Родина Узакбая в Аманкольской волости Иргизского уезда, в урочище под названиями мечеть Наукан-Жакып и зимовья Коккатын и Токсанбай.
Это побережье озер Кутиколь и Сасыкколь. На берегах Сасыкколя в Аккыстау и родился Узакбай.
В 1932 году Узакбай вернулся сюда, окончив учительскую семинарию в Актобе. Рядом с родным домом он возвел здание школы, где несколько лет обучал детей аула. Осенью 1937 года, когда Узакбай был осужден, активисты разрушили и дом, и школу.
Аксакал Ералин Тлеп рассказывал, что в 1964 году по совету своего отца он разобрал оставшуюся часть стены школы, построенной Узакбаем, разделив качественно отлитые крупные кирпичи на четыре части, и сложил из них печи для чабанов совхоза «Иргизский». На кирпичах, оказалось, были надписи на кириллице.
Когда мы в 1990 году, взяв с собой аксакалов Данабая и Тлепа, произвели раскопки на месте школы и отчего дома Узакбая в Аккыстау, то обнаружили обломки котла, остатки утвари и швейной машинки «Зингер». О том, что супруга (отца Узакбая) Желдербая Зейнеп была швеей и обшивала своих домочадцев и аулчан, поведали нам бабушки Акторе и Кабира Карабалины.
Как и писал в своей автобиографии Узакбай Кулымбетов, в конце 1918 года он, переехав в центр Иргизского уезда, начал активно заниматься укреплением советской власти.
В архиве сохранилось следующее письмо Алиби Жангильдина, написанное им в январе 1919 года по приезде в Иргиз. Тогда он доставил из Астрахани оружие на Актюбинский фронт: «Уважаемые Турмухаммед Кисыкович, Саудабек Сатбаевич, Махмурат (Махан) Алматович! Прошу 1 февраля нынешнего года собраться в Иргизе. Надо посоветоваться о состоянии нынешних дел».
Об одном из событий, случившихся в том году, Алим Алмат (Галымжан Абдисаламулы) вспоминает так: «Я рано остался без отца. По словам моей жены Канымши Саудабеккызы, в 1919 году, когда в нашем доме гостили Алиби Жангильдин и Узакбай Кулымбетов, возникла угроза их пленения. В аул ворвались белые. Отец мой, Алматов Абдисалам Торемуратулы, быстро сообразив, переодел их обоих в одежду чабанов, посадил на лошадей и отправил к овцам. Так он спас их. Позже для нас это обернулось добром. Темирбек Жургенов и Узакбай Кулымбетов заботились о нашей семье, после того как Алеке (Алиби Жангильдин) был схвачен как враг народа. Файзолу агая направили в Москву на курсы кинооператоров, оказали содействие моему призыву в армию. Таким образом мы нашли спасение в смутные времена».
Аксакал Макай Жунусов пишет об одном эпизоде, когда Узакбай Кулымбетов был председателем Акмолинского губисполкома: «До этого никто из нас не бывал в городе Петропавловске. О гостиницах в ту пору мы и не слыхали. Спрашиваем у каждого, кто встретится на улицах: где живет председатель губисполкома Узакбай Кулымбетов? Нашли по адресу, в двухэтажном доме на 2 этаже. Одна комната двухкомнатной квартиры была спальней, вторая свободной. Нас приняла супруга Узакбая. Встретила радушно, выслушала внимательно и, постелив кошму в свободной комнате, расположила нас там. Сказала: «Устраивайтесь здесь, а я поставлю самовар» и вышла.
Когда мы всей группой собрались за дастарханом, вошел бритый наголо, высокий мужчина и тепло поздоровался с нежданными гостями. За чаем задавал лишь общие вопросы. Затем сказал, что завтра мы устроимся в общежитие, что комнаты готовы и что будем бесплатно питаться в столовой. Пожелал всем нам успешной учебы и вышел. Позже мне довелось не раз встречаться с Кулымбетовым, когда он занимал должности Наркома торговли республики, заместителя председателя Совнаркома, председателя КазЦИК».
Рассказ аксакала Айтжана Бутина, подвергшегося репрессии.
— В 1925-1926 годах, когда столицу перевели в Кызыл-Орду, я был молодым юношей, командовавшим первым отделением эскадрона казахской кавалерии. При погонах, с саблей с серебряным эфесом, блестя шпорами хромовых сапог, я пошел с другом Байгали в гости к его старшему брату. Дома у него была группа гостей. Едва сели за чай, Узеке начал разговор.
– Айтжан, голубчик мой! Молодому человеку, конечно, к лицу ходить в блестящем обмундировании, однако нам, казахам, нужны специалисты. Есть путевка в Московский горнорудный институт. Что, если ты поедешь на учебу? – спросил он.
Я согласился. Проучившись в Москве 5 лет, при поддержке Узакбай ага был направлен главным инженером на Казаншукурский золотой рудник в Восточный Казахстан. В 1935 году в Казахстан приехал Михаил Калинин и посетил наше производство. Мы, с особым почетом встретив Всесоюзного старосту и Узакбая Кулымбетова, сфотографировались с ними на память. Эта фотография в 1937 году обернулась несчастьем для меня.
В Бутырке меня пинали и избивали, говоря: «Стоишь в обнимку с врагом народа!», и велели признать, что я его пособник. Однажды спустили в яму. Было нас там десять человек. Стали надевать нам мешки на головы. Я решил, что пришла моя смерть, и стал молиться. Грохнул выстрел. Я, взмахнув руками, закричал: «ЦК, Компартия! Товарищ Сталин!»… Видно, у исполнителя дрогнула рука, пуля, пущенная в затылок, пробила шею. Я все кричал. Просил, чтобы принесли бумагу и перо. Наказание смертью не исполняется дважды. Я написал прошение заменить мне смертную казнь на лишение свободы. Был приговорен к 25 годам. Отбыв 18 из них, вышел на свободу».
Известный фольклорист Мардан Байдильдаев так вспоминает о заботе, оказанной Узеке народным поэтам Жамбылу Жабаеву и Турмаганбету Изтлеуову: «В январе 1935 года, после того, как Узеке был избран председателем КазЦИК, он пригласил в Казахстан председателя ЦИК страны Михаила Калинина. В зале прежнего «Казахконцерта» акын Жамбыл посвятил оду Всесоюзному старосте. В 1936 году, когда Жамбыл должен был отправиться на Декаду искусств в Москву, Узакбай пригласил его в гости и подарил ему чапан».
Весной 1935 года вызванный в Алма-Ату поэт Турмаганбет Изтлеуов остановился в доме своего ученика Темирбека Жургенова. Вечером он был приглашен в гости к Узеке. За чаем Узакбай, Темирбек , Ильяс и Сулеймен стали расспрашивать поэта о положении дел на местах. Тогда поэт отвечал:
— Да что тут спрашивать, друзья?!
У народа из скота остались
лишь ослы,
Остались от домов руины
лишь одни.
Активисты, не сыскав скота
в хлевах казахов,
Взяли на учет кошмы да сайгу.
Подвергся голоду народ,
мужей теряют бабы,
Осталась разбросанная рухлядь
да в сердце слабость.
Остались остовы мечетей,
покинутых имамами,
Лишь псы остались вместо тех,
кто уважаем был.
Хозяева ушли от народа, осталась
только голь,
И возглавляет тот народ, кто
безрассудным слыл.
Вот и ответил я на ваши вопросы, братья мои младшие, теперь благословлю сноху мою Аиш, которая с таким уважением разливает нам чай:
— Я совет тебе даю, сноха Аиш,
Почетом равных всех себе
ты покоришь.
Красота твоя сродни уму и
сердцу,
Почитать таких, как ты, должны
мы лишь.
Коль явятся незванно гости вдруг,
Готова ты всегда принять
радушно их.
Будь опорой
спутнику жизни всегда, Аиш.
Слова мои не нравятся глупцам,
я знаю.
Счастье так преходяще,
как сомнение.
И у женщины оно, и у мужчины,
Может вдруг исчезнуть просто,
во мгновение.
Председателю Президиума ЦИК Казахской АССР
Узакбаю Кулымбетову
от народного поэта
Казахстана,
члена Общества писателей Казахстана
Турмагамбета ИзтлеуоваЯ уже 40 лет служу моему народу поэтическим словом. Поскольку труды столь долгих лет моих не выходят в печать, не получают должной оценки, я 3-4 года назад поведал об этом знающим меня друзьям: Наркому Узбекистана Жургенову, ученому Диваеву и коллеге, таджикскому писателю и мудрецу Айни. Отправил свою просьбу великому писателю в Москве Горькому. Они мне ответили, что будет праздноваться тысячелетний юбилей Фирдоуси, к этому времени просили завершить перевод «Шахнамэ».
К сроку я исполнил этот долг, завершил перевод «Шахнамэ». Этот мой труд семь членов составленной вами комиссии во главе с Жургеновым посмотрели и приняли. Они пришли к решению — издать в четырех томах. Приняли постановление об этом.
Теперь моя просьба к правительству: годы мои преклонные. Мне трудно дается сейчас работать. Если будет возможность, я бы отдохнул. Оценив мои скромные труды, назначьте мне пенсию от властей.
Научный сотрудник
Наркомпроса Т. Изтлеуов.
15 января,1937 года.
Протокол № 1.
На основании этого письма
21 декабря 1936 года было принято постановление ЦИК Казахской ССР «О назначении пожизненной пенсии в размере 250 рублей за выдающийся вклад, внесенный в казахскую литературу народными акынами
Ж. Жабаевым и Т. Изтлеуовым».
В трудную пору, когда имя У. Кулымбетова было под запретом, непокорный Бауыржан Момышулы в 1956 году сказал своей снохе Орынше: «Узеке был одним из избранных казахов. Он был расстрелян невинно. Ты — продолжение этого человека, будь в моем доме, как моя дочь».
Жумабек Ташенов, один из достойнейших сыновей нашего народа, сказал бабушке Аиш, посетившей его кабинет: «Вчера в этом кресле сидел Узакбай ага. Сегодня сижу я. Сколько буду сидеть, известно только Богу. Вы пережили изрядно трудностей, теперь они пусть отступят от вас. Вот бумаги на положенную вам трехкомнатную квартиру, и пенсия ваша должна быть на всесоюзном уровне. Пока я сижу здесь, все улажу».
Таков он был, Узакбай Кулумбетов, таким остался в памяти народной.
Бекарыстан МЫРЗАБАЕВ,
перевод
Муапиха Баранкулова
