За пределы лингвистики выходят научные исследования Кудайбергена Жубанова.
Его труды отличаются неординарностью и актуальны до сих пор.
Репрессированный в самом расцвете сил ученый выразил тогда мысль, ставшую пророческой, — единственное спасение казахского народа в обретении независимости.
О некоторых подробностях его жизни и научных исследований рассказывает внучка ученого, Ардак Жубанова. Сегодня она возглавляет лабораторию жубановедения в АРГУ имени Кудайбергена Жубанова.
Наследие ученого
Сама я специалист по английскому языку. Жила, работала в Алматы. Но в 2007 году, после смерти отца, Есета Жубанова, переехала в Актобе, чтобы продолжить его дело.
Лаборатория была создана в 1990 году, когда вузу присвоили имя Кудайбергена Жубанова. По инициативе тогдашнего ректора пединститута Мухтара Арынова здесь открывался и факультет казахской филологии. Он же пригласил в Актобе Есета Жубанова, работавшего тогда в институте языкознания Академии наук. Целью открытия лаборатории было исследовать и популяризировать научные труды Кудайбергена Жубанова.
Изучение трудов репрессированного ученого — серьезное дело. Под научным руководством отца был защищен ряд кандидатских и одна докторская диссертация. Есет Жубанов консультировал и психологов. Известный журналист, ныне покойный Амир Оралбай, вместе с ректором Кенжегали Кенжебаевым написал монографию по публицистическому наследию и психолингвистике Жубанова.
Кудайберген Жубанов считается одним из основоположников казахской филологии и лингвистики. Но его исследования выходят за их пределы. Он охватил историю языка и культуры народа. К примеру, работа «Төңкеріс және қазақтың ұлт тілі» была посвящена анализу жизни казахов до и после революции, где напрямую затрагивается историческое прошлое народа.
Общеизвестно, что Жубанов был полиглотом: знал много языков, причем разных по структуре. Владел тюркскими, европейскими языками. Начал изучать японский, мечтал освоить китайский.
Нужна ли заглавная буква?
Труды Жубанова отличаются нешаблонностью и оригинальностью. Он старался отходить от стереотипов и принимал смелые научные решения. К примеру, сейчас в нашем обществе идет подготовка к внедрению латиницы.
В свое время Жубанов возглавлял комиссию по разработке терминологии и переходу казахского языка на латиницу при наркоме просвещения Казахской ССР и сотрудничал с его руководителем Темирбеком Жургеновым. По воспоминаниям академика Малого, на съезде тюркологов в Москве всесоюзная комиссия вариант, предложенный Жубановым, признала наилучшим. В нем Кудайберген Жубанов постарался максимально учесть все нюансы адекватной передачи звуков казахского языка, избегать при этом излишнего нагромождения алфавита символами.
В работе «Бас әріп керек пе?», а это было полемическое выступление на съезде в Кызылорде, Жубанов предложил смелый, неординарный даже для нашего времени ход — отказаться от заглавных букв хотя бы на время. До этого разработчики латинизированного казахского алфавита представили свой вариант: на каждую букву по четыре символа — два маленьких и два больших. Очень сложно было запоминать четыре графических знака. В противовес Жубанов привел в пример некоторые древние письмена, которые обходились без заглавных букв.
Изучая физиологические свойства человека, он пришел к выводу, что заглавная буква никак не влияет на технику чтения. «Не доказано, что глаз отдыхает на том месте, где стоит точка и следующее предложение начинается с заглавной буквы», — утверждал он. Мы знаем, что заглавная буква не используется при телеграфировании. И сейчас при передаче SMS или в соцсетях часто отсутствует за-главная буква, и это никому не мешает. Но главное, ученого беспокоило изобилие символов и чрезмерная нагрузка на алфавит. По его мнению, это негативно сказывалось на обучении в младших классах.
В поисках золотой середины
Кудайберген Жубанов возглавлял кафедру казахского языка КазПИ имени Абая, где занимался проблемами терминологии. Тогда же он поднимал вопрос о том, что неправильно переводить интернациональные слова-термины на казахский язык. Из-за этого возникает путаница, считал он. Например, трудно угадать, что под термином «пішіндеме» кроется слово геометрия.
В те годы вопросы строительства казахского языка были намного сложнее, чем сейчас. Ведь предстояла разработка литературных норм казахского языка. Орфография была сырая, не было еще единых унифицированных правил. Например, одно только слово «коммунист» имело 16 вариантов написания. Наверное, где-то старались чрезмерно упростить задачи, из-за чего снова возникали проблемы. К переходу на латиницу невозможно было подходить однозначно. Многие вопросы требовали быстрого решения, но необдуманность была недопустима. Жубанов говорил: «Нельзя нагромождать и нельзя чрезмерно упрощать».
По этому поводу часто возникали разногласия с представителями интеллигенции, и спорные моменты обсуждались открыто и объективно, без обиняков. Халел Досмухамедов не был сторонником внедрения латиницы и приводил в пример Японию, достигшую высокого культурного уровня без латиницы. Жубанов согласился с такой точкой зрения, но привел веский довод. Литературный язык Японии не один, их несколько, и один сложнее другого. У каждого из них своя письменность, а главное, всем этим могла пользоваться только аристократия. Простолюдин не имел доступа к письменности. В отличие от Японии в 1930 годы в нашей стране стояла задача ликвидации безграмотности всего населения.
В поисках золотой середины ученый спорил и с Ахметом Байтурсыновым, своим большим другом. Дочь Байтурсынова вспоминала: когда отец попал в опалу и остался без работы, Жубанов пригласил его к себе в КазПИ. Но получилось так, что студенты и преподаватели, увидев приближающего Байтурсынова, стали разбегаться. Это было понятно: тогда могли запросто донести только за то, что общался с врагом народа. Жубанов смело пошел навстречу Байтурсынову, поздоровался, взял под локоть и провел в здание института. Позже, когда Байтурсынов остался и без этой работы, чтобы как-то поддержать его, Жубанов передавал ему тексты для перевода на казахский язык. Делал это тайком. Когда Байтурсынов заболел и не смог заниматься переводом, Жубанов продолжал передавать деньги.
Алашординец с юности
При аресте Жубанова обвинили в национализме и шпионаже в пользу Японии. Ему также приписали участие в юности в заседаниях Алашорды. Чтобы понять интерес к Алашорде, нужно обратиться к детству Кудайбергена. Его дед по материнской линии, волостной управитель Жамаш Тагыбергенулы, часто посещал заседание Алашорды в Актюбинске или Оренбурге, куда возил с собой тогда еще маленького Кудайбергена. То есть идеи Алашорды он познал с детства. В 14-16 лет, по окончании медресе Хусаина, Жубанов активно участвовал в работе молодежной секции Алашорды и издавал журналы «Ай» и «Тез», где публиковал свои стихи, политические памфлеты и заметки.
Во время учебы в Москве и Ленинграде ему было не до этого. Окончив аспирантуру и получив ученую степень, приехал в Алматы. Он был полон желания сделать все для развития казахского языка. Жубанов искренне верил, что революция действительно принесет народу свободу, в том числе и духовную, и создаст все условия для развития казахского языка. Но с началом репрессий и массового голода наступило разочарование.
Дед был расстрелян 25 февраля 1938 года вместе с Сакеном Сейфуллиным, Ильясом Жансугуровым, Беимбетом Майлиным. С последними двоими они были большими друзьями и общались семьями. В трагическое время супруги Жансугурова и Жубанова держались вместе. Бабушка Раушан рассказывала, что Фатима Жансугурова предостерегла, что НКВД неожиданно арестовывает и жен, навещающих своих мужей, поэтому нельзя туда часто ходить.
История женитьбы дедушки и бабушки интересна. Она была засватана за богатого человека, но Кудайберген украл ее. За ними гонялись, пытались наказать, но это не помешало молодым создать семью. Это был 1919-й, шла гражданская война.
Мой дедушка был смелым, честным всегда. В тюрьме он написал известный политический памфлет, где описал бедственное положение народа, и заявил, что казахи вымирают от голода и чрезмерных перегибов в ходе продзаготовки.
Тогда же Жубанов сказал, что социализм несет казахам крах и для сохранения своей культуры им необходимо независимое государство.
После его ареста семья осталась без средств к существованию. Чтобы выжить, жена с детьми вынуждена была приехать в родной аул Жанатурмыс нынешнего Мугалжарского района. Враждебности со стороны аульчан они не испытывали, хотя люди нет-нет, да и упрекали, что они из семьи врага народа.
Много узнаешь дома от своих родных. Оказывается, существовало негласное правило: детей репрессированных, если они старше 13-14 лет, можно отправить по этапу, младше 8-9 лет — в детдом. Такая участь постигла и детей Кудайбергена — сын Акраб повзрослел по документам, а Муслиме снизили возраст.
Слышала, что Темирбек Жургенов с болью в сердце делился с Жубановым о том, что детей репрессированных определяют в детдом и почему-то по дороге они погибают от голода, не успев доехать. Их отношения были не просто деловыми. Связывала их, на мой взгляд, и личная дружба — они были почти ровесниками и земляками. Рассказывая о такой трагедии Жубанову, Жургенов, наверное, поделился с человеком, которому доверял. Эти факты отражены в памфлете Жубанова без ссылки на источник.
Послесловие
В годы политических репрессий погиб цвет культуры казахского народа — интеллигенция. Когда были арестованы ученые, их труды пропали. А ведь они должны были стать наследием всего общества. Исчезли бесследно очень много рукописей Кудайбергена Жубанова. Конечно, кто-то из нечистоплотных присвоил их себе. Теперь я могу только предполагать, что именно хотел сказать Кудайберген Жубанов.
Не успел завершить он и свою глубокую философскую концептуальную работу «Абай — қазақ әдебиетінің классигі». В планах у ученого было написать еще одну часть. Он сделал очень много. А мог бы еще больше: Кудайберген Жубанов погиб в 38 лет.
Сейчас начинаю понимать, насколько хрупка человеческая жизнь. Из жизни могут уйти очень талантливые, одаренные люди, причем в раннем возрасте. Вместе с ними уходит частица чего-то большого. Мы лишились тех знаний и идей, которые могли бы нам дать Кудайберген Жубанов и его соратники.
Записал Абат КАРАТАЕВ
