Областная газета «Актюбинский вестник»

Все новости Актобе и Актюбинской области

Как сердце прикажет…

C 19 июня нынешнего года минуло почти полгода, а мне до сих не верится, что моей газете исполнилось сто лет.
Не верится, и все тут! Ведь когда в 80-х и начале 90-х годов я работал в редакции «АВ», столетний юбилей представлялся таким далеким и даже недостижимым, и вот на тебе — моей газете целый век![divider]Досье «АВ»
Рыбак Владимир Васильевич — собственный корреспондент, заведующий отделом капитального строительства, отделом писем, коммунистического воспитания, заместитель главного редактора газеты «Актюбинский вестник». Уроженец с. Кос-Истек Степного района. В журналистику пришел в 1969 году после службы в армии в ГСВГ. Работал в районных газетах области литработником, корреспондентом, главным редактором. В областную газету пришел в 1982 году после учебы в Алма-Атинской высшей партийной школе. Затем работал в городской газете «Магнитогорский металл» (Челябинская обл.) обозревателем и главным редактором.[divider]

Вместо предисловия
Начинаю разбираться в своих сомнениях, докапываться до истины. Может быть, дело в том, что мы, рожденные в XX, живущие в XXI веке и имеющие советское прошлое, привыкли отмечать, так сказать, тяжеловесные юбилеи? Тем более что новейшая история постсоветских государств до таких значимых круглых дат пока не дожила.
Многие помнят, как отмечали 100-летие вождя мирового пролетариата В.И. Ленина, знатных людей медалями награждали. Вон столетие комсомола отпраздновали: пусть полуподпольно, но с глубоким убеждением важности этой даты. На слуху юбилеи писателя Ивана Тургенева, поэта Токена Алимкулова, писателя Александра Солженицина, народного батыра Амангельды Иманова. Или вспомните, что в 2017 году прошел девяностолетний юбилей нашей землячки, композитора с мировым именем Газизы Жубановой! Что тут сказать — глыбы, столпы, оставившие заметный след в памяти народа!
Умные книги, завораживающие сердце мелодии, почитаемые кумиры музыки и мастера слова — это, конечно, замечательно. Но кто скажет, что моя газета имела и имеет меньше почитателей, а точнее, читателей?! Тем более если вести отсчет с того самого памятного июня.
Сто лет — это много. Даже очень. Тем более если речь идет о газете — этом очень хрупком и ранимом организме любого общества. Вспомните, сколько газет выходило еще тридцать лет назад. И где они сейчас со своими тиражами?
Сто лет — это надежность, характер, упорство, стабильность! Это, как говорят сейчас, круто! Это супер! И, естественно, добавляют — классно!
Я человек приземленный, не привык изъясняться словами с восклицательными знаками, а пользуюсь более серьезными глаголами. А потому ассоциации в связи с вековой датой возникают совсем иные. Сколько бумаги, краски ушло за то время, что читатель регулярно читал «Актюбинский вестник»? Интересно, какой высоты получится колоннада из подшивок газеты?
Трудно себе представить, какое количество журналистов прошло через нашу газету, обретая мастерство на так называемой периферии … Где-то в столичных московских изданиях творили и творят Олег Блинов, Георгий Лория, Светлана Ковзик. А еще раньше подался в Белокаменную и преуспел на Центральном телевидении Владимир Перфильев. Дорогу в журналистику он начал торить в районной газете «Ленинец» — той самой, где начиналась и моя трудовая биография. Целым «колхозом» уехали в Новотроицк Оренбургской области помогать россиянам подтягивать газету до нужного уровня Сергей и Галина Шадрины, Виталий Рогожин, Николай Зеленюк, Наталья Сидорова, а затем Сергей и Аня Плютенко. Не забылись имена наших старших товарищей по газетному ремеслу Льва Румянцева, ставшего корреспондентом Всесоюзного Агентства печати новостей (АПН), Виталия Набокова, собкора «Правды», главной в то время газеты страны, Льва Бирюкова, корреспондента казахстанского отделения ТАСС. Журналисты прошлых лет честно служили выбранному делу, мастерски рассказывали о людях труда, поднимали актуальные проблемы.

Хан и его станичники
Солнце только-только спряталось за черную скалу, как с берега Урала, того, где приютились домики казачьей станицы под названием Магнитная, что под Магнитогорском, вдруг зазвучала на два голоса песня:

Поехал казак на чужбину далеку,
На добром коне, на своем вороном,
Он край — свою Родину навеки спокинул,
Ему не вернуться в отеческий дом…

Песня так же неожиданно оборвалась, как и зазвучала. А меня словно саблей острой по сердцу полоснуло: эту песню мы пели с Николаем Ханом, когда собирались тесной кучкой в так называемые разгрузочные от работы дни. Собирались редко, но метко. И, поверьте на слово, не для того, чтобы втихую от жены и домашних попить чаю или еще чего-нибудь покрепче. А просто отдохнуть от редакционной кутерьмы, указаний и заданий, отвлечься от «срочно в номер», от строк, которых, особенно в день выпуска очередного номера, никогда не хватало газете. И попеть песни, до которых были охочи все, кто собирался в этой компании. А перед тем, как преобразиться в станичников, правда, без кудрявых чубов, Николай Васильевич, как заправский капельмейстер, проводил инструктаж.
— Рыбак, голос у тебя есть, но надо петь, а не кричать!
— Рогожин! Больше души вкладывай в мелодию. Это тебе не гимн, а грусть-печаль казачья. Вон про гетмана Сагайдачного у тебя с чувством получается петь.
— Токарев, ты не «скачи» по верхам, второй голос держи весь куплет!
— Поняли, орлы? Тогда поехали!
Взмах руки, небольшая пауза, и полилась из хановской двушки по Лачугина песня в полуночную темень далеко не казачьего города. Мы, как те мальчишки из знаменитой хоровой капеллы испанского замка Монтсеррат, беспрекословно подчинялись указаниям «главного станичника» Актюбы и близлежащих сел, всеми силами старались не посрамить нашего запевалу и предводителя. Получалось это у нас или нет, мы определяли по глазам Мастера: они зачастую светились радостью и молодецким задором.
И вот эту песню я услышал вновь через много лет. Она вспыхнула и погасла, как прекрасное мгновение, которое повторить, задержать, а тем более вернуть, к сожалению, никто не сможет. Только память добрая осталась об этом небольшого роста человеке с громаднейшими жизнелюбием и оптимизмом, желанием помочь, защитить слабых и обиженных, умением докопаться до истины, поговорить по душам, а то и так пригвоздить обидчика фактами, что тому после этого и сказать было нечего. В этом я убедился сам, когда Николай Васильевич ушел на пенсию и стал работать в общественной приемной «Вестника», а на его место заведовать отделом писем назначили меня.
— Не тушуйся, — наставлял он меня, когда мы вышли из кабинета редактора при новых должностях. — Если что, я всегда рядом, помогу!
В отделе нас было трое: Рая Безродная, Роза Рамазанова и ваш покорный слуга. Пенсионер Хан был как бы на подхвате в роли подносчика снарядов. Признаюсь, что на первых порах, особенно в дни приема посетителей, я чувствовал себя не очень уютно. В дни приема в редакцию люди ходили в прямом смысле слова толпами: кто пожаловаться на власти за нерасторопность и волокиту, кто помочь разобраться в семейных и бытовых неурядицах. Бывало и такое, что разговор с просителем шел, мягко говоря, не совсем дружеский. Хан мастерски разруливал ситуацию, и люди уходили из редакции с твердой надеждой на справедливое решение их вопросов. Так что рядовой подносчик снарядов оставался в редакции генералом. И продолжал писать свои зубодробительные статьи, в которых он не ударялся в «размышлизмы». Ему были чужды назидательство и любование собой. Были железные факты, меткие сравнения и образные, чисто «хановские», выражения.

Эти глаза напротив…
С Тамарой Калашниковой я познакомился где-то в 1976 году. Помню, она на минутку забежала к нам в редакцию газеты «Илекские зори» к Евгению Шевелю, тогдашнему главному редактору этой районки. Вот он и познакомил нас. Уже тогда меня удивили ее глаза: спокойные, с еле заметной грустинкой и с одной очень интересной особенностью: стоило ей взглянуть на меня пристальней, как я чувствовал себя так, будто меня просвечивал мощный рентген-аппарат. Правда, при таком близком «рассмотрении» я не испытывал ни малейшего беспокойства и тревоги. Казалось, она узнала о человеке самое сокровенное и готова разделить с ним и радость, и боль и помочь, если есть такая надобность.
На память пришли строки из песни «Эти глаза напротив»:

Эти глаза напротив — калейдоскоп огней.
Эти глаза напротив ярче и все теплей….
Вот и свела судьба, вот и свела судьба,
вот и свела судьба нас.
Только не подведи, только не подведи,
только не отведи глаз».

Так вот, глаза Тамары Федоровны были напротив меня почти пять лет, когда мы сидели в одном кабинете коммунистического воспитания. Правда, к тем, кто занимался идеологическим обеспечением тружеников области, она отношение имела постольку-поскольку. И не только потому, что не была членом КПСС, а в силу своего убеждения — моральные ценности превыше всего. Потому в своих очерках и статьях о культуре, медицине, воспитании нашей смены она искренне и со знанием дела рассказывала о проблемах и людях, которые трудились на этом поприще. Запали в душу ее статьи на моральные темы, в которых автор с первых строк располагала к себе читателей искренностью, выступала знатоком человеческих душ.
А к людям в белых халатах у Тамары Федоровны был особый подход. О них она писала так, как обычно пишут и рассказывают только о самых родных и близких людях — сердцем. Помню визиты к ней в кабинет главного врача областной больницы Аймагамбетова, академика Изимбергенова, знатного хирурга области Полькина. Для нас было не в диковинку, что главный врач городской больницы Мочалов в День медицинского работника появлялся в дверях редакции с букетом алых роз и галантно вручал его смущавшейся Калашниковой. Большие люди от культуры, медицины, тогдашнего народного образования не кичились своим особым положением в обществе и высокими должностями. Не смотрели свысока на тех, кого в прежние времена называли привод­ными ремнями партии. Они с Тамарой Федоровной разговаривали уважительно и на равных.
Была у нее еще одна должность, которая не значилась в штатном расписании и о которой было известно только редакционным работникам. Для молодых Тамара Федоровна была как мать родная, для тех, кто постарше – сестрой. Многие еще помнят, что в взбаламученные пере– и постперестроечные годы мы нуждались не только в деньгах. Раздрай царил и в душах людей, оказавшихся в жерновах «цветущего» капитализма. Кто-то срывался и находил спасение в горькой, у кого-то на грани развала находилась семья. Решать такие вопросы административными методами — пустая затея. Тут нужна своего рода отдушина, способная помочь человеку не упасть на дно. Такой отдушиной в «Вестнике» была Калашникова. К ней приходили не поплакаться в жилетку, а снять с души камень, просто выговориться, зацепиться за соломинку, чтобы дальше жить нормально. Она не читала нравоучений, умела выслушать, услышать и даже помолчать со значением.
Вот такой осталась в моей памяти Тамара Федоровна — Мастер слова, обладающая даром смотреть в глаза, а видеть сердце и душу человека. И отдавать себя всю, без остатка служению газете и читателям.

Команда молодости нашей…
Вообще-то, мне крупно повезло. И вот почему. В журналистских цехах, читай, газетах, под названием «Ленинец», «Жұмысшы туы» — «Рабочее знамя», «Илекские зори», «Путь к коммунизму», потом «Актюбинский вестник» рядом со мной оказывались толковые, умные, добрые, справедливые люди, настоящие профессионалы. Повезло даже вдвойне, если учесть, что мы – то поколение, которое работало, училось жизни и творчеству у старших товарищей, прошедших горнило войны и работавших до голодных обмороков в тылу на трудовом фронте. От них к нам перешло обостренное чувство ответственности, справедливости и требовательности, в первую очередь к себе.
Вот их имена: воины — корреспондент Роман Трофимов, заведующий отделом советского строительства Михаил Скачко, главный редактор Федор Колий, заведующий отделом сельского хозяйства Михаил Юрченко, шофер редакции Андрей Мягкий, заведующий отделом писем, трудармеец Николай Хан. Низкий поклон и вечная память им за то, что они верой и правдой служили Отечеству, а нас вывели в люди.
С еще большим уважением мы стали относиться к нашим ветеранам в годы, когда власти начали поворачиваться лицом к тем, кто приближал Великую Победу. И наши старшие коллеги не выбивали себе какие-то льготы и привилегии, как это делали некоторые, не били себя в грудь, требуя почестей и место в президиуме.
Заметный след в профессиональном росте молодых оказал заместитель главного редактора Иван Воронков. Не забыть его дотошность и требовательность при вычитке наших статей, дельные советы при разработке тем. А уж из его рассказов о вечерних зорьках на речках, щедрых уловах и красоте родного края можно составить целый сборник, не уступающий работам известного рыбака и охотника России Леонида Сабанеева.
Отдельно надо сказать об ответственном секретаре редакции Анатолии Хмырове. Эрудит, интеллигент, страстный книгочей, умный организатор газетного дела, заботливый муж и отец двоих сыновей — вот так коротко можно охарактеризовать начальника штаба нашей редакции. Правда, где-то в восьмидесятые годы с легкой руки нашего председателя месткома профсоюза Александра Шевченко у Хмырова появилось еще одно увлечение — он стал заядлым садоводом-огородником.
Ответсеков я видел много, но почерк Анатолия Иосифовича не спутаешь ни с чьим другим. Его не назовешь крутым правщиком статей, которого каждый пишущий в открытую побаивался, а втихомолку костерил почем зря. Он не черкал направо и налево не совсем удачные материалы сотрудников, не умничал, если у автора что-то не получалось. Анатолий Иосифович ненавязчиво давал советы, как «причесать» статью, убрать лишнее, на чем акцентировать внимание. После хмыровских мастер-классов у молодых авторов не опускались руки, а, наоборот, появлялось желание творить, тщательно работать над словом.
С большим уважением я относился к своему земляку по тогдашнему Степному району Андрею Кошевому, уроженцу колхоза «Красный партизан», который располагался в так называемой актюбинской Швейцарии. Не забылись его рассказы о годах службы в рядах Советской Армии в Прикарпатье, где после войны наши парни с автоматами шерстили в лесных схронах фашистских недобитков. Немногословный, с тонким чувством юмора, мужицкими руками и неторопливой походкой, он как-то сразу располагал к себе. А написанные им статьи для меня были как главы книги под названием «Мастерство журналистики». В них отсутствовали лирика и сопливая комплиментарность, рассусоливания, обязательное в то время «выполняя решения КПСС и последующих пленумов…». Были точный слог, образные сравнения и железная логика, основанная не на постановлениях и рекомендациях свыше, а на правде жизни и убеждениях Кошевого.
К чему я это. Журналистика — не общепит или разветвленная торговая сеть типа «Пятерочки», куда можно устроиться по блату или имея волосатую руку в верхах. По крайней мере, тому, кто выбирал эту стезю, нужна была божья искорка, работа, работа и еще раз работа над собой до седьмого пота. А также наличие рядом наставника, который расставляет тебе ориентиры, своего рода флажки, указывающие, с чего начинать и куда двигаться. Вот такими флажками и были для меня материалы Кошевого, который и не догадывался, что в областной газете был моим наставником.

Вместо эпилога
Вот такие воспоминания получились в связи со 100-летним юбилеем газеты, которая была для меня кормилицей, надежной опорой, справедливой наставницей. И целительницей. Да, да, не улыбайтесь! До конца жизни не забуду тот год, когда мне делали сложную полостную операцию, и для выздоровления потребовалась кровь доноров. Заместитель главного редактора Валерий Дробахин — пусть вечной будет ему память — после звонка из больницы организовал сдачу крови в редакциях нашей газеты и газеты «Коммунизм жолы». Достоверно знаю, что кровь для меня сдали талантливый художник редакции и всеобщий любимец Жулдуз Абдиров, корреспонденты Амир Оралбаев, Зейнулла Кулжанов. Так что в моих жилах течет кровь и казахов, и русских, и украинцев, и татар, и немцев, и корейца. Признаюсь, когда в больнице рассказали, кто пришел поделиться со мной кровью, с трудом сдержал слезы благодарности. Такое не забывается.
Так получилось, что многим моим сверстникам пришлось покинуть родные места, где остались могилы близких людей, все, что связано с самой светлой порой жизни — детством и юностью. Со всем тем, что происходит у человека впервые — школьная дружба, любовь, поцелуй девушки, свадьба, рождение детей… Но поверьте: мы поменяли лишь паспорта и прописку, но душой и сердцем оставались и остаемся на родной актюбинской земле. Мы ее помним, чтим и желаем процветания! Не забыла бы она про нас.
Перефразируя куплет гимна Магнитогорска — города, в котором живу, воспоминания о моей газете закончу такими словами:

В сердце я навек сохраню
Искреннюю преданность вам—
Братья по судьбе, братья по перу,
Братья по добрым делам.

Владимир РЫБАК, бывший заместитель главного редактора газеты «Актюбинский вестник», Магнитогорск — Актобе

 

Колонка "Взгляд"