицетворяющим доброе начало, увеличил Землю втрое,  «Ригведа» утверждает, что при жертвоприношении следует возжечь три светильника. Это символ трех обликов, трех мест рождения, трех сил бога Агны. Потому, вероятно, и считает историк Ж. Дюмезил: «Все это символизирует одно – что в Иране и Скифии цари и народ могут расти и развиваться только в условиях социальной триады».
Человечество, замечавшее поначалу лишь не схожие друг с другом противоположные явления, стало постепенно обращать внимание на то, что при переходе дня в ночь и ночи в день между ними наступают сумерки, между сменой зимы летом наступает весна, между летом и зимой стоит осень, что без этих промежуточных явлений не может быть никакого единства, никакой гармонии. Третья сила в природе не дает двум противоположным силам уничтожить друг друга, уравнивает их. А четвертая сила распаляет и без того напряженные противоречия мира. На это указывает и высказывание: «Если прикрепишь ручку лишь к одному жернову и станешь вращать, то получишь муку, если прикрепишь ручку к обеим жерновам  и станешь вращать разом, то получишь песок».
И поэтому любая форма обобществления человечества ищет социальную систему, способную спаять единство.
Одним словом, структурная система казахского общества, основанная на троичном единстве, возникла отнюдь не сама по себе, явилась результатом долгих и упорных поисков нашим народом путей создания своего государства. Предки наши сумели использовать для этого главную заповедь мировой практики. Особенно весом вклад в это важное дело трех биев, создавших «Семь канонов». Толе, Айтеке, Казыбек не только создали этот свод законов, но и внесли немалую лепту в претворение их в жизнь. Поэтому и хранятся в памяти народной по сию пору имена этих трех мудрецов. Созданная ими система вполне оправдала себя в пору объединения казахов в один союз.
В центре города Шымкент есть площадь Ордабасы. В нее вливаются с трех сторон три улицы – Толе би, Казыбек би и Айтеке би.
Три рукава – одно русло. Если в любую пору не забывать о таком единстве, то будут у нас всегда доброе согласие и благоденствие.
Перевод
Амантая УТЕГЕНОВА